Особенности эмоционального выгорания сотрудников воспитательных учреждений

Экзистенциальный и «кажущийся» смысл в психологии личности и психотерапии

Мы рассмотрели смысл жизни как обобщенную динамическую смысловую систему, отвечающую за направленность жизни человека, и поставили вопрос о критериях истинного смысла, который напрямую не выводится из теоретической концепции Д. А. Леонтьева. Возможно, использование слова «истинный» не совсем удачно в данном контексте. В нашем исследовании «истинный» жизненный смысл мы противопоставляем идеалистическим и приводящим к выгоранию установкам. Мы не претендуем на его определение в широком контексте. Истинный жизненный смысл для человека — это прежде всего тот смысл, который не «загоняет» его в синдром выгорания, не приводит к «эрозии души», по Маслак.

В 1920е гг. европейская философия и психология личности этим вопросом активно занимались, очевидно, не без влияния экзистенциальной философии. Введение в ту пору в обиход науки понятия «экзистенция» — хорошая жизнь — предполагало и критерии этой настоящей, полноценной жизни, и вслед за этим — критерии отклонений от нее. Тем более плодотворно было последнее направление, чем больше в нем принимали участие психиатры и психотерапевты, т. е. ученые, занимающиеся патологическими феноменами личности, устойчивыми заблуждениями людей в отношении «правильного» и «хорошего» для своей собственной жизни. Вопросы истинных и ложных установок в отношении жизни были просто необходимы теориям личности того времени (З. Фрейд, А. Адлер и их ученики).

А. Адлер, например, стремился создать теорию, которую можно было бы использовать в психотерапии. В учение А. Адлера входит концепция «фикционного финализма», представляющая интерес в контексте нашей проблематики. К данной концепции Адлер пришел, испытав на себе влияние выдающегося европейского философа Ханса Вайнингера. В своей книге «Философия возможного» Вайнингер развил идею, что на людей сильнее влияют их ожидания в отношении будущего, чем реальные и прошлые переживания. Он утверждал, что многие люди на протяжении всей жизни действуют так, как если бы идеи, которыми они руководствуются, были объективно верными. В понимании Вайнингера, людей побуждает к определенному поведению не только то, что истинно, но и то, что является таковым по их мнению. Книга Вайнингера произвела на Адлера такое сильное впечатление, что он включил некоторые его концепции в свою теорию.

А. Адлер делает вывод, что основные цели, определяющие направление нашей жизни, представляют собой фиктивные цели, так как их невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть путем соотнесения с реальностью. Некоторые люди, например, могут выстраивать свою жизнь, исходя из представления, что напряженная работа и чуть-чуть удачи помогают достичь почти всего. С точки зрения Адлера, это утверждение — просто фикция, потому что многие, кто напряженно работает, не получают ничего из того, что заслуживают. Когда фиктивная цель индивидуума известна, все последующие действия наполняются смыслом, и его «история жизни» приобретает дополнительное объяснение. Адлер настаивал на том, что если подобные цели не выполняют функции ориентира в повседневной жизни, их следует или изменить, или отбросить. Фиктивные цели по Адлеру могут быть как полезными, так и опасными для личности и для окружения. Теория Адлера имеет непосредственное отношение к психотерапевтической практике. В ходе психотерапии, согласно Адлеру, задачей психотерапевта является выяснение фиктивной цели человека, которая определяет направленность его жизни. И если эта цель невротическая и не приводит ни к чему хорошему, от нее необходимо отказаться.

Таким образом, при анализе теории Адлера мы видим очень интересную и важную для нашего исследования и теоретических построений идею, которая заключается в том, что не каждый смысл является правильным.

Данная идея была подхвачена и развита в работах Карен Хорни, ученицы Адлера. Центральной для теории Карен Хорни является тема невротического конфликта, в основе которого лежит базальная тревожность, корнями уходящая в детство. Согласно Хорни — для невротика характерна подмена своего настоящего реального Я идеализированным образом Я. Невротик как бы держит перед своим взором свой образ совершенства и бессознательно говорит себе: «Забудь о том, каким презренным созданием ты в действительности являешься, вот каким ты должен быть, и важно только то, что помогает тебе быть этим идеализированным Я». Невротик считает, что он «должен все вытерпеть, все понять, любить всех, всегда быть продуктивным». «Он должен быть олицетворением честности, великодушия, внимательности, справедливости, достоинства, храбрости, бескорыстия. Он должен быть совершенным любовником, мужем, учителем. Он должен знать, понимать и предвидеть все. Он должен быть всегда в состоянии моментально решить любую проблему, собственную или чужую». «Любая малейшая неудача может повергнуть его в депрессию, так как она доказывает его ничтожность в целом, даже если причины неудачи ему не подвластны». Таким образом, мы видим перед собой то, что Адлер назвал «фиктивными установками».

Как уже было сказано выше, в случае невротика очень ярко виден разрыв между реальным Я и идеальным. По Хорни, реальное Я — это «изначальная сила, действующая в направлении индивидуального роста и самореализации». А так как у невротика наблюдается отчуждение от реального Я, доступ к этой силе закрыт. И работа с невротиком должна быть направлена как раз на то, чтобы открыть для него доступ к этой силе реального Я через разрушение его иллюзий. Неразрешенные внутренние конфликты приводят невротика к чувству безнадежности. «Безнадежность представляет собой конечный результат нерешенных конфликтов, и ее самым глубоким корнем является отчаяние когда-либо достичь внутренней цельности». Безнадежные попытки «дотянуться» до соответствия своему идеализированному образу приводят к духовной смерти человека, отчуждению от себя.

В своей работе «Невроз и развитие личности» К. Хорни пишет, что невротику необходимо личное возвеличивание, он не может не заключить, что что-то неправильно в окружающем его мире, и он заключает, что мир должен быть другим. Вместо того чтобы попытаться преодолеть свои иллюзии, человек предъявляет претензии к внешнему миру.

Таким образом, можно заметить, что описания невротика совпадают во многом с описаниями человека, который находится в группе риска выгорания. Те же завышенные требования к самому себе, та же чувствительность к малейшим неудачам, та же зависимость от одобрения окружающих людей. Картина синдрома выгорания с присущими ему эмоциональным истощением, деперсонализацией и редукцией личных достижений может быть интуитивно названа безнадежностью. К чувству безнадежности невротик приходит вследствие неразрешенных внутренних конфликтов. То есть мы видим, что нереалистичность жизненных установок и отчуждение от себя реального неминуемо приводит к безнадежности и «духовной смерти».

В теории Юнга нахождение и реализация смысла жизни выступает как специфическая потребность и задача. Юнг также предостерегал от опасности отчуждения личности (self), утраты ее реальности, которая происходит, если человек ориентируется на навязанные извне социальные роли либо на выдуманный, внушенный себе смысл.

В экзистенциальном анализе Альфрида Лэнгле, как и в теории Виктора Франкла, существует различение экзистенциального и «кажущегося» смыслов. Для экзистенциального смысла характерно то, что ведет к внутреннему исполнению. «Кажущийся смысл» уводит человека в пустоту. Экзистенциальный смысл реализуется через переживание ценного. Ценности, по Франклу, — это ценности творчества, переживания и отношения. Жизнь, в которой реализуется экзистенциальный смысл, характеризуется экзистенциальной исполненностью. Экзистенция — это основное понятие экзистенциального анализа, которое обозначает «настоящую жизнь, полную глубоких чувств, реализованных начинаний, собственных решений, пусть даже ошибочных, в общем, трудную, конечно, но хорошую жизнь». Экзистенциальная исполненность понимается как возможность «(духовно и эмоционально) свободно и полно проживать свою жизнь, выйти на аутентичные установки и актуализировать личную ответственность по отношению к собственной жизни и миру».

Под синдромом выгорания А. Лэнгле понимает затяжное состояние истощения, возникающее в деятельности. Истощение в данном случае — первый симптом, оно вначале касается только самочувствия, затем начинает влиять на переживания, а потом и на решения, позиции, установки и действия человека, т. е. отражается во всех трех измерениях человеческого бытия согласно димензиональной антропополической модели Франкла.

Выгорание возникает, согласно Лэнгле, из-за недостатка истинного экзистенциального смысла выполняемой человеком деятельности. Для экзистенциального смысла характерно, что он ведет к переживанию чувства экзистенциальной исполненности. Это чувство может возникнуть и на фоне усталости (оно переживается, возможно, как «усталый, но довольный»). В противоположность осмысленной и исполненной жизни, жизнь, которая следует только кажущемуся смыслу (например, сосредоточенность на собственной карьере или ожидание социального признания и т. п.), в аспекте переживания уводит человека в пустоту. Такая жизнь лишает сил и способствует возникновению стресса. Вместо радости по поводу того, что было создано, в лучшем случае человек ощущает гордость по поводу самого факта его достижения, но гордость не может согреть. Даже отдых и расслабление не заменяют пустоты, в которую человек каждый день вновь и вновь себя загоняет.

Реализуя истинный смысл, человек чувствует исполненность, даже если устает. В случае «кажущегося» смысла человек чувствует опустошение даже в состоянии расслабленности и отдыха. Поэтому синдром выгорания можно назвать расстройством актуального состояния, которое возникает из-за дефицита исполненности. Исполненность — это результат воплощения в жизнь ценностей, которые человек ощущает как его собственные (ценности Person, или «персональные ценности» как противоположность общим и прагматическим ценностям). Отдавая всего себя таким ценностям, человек тратит время и силы своей жизни, но не истощается, поскольку получает взамен нечто очень важное, что переживается им как равное тому, что вложено, или даже превосходящее это — он получает чувство исполненности .

В случае синдрома выгорания человек не переживает персональных ценностей в своей деятельности, так как он, согласно Лэнгле, мотивирован не самим делом, которому служит, а побочными целями, такими, например, как карьерные устремления, зарплата или социальное принятие. При этом объекты осуществляемой им деятельности по-настоящему его не затрагивают. А. Лэнгле говорит, что даже готовность помочь людям, в том числе мотивированная религиозными или гуманитарными идеями, также может, по сути, закончиться кажущимся обращением. Если человек оказывает помощь не ради тех, кому он помогает, или если он не видит ценности задачи, которую решает, тогда люди и задачи для него, в принципе, могут быть заменяемыми.

Выгорание связано с неправильной установкой человека, непониманием условий удающейся экзистенции. И, таким образом, неэкзистенциальный жизненный проект приводит к дефициту во всех трех измерениях: духовном, психическом и телесном. Выгорание начинается с отчуждения в работе. Преобладает ориентация на цель, а не на ценность. Готовность так много вкладывать в достижение цели выражает жизненную установку — от чего, как человек думает, что-то зависит в его жизни. При этом он, конечно, хочет, чтобы его жизнь стала ценной, достойной того, чтобы её проживать. Однако его жизненная установка не ориентируется на реальные данности мира и на действительные потребности исполняющей себя экзистенции, она как бы проходит мимо жизни. Она не ведет к переживанию содержаний, а лишь к достижению поставленных целей, которые, однако, из-за отсутствия внутренних отношений лишены жизни. Таким образом, собственная жизнь утрачивает жизненную ценность.

Говоря о методах терапии синдрома выгорания, Лэнгле считает, что они должны начинаться с ситуативной разгрузки, и следует подумать о том, как помочь человеку, работающему в конкретных условиях конкретной организации или учреждения. К этому, в первую очередь, относятся меры, ориентированные на изменение поведения, целью которого будет делегирование и разделение ответственности, постановка реалистичных целей, исключение попадания в ситуацию цейтнота. Но экзистенциальный терапевт также будет работать с фундаментальными экзистенциальными мотивациями. Для того чтобы предотвратить выгорание, человеку необходимо задавать себе следующие вопросы: «Для чего я это делаю? Нравится ли мне то, что я делаю? Нравится ли мне только результат или также и процесс? Хочу ли я посвятить этому жизнь — то ли это, ради чего я живу.

В данной статье мы сделали попытку рассмотреть синдром выгорания, который в отечественной психологии изучается преимущественно психологией труда в контексте проблематики психологии личности. Рассматривая синдром выгорания как проблему психологии личности, мы получаем более глубокое понимание его причин и механизмов. Также мы строим общую систему координат, через которую смотрим на данный синдром во всей его сложности, динамике, связи психических, духовных и физиологических симптомов в рамках одного синдрома. Разделяя идеи Д. А. Леонтьева о динамической смысловой системе, мы убеждены в необходимости использования именно смысловой системы личности в качестве адекватной системы координат.

Используя димензионный метод Франкла, мы рассмотрели синдром выгорания как нарушение ценностно-смысловой сферы с точки зрения различных теорией и научных парадигм: теоретических представлений о смысловой сфере личности Д. А. Леонтьева, являющихся развитием деятельностного подхода, методологии логотерапии Франкла и экзистенциального анализа А. Лэнгле, а также теоретических представлений о духовном организме А. А. Ухтомского. Мы, таким образом, увидели ту объемную фигуру, тот цилиндр, который приводит в пример Виктор Франкл: данные парадигмы не противоречат друг другу, а скорее обогащают в контексте понимания синдрома выгорания. В результате анализа мы приходим к выводу, что именно разрушение смыслов более высокого порядка (восходящих к «переживанию-проживанию» ценностей в соответствии с концепцией Франкла) ведет к разрушению практических смыслов инструментального уровня, т. е. разрушает профессиональную деятельность человека — то, что в отечественных исследованиях описывается как «выгорание-антисистема». Этот вывод обогащает многочисленные выводы зарубежных исследователей феномена выгорания, которые не делают такого заключения, сводя причины выгорания лишь к индивидуально-психологическим особенностям личности, социально-психологическим особенностям деятельности в рамках профессии и организационно-психологическим ошибкам в управлении той или иной организационной структурой. Именно через анализ смысловой сферы личности мы смогли выйти на тему истинных (экзистенциальных) и ложных смыслов, найдя параллели в исследованиях данной тематики в теории А. Адлера (на основании «фикционного финализма» Х. Вайнингера), К. Хорни и К. Г. Юнга. Обратившись к критериям истинных (экзистенциальных) смыслов, мы вновь возвратились к разработкам по данной тематике, которые сделаны в рамках экзистенциального анализа (Франкл, Лэнгле) и выделили, вслед за авторами, условия экзистенциально адекватных установок, приведя для этого концепцию экзистенциальных мотиваций А. Лэнгле. Данные предпосылки позволяют нам обозначить синдром эмоционального выгорания как проблему психологии личности и рассматривать его как нарушение ценностно-смысловой сферы личности.

Рассмотрев разные точки зрения в отношении синдрома эмоционального выгорания, отметив его схожесть с проявлениями стресса, депрессии, но в то же время и его специфичность, можно задать себе вопрос, не является ли синдром, как говорят американцы, «старым вином в новой бутылке»? А может, выгорание — это просто красивая метафора? Именно эта метафора не только широко используется исследователями, но и прочно вошла в лексикон людей, в популярную психологию, является темой дискуссий в блогах профессионалов. Возможно, метафорический язык является самым подходящим для описания психических явлений. Этот характерный для нашего времени недуг, когда изначальное «горение» на работе переходит в тихое тление, кажется, невозможно описать точнее. В данном случае хочется согласиться с В. П. Зинченко, что «путь к живому понятию, понимаемому как своего рода интеллектуальная материя, лежит через живую метафору».