Проблемы формирования социально ориентированной экономики в России

 Гуманность шведской  социальной политики проявляется  и в том, что работодатели 43% фонда заработной платы отчисляют  в фонды пенсионного страхования,  а пособия по болезни или  уходу за ребенком выплачиваются  в размере 90% заработка.

 Новшеством, существенно  продвигавшим Швецию по пути  социализации, было предложение  шведских профсоюзов (еще в 1970-х  гг.) создать контролируемые профсоюзами  и финансируемые за счет налогов  инвестиционные фонды трудящихся, которые приняли бы на себя  руководство шведскими корпорациями.

После многочисленных дебатов  и колебаний предложение было реализовано в смягченном варианте одновременно с мерами реорганизации  государственной пенсионной системы  в 1993 г., однако уже в следующем году оно было дезавуировано буржуазно ориентированным правительством.

В системе государственного регулирования экономики страны нашли отражение идеи рациональной централизованной экономики и социального  планирования, развитые Г. Мюрдалем. Кооперативный характер отношений между предпринимателями, политической элитой и трудящимися выразился в том, что был найден компромисс глобального характера. Они взаимно признали следующие уступки друг другу: рабочее движение отказалось от проведения широкомасштабной национализации, а шведские работодатели признали за социал-демократами право на проведение социально ориентированных реформ и трансформацию Швеции в государство всеобщего благоденствия. Сложилась своеобразная политическая культура мирного разрешения конфликтов на основе консенсуса, исключающего подчинение одной стороны другой.

В последние 50 лет у власти находились почти все время социал-демократические  правительства. Стабильность социальной направленности шведской экономической  системы показывает динамика изменения  цен. Например, за период 1980-1990-х гг. цены на акции выросли в 10 раз, на жилые помещения – в 5, на офисные помещения – в 4, в то время как на потребительские товары – только в 2 раза.

Когда шведская модель социально  ориентированной экономики достигла зрелости, стали проявляться некоторые  негативные черты: появилась безработица, замедлились темпы экономического роста, снизилась эффективность, ослабились стимулы к интенсивному, высококачественному  труду. И опять-таки и политический истеблишмент, и широкие слои трудящихся проявили солидарность в том, что  взаимно согласились на корректировку  модели организации и функционирования шведского общества. Эта перенастройка  началась в 1990-е гг., как раз накануне присоединения к Европейскому Союзу. Шведское законодательство было отрегулировано в соответствии с неолиберальными принципами, получившими применение в Евросоюзе: были несколько сокращены расходы на социальные нужды, что привело к незначительному снижению уровня жизни отдельных слоев населения (однако не боле, чем на 10%), были уменьшены корпоративные налоги – сначала с 50 до 30%, а затем до 25%, что имело целью стимулировать инвестиции и поддерживать полную занятость. В начале 1990-х гг. проводилась жесткая антиинфляционная политика, продолжались реформы по линии ужесточения требований к получателям социальных выплат, улучшения условий деятельности для малых и средних предприятий, уменьшения налогов на имущество. За 1991-1996 гг. в Швеции было осуществлено около 300 изменений правил в системе социального обеспечения и 50 изменений в правила регулирования рынка труда. В результате своевременно предпринятой корректировки экономической политики удалось переломить начавшийся в стране кризис, выразившийся в сокращении ВВП Швеции в период с 1991 по 1993 гг. Уже с 1994 г. начался промышленный и экономический рост: с 1994 по 1996 гг. ежегодный прирост составил 2,8%. Динамика производительности труда, превышающая средние для стран-участниц ОЭСР показатели, подтвердила, что направление реформы по-шведски было выбрано правильно.

Экономическая реформа Швеции в начале 1990-х гг. позволила также  провести структурную трансформацию  экономики: из-за дерегулирования повысилась конкурентность на внутреннем рынке, снизилась доля традиционных отраслей и повысилась доля наукоемких производств, особенно экспортоориентированных – фармацевтики и электроники. Выросла степень концентрации совокупного промышленного потенциала: 25 крупных компаний контролируют 80% совокупного промышленного производства в стране. В период 1991-1994 гг. несоциалистическое правительство приватизировало ряд государственных компаний. Ускорился рост инновационных процессов. Шведская социально-политическая система, на первый взгляд, выглядит довольно идеальной не только в сравнении с белорусской, но и в международном сопоставлении, представляя собой этакий остров мирного разрешения всех политических и социальных конфликтов, позволяя сочетать высокую экономическую эффективность с социальным равенством, экологической защитой и промышленными инновациями. Но реальность иная: растет дефицит государственного бюджета и безработица, внушает тревогу размер внешнего долга, имеются структурные проблемы. Шведская модель в условиях интернационализации и глобализации подвергается испытаниям на прочность, и не исключена дальнейшая трансформация всех ее политических и экономических институтов. Шведские эксперты считают, что страна нуждается в серьезных институциональных реформах.

 2.4. Немецкая или континентальная модель экономической реформы

Приход к власти в середине 1960-х годов большой коалиции (ХДС/ХСС и СДПГ), а затем и социал-либерального кабинета (СДПГ и Свободные демократы) фактически обусловил появление новой модели экономической политики. Новизна заключалась в расширении государственного вмешательства в хозяйственные процессы с использованием неокейнсианских инструментов. Кредитно-денежная политика дополнялась активным использованием инструментов государственной бюджетной и налоговой политики.

Одновременно в  процесс выработки решений вовлекались  союзы работодателей и профсоюзы: в рамках «согласованного действия» представители работодателей, профсоюзов и государства должны были согласовать динамику заработной платы и доходов с общеэкономическими целевыми установками.

«Согласованное действие» вносило в систему социального рыночного хозяйства кейнсианскую политику доходов, предполагавшую принятие хозяйственно-политических решений по вопросам распределения национального дохода (упрощенно говоря, заинтересованным сторонам приходилось договариваться, какая доля национального дохода образует прибыль и другие доходы на капитал, а какая – заработную плату). Впрочем, на деле она свелась к политике заработной платы.

Для «ориентации» народного хозяйства вводилось среднесрочное (скользящее пятилетнее) финансовое (то есть бюджетное) планирование. Оно опиралось на общеэкономические проектировки, представлявшие собой прогнозы основных экономических показателей.

Новая политика получила наименование «фискальной политики стабилизации». По сути, это конъюнктурная, антициклическая политика, у которой две взаимосвязанные цели: не допускать резких конъюнктурных колебаний экономики и содействовать устойчивому экономическому росту. Был взят курс на «соразмерный» рост и достижение «общеэкономического равновесия» в экономике.          

 «Закон о стабильности» обязывал федеральные и земельные власти приспосабливать свою бюджетную политику к целям общеэкономического равновесия, выраженным в так называемом магическом четырехугольнике:

• стабильность цен (или, что то же самое, стабильность ценности денег);
• высокий уровень занятости;
• внешнеэкономическое равновесие (иногда определяемое как равновесие платежного баланса);
• постоянный и сбалансированный («соразмерный») экономический рост.

Эти цели считались равно значимыми  и должны были достигаться одновременно, не в ущерб друг другу.

В основе политики стабилизации финансовыми  средствами лежала кейнсианская концепция  регулирования совокупного спроса, которую надо было интегрировать  в систему социального рыночного  хозяйства. Государство должно было осуществлять свои расходы не синхронно  с частным сектором, а в противоположном  направлении.

Принимаемые меры не носили временного антикризисного характера, они увязывались в единую систему, причем связующим элементом как  раз и становилось среднесрочное  финансовое планирование и прогнозирование. Система получила название «глобальное регулирование». Лозунгом новой политики стали слова Шиллера: «Конкуренция – насколько возможно, планирование – насколько необходимо». Однако уже в середине 70-х годов «глобальное регулирование» показало свою несостоятельность.

«Глобальное регулирование» нельзя назвать абсолютно негодным средством. Среднесрочное финансовое планирование с большим или меньшим успехом применяется до сих пор.

После 1982 г. произошел частичный возврат к исходной эрхардовской модели, но с учетом опыта неокейнсианского «глобального регулирования» 60-70-х годов, усиления экологической ориентации всей модели, отдельных монетаристских нововведений 80-х и главное – с осознанием проблемы удушающего бремени чрезмерных государственных расходов. Основным новшеством экономической политики после смены власти в 1982 г. стал поворот от стимулирования совокупного спроса к экономике предложения. С 1983 г. кабинет Коля сдерживал рост расходов, не позволяя им увеличиваться быстрее, чем растет производство. В результате медленно, но устойчиво начала снижаться доля государства в перераспределении ВВП – один из важнейших показателей вмешательства государства в экономику.

 Начиная с 1997 г., немецкому правительству удается последовательно уменьшать дефицит государственного бюджета: в 1996 г. он составлял 3.4% ВВП, а уже в 1997 г. снизился до 3% (это соответствовало одному из «маастрихтских критериев», необходимых для вхождения в «зону евро»), в 1999 г. (уже после смены правительства «красно-зеленой» коалицией Шредера) – до 1,2% ВВП, а в 2000 г. бюджет вообще стал профицитным. Правда, отношение государственного долга к ВВП в 1997-1999 гг. сократилось незначительно – с 62 до 61%, но в 2000 г. уменьшилось до 59% и в ближайшие годы эта тенденция сохранится. Огромный государственный долг связывал правительству руки, и оно не было способно проводить осмысленную и созидательную финансовую политику.

В 2000 г. началась реформа по кардинальному обновлению налогообложения. Реформа не удалась, так как высокие налоги сохранялись, и государственный долг постоянно увеличивался. Особенно заметным этот процесс стал после воссоединения Германии, причем финансирование объединения страны за счет заимствований.

Благодаря реформам Л. Эрхарда в конце 40-х годов в течение 10-15 лет в послевоенной Германии удалось добиться высокого уровня жизни для подавляющего большинства населения – как за счет постоянно растущей заработной платы, так и с помощью широкой сети социального обеспечения. Эта система социального государства стала показательной для многих стран.

Однако постепенно государство  стало слишком щедрым и заботливым. Помимо того, что немецкая зарплата стала одной из самых высоких  в мире, дополнительные выплаты (больничные от предприятия, отпускные, 13-я зарплата и др.) достигли не превзойденного в  мире уровня (в 1995 г. общие издержки на оплату труда составили 45,52 марки в час, из которых 20,44 марки – дополнительные выплаты; соответствующие показатели составляли для США – 25,18 и 7,42; для Японии – 35,48 и 14,56; для Великобритании – 20,96 и 6). Рабочие места стали настолько дорогими, что в условиях мировой конкуренции приносят лишь убытки. Ясно, что предприниматели содержать их не собираются. Ликвидация рабочих мест или нежелание создавать новые в первую очередь обусловлены их неконкурентоспособностью, а последняя стала прямым следствием разбухших социальных благ, размер которых не увязывался с производительностью труда.

Самая крупная и нерешенная до сих пор социально-экономическая проблема   объединенной Германии – высокая и устойчивая безработица. В наиболее неблагоприятном 1997 г. число занятых в Германии уменьшилось более чем на 400 тысяч, в том числе в западных землях – на 300 тысяч. Только зарегистрированных безработных в среднегодовом исчислении в Германии в целом насчитывалось около 4,4 млн. (более 3 млн. – на Западе), или 11,4% трудоспособного населения (на Западе – 9,9%, на Востоке – 17,4%). Еще не менее 2 млн. человек составляли скрытую безработицу. Только в 1998 г. впервые за десятилетие число занятых в Германии немного увеличилось (на 0,4%), доля безработных снизилась еще существеннее, но эти улучшения происходили почти исключительно на западной территории. В 1999 г. число безработных также уменьшилось, но слабее, чем в предшествовавшем году. Лишь в 2000 г. произошло заметное снижение безработицы (среднегодовой показатель составил 3,89 млн. человек, уровень безработицы в начале 2001 г. – 9,3%), но опять-таки только на Западе, а не на Востоке.