Субкультура солдат срочной службы

   В рассказах о сексуальных опытах в армии, как правило, также подчеркивается их особенная эксцентричность, а героями историй выступают либо сами рассказчики, либо все те же лихие деды предыдущего поколения. «Как минимум на четырех заставах российско-китайской границы, — сообщает К.Л.Банников, — вам расскажут, что дембеля, которые уволились "прошлой весной (осенью)" были настолько сексуальны, что во время несения ими дежурства к ним для любовных утех на пограничную вышку (!) лазила сама жена начальника заставы...» [Банников 2001:135].

   Комментируя этот сюжет, Банников находит в нем  «контаминацию архетипа фаллическбго культа, мировой оси и символа  данного рода войск — пограничной  вышки. И вот на этот мировой фаллос погранвойск карабкается жена командира, чтобы совокупиться с дембелем-погранцом, "настоящим мужиком", обладателем истинных жизненных сил» [Там же]. Отмеченный «классовый» подтекст трикстерского эротического похождения (подчиненный посрамляет командира) сомнений не вызывает, что же касается выбора погранвышки в качестве места свидания, то, на наш взгляд, для объяснения этой примечательной детали едва ли имеет смысл погружаться в глубины архетипической метафорики. В соответствии с интенцией усиливать эффект вызывающей девиантности неуставного поведения подобные рассказы регулярно эксплуатируют стереотипы «гусарской» ухарской удали и разнузданности, и местом действия в них часто оказывается служебное помещение (котельная, каптерка, кухня и т. п.), обычно грязное, смрадное, с незапирающейся дверью — одним словом, подчеркнуто не предназначенное и неудобное для занятий любовью. В том же ряду — акцентирование грубости и изощренного цинизма в обращении с коллективной любовницей: женщина «идет по рукам», ее напаивают допьяна, доводят до полного изнеможения и т. п. Приведем два примера подобных текстов (заметим, отнюдь не всегда далеких от реальности):

Вот у нас был случай. Пришла девочка, а мы сидели на КПП. Мы просто ее позвали, а она сама подошла. И все. Она обеспечила 15 человек. Подряд. По нескольку раз. Я вот только с ужина пришел, в каптерку захожу — там вонь невыносимая. <...> Ну, она уже... ходила уже фигово» [2].

И я всегда слышал, как, ну, когда в часть заводят, и там ее... прошла, там, через руки, и потом ее голую одевают — ремень, штык-нож — ставят на тумбочку, заставляют стоять. Я вначале думал, это байки, но когда я воочию это увидел — голая вот так с ремнем стоит... Это просто прикол какой-то, вот так ставить голую девчонку на тумбочку, вот так одеть ремень, со штык-ножом... [З]⁵.

   Заметим кстати, что служащим первое полугодие  неуставным правилом воспрещаются все формы жизнедеятельности, имеющие в субкультуре статус ген- дерно престижных, — пить спиртное, встречаться с женщинами, в некоторых частях новичкам возбраняется даже самостоятельно заниматься дополнительными (сверх обязательной физзарядки) спортивными тренировками. Впрочем, это дискриминирующее установление не может быть осмыслено вне контекста общей логики иерархических отношений в солдатской среде.

Дедовщина: иерархическая система субкультурной группы⁶

Вся солдатская неуставная иерархическая система  и связанные с ней атрибутика, ритуалистика и лексика основаны на идее постепенного движения солдата- срочника от момента призыва в ряды Вооруженных сил к моменту увольнения в запас. По мере увеличения срока службы и сокращения отрезка времени, оставшегося до демобилизации, возрастает иерархический статус солдата, что сопровождается возрастанием его прав и уменьшением числа обязанностей и запретных форм поведения. Весь срок службы, согласно неуставняку, подразделен на четыре основных периода, которые отграничиваются один от другого моментами выхода очередного Приказа министра обороны «Об увольнении с действительной военной службы в запас военнослужащих, выслуживших установленные сроки службы, и об очередном призыве граждан на действительную военную службу», издаваемого два раза в год, в марте-апреле и в сентябре-октябре. В рамках каждого из этих этапов положение солдата остается почти неизменным, а с переходом на каждый следующий уровень изменяется, так что восхождение по иерархической лестнице происходит скачкообразно. Основная периодизация, определяющаяся количеством отслуженных полугодий (от приказа до приказа) имеет следующий вид:

   служащие  первые полгода (от призыва до первого  приказа): духи, молодые, сыны, слоны, зеленка;

   служащие  вторые полгода (от первого до второго  приказа): караси, гуси, старшие сыны, пряники, шнурки, помазки;

   служащие  от года до полутора лет (от второго до третьего приказа): черпаки, черепа, фазаны;

   служащие  от полутора лет до двух (от третьего приказа до приказа о своем  увольнении): деды (дедушки), старые, старики.

   На  эту главную, «поприказную» периодизацию накладывается дополнительная, связанная с наличием временных зазоров между моментами выхода приказов и моментами прибытия в часть новобранцев, принятия ими присяги и демобилизации отслуживших. В результате на общей временной и ранговой шкале появляются более дробные деления:

   прибывшие в часть до принятия ими присяги — запахи, желудки, сынки¹; черпаки (отслужившие год) до прибытия очередной партии новобранцев (своих будущих молодых) — лимоны;

   черпаки до увольнения старослужащих, старших  на два призыва (своих дедов), — бумажные черпаки⁸;

   деды, выслужившие весь срок, до момента  увольнения из части, — дембеля, ветераны, гражданские.

   Переход на каждый новый этап оформляется  специальными rits de passage, в основе которых всегда одно и то же действие: старослужащий, старший на два призыва, наносит посвящаемому определенное количество ударов по заду. Это называется перевести или отбить. При переводе из духов в караси (на второй уровень) бьют обычно 6, иногда 7 раз, на третий, в черпаки, — 12 или 13 раз, на четвертый, в деды, — 3 раза (возможен вариант 3—6—12 раз соответственно). Числа 6 и 12, по-видимому, определились в соответствии с количеством отслуженных месяцев. Известен и обратный принцип — 18—12—6, по числу месяцев, оставшихся до увольнения. По некоторым материалам, наиболее сильно наносятся последние три удара.

   Удары обычно наносятся ремнем, иногда кожаной  частью, иногда — пряжкой.

Где ремнем переводят, где — бляхой; если бляхой — звезды остаются, бежишь в умывальню, садишься на кафель и отмачиваешь [4].

   Однако  выбор орудия ритуального истязания варьируется как между разными частями, так и в пределах одной традиции в зависимости от того, на какой уровень переводят.

При посвящении в «молодые» солдаты старшего призыва били младших по спине пряжкой ремня; в «черпаки» или «фазаны» — только кожаной частью ремня; «дедушку» «били» при посвящении легким поглаживанием ремня из настоящей кожи, который он получал теперь право носить [5].

   Богатый (включающий почти все известные  по разным традициям элементы, знаково дублирующие друг друга) вариант ритуала перевода в дембеля зафиксировал в одной из военных частей Санкт-Петербургского округа А.Осокин:

Накануне ритуала «дембель» прячется. Его ищет весь взвод. После того как дембеля находят, его укладывают на кровать, закидывают подушками, завязывают на нитке 24 узелка и этой ниткой наносят удары. В это время под кроватью лежит дух, который после каждого удара кричит: «Дедушке больно!». Весь взвод считает удары. После экзекуции взвод качает деда 24 раза [6].

   Менее распространенным вариантом является отбивание при переводе в черпаки кухонным половником, добываемым на этот случай из столовой (от чего якобы и получили такое наименование служащие третьего полугодия), причем удары, по рассказам, наносились с такой силой, что половник иногда ломался. В некоторых частях отбивают скамейкой, в некоторых — табуреткой, причем в последнем случае в заключение обряда на зад посвящаемого ставится «печать» сиденьем табуретки. Иногда во время перевода на ноги и на спину солдату кладут подушки — «чтоб не промахнуться». Для ужесточения ритуального истязания переводимого заставляют встать руками и ногами на ножки перевернутой табуретки и отбивают в таком положении. По одному свидетельству, выбор наиболее «удобного» места и позы для перевода может зависеть от расторопности инициируемого:

Вот я сразу под штангу и лег, короче, ну — в штанах, всё. Они говорят: «Ух ты, умный, блядь, Малой <...>». Атам такой закон: где присел, там и пробивают, вот. И они меня, значит, лежа [2].

   После перевода (в некоторых традициях) переводивший дед ставит свою подпись на ремне, которым отбивал, и отдает ремень переведенному. Широко распространен обычай, согласно которому посвященный после окончания обряда должен сказать отбивавшему: «Спасибо, дедушка». В одной из частей зафиксировано правило, согласно которому «"фазан стареет сам", т. е. ритуал при переходе от фазана к деду не проводится» [6].

   Помимо  отбивания, существуют и иные, дополнительные формы ритуального оформления перевода в новый статус. Так, после принятия новобранцами- запахами присяги деды машут в казарме полотенцами — «запах выгоняют». При переводе в черпаки «берут тебя за рубашку — именно так, чтобы не расстегнуть ее, а вот так разорвать: как бы все это знак необратимости того, что с тобой произошло. Все, ты оттащил, отслужил — такой широкий жест такой, разорвали. И мне рассказывали, как одного даже схватили <...>, рванули их в разные стороны так, что все пуговицы повыпадали, он зашивал их полночи. Но все равно был счастлив...»[1].

   «Был  счастлив» — неслучайное замечание. Перевод не есть наказание или унижение для инициируемого, принимающие неуставняк в целом идут под отбивание добровольно и с охотой. «Ну, у нас как-то было — по своей воле мы почему-то шли. Традиция, традиция была. <...> Нас никто не заставлял» [3]. Каждый солдат заинтересован в движении по иерархической лестнице, и самое страшное для него — остаться непереведенным, не попасть в привилегированную касту старых. «Перевод — главное событие в армейской жизни, — пишет по этому поводу К.Л.Банников, — и молодые бойцы накануне приказа буквально выкладываются, чтобы заслужить милость быть переведенным. Удары бляхой — не самая большая "тягота и лишение воинской службы", с которыми они успели столкнуться, поэтому удары принимаются ими как дар с небес. Отказ же дедов перевести кого-то из молодых в черпаки — это больше, чем наказание. Наказанием могут быть угрозы "не перевести", которыми деды могут шантажировать своих духов» [Банников 2001:131].

   С переходом на новый уровень изменяется поведенческий кодекс солдата- срочника, в частности, его манера одеваться и держаться с сослуживцами и начальниками. Каждые полгода, согласно неуставному правилу, допускаются новые элементы нарушения уставной формы обмундирования солдата— знаки, свидетельствующие о его новом статусе. Важнейшая функция регламентированных традицией изменений облика солдата — маркирующая. «Опытному человеку в описываемое время достаточно было беглого взгляда на солдата (сержанта), чтобы определить, сколько он прослужил», — пишет А.В.Юдин [Юдин 1998: 30].

г- Детали-маркеры пронизывают все обмундирование солдата буквально «от головы до пят» — от головного убора до подошв сапог. В первые полгода службы требуется соблюдать все уставные предписания к ношению формы: застегнутые пуговица и крючок на воротничке, выглаженная строчка на брюках парадной формы, ежедневно стираемый подворотничок (нашивка из белой ткани на внутренней стороне воротничка) пришит «точками», т. е. так, чтобы с внешней стороны не было видно стежков, а оставались только точки, ремень должен быть затянут до предела. Отслужившим полгода позволялось несколько ослабить ремень, иногда — немного подогнуть пряжку ремня и кокарду на шапке. Качественно иной статус обретается с момента перевода в черпаки, т. е. после года службы, солдатского «экватора», что также отражается на внешнем виде: солдат второго года, уже старослужащий, меняет ремень из кожзаменителя (деревянный) на кожаный, еще больше распускает его, расстегивает крючок на вороте, может ежедневно не стирать или не менять подворотничок, который теперь подшивает заметными стежками (особо щеголеватые фазаны подшиваются специальными способами — зигзагом или елочкой). Дед затачивает и до предела выгибает пряжку ремня, подворачивает голенища сапог или сминает их гармошкой, стачивает края подошв, начесывает шинель, ослабляет ремень до такой степени, чтобы пряжка приходилась ниже пояса (ремень на яйцах) и т. п.⁹

   Статусная трансформация обмундирования не только указывает на определенный служебный возраст солдата, но одновременно имеет для него и самостоятельную ценность как одно из социально престижных благ, право на которые он выслужил. Всякий должен «знать свое место» в иерархической системе, выглядеть и вести себя именно так, как положено на соответствующем этапе службы. «Формула "всему свое время" здесь имеет соционормативное значение, — замечает по этому поводу K.JI.Банников. — Основным выражением правовых отношений в распределении привилегий в армии является сакраментальная формула "положено по сроку службы"» [Банников 2001: 115]. Отклонения от регламента в сторону завышения своего статуса, обозначаемые глаголами забуреть, охуеть, припухнуть (или опухнуть¹⁰), подлежат пресечению, а допустившие их — наказанию со стороны старослужащих. «В некоторых частях со слабой "дедовщиной" и вообще дисциплиной, — сообщает А.В.Юдин, — а также в "маргинальных" армейских локусах типа учебных центров на полигонах, клубов, столовых, медпунктов и т. п. недолго прослужившие нередко смелели <...> и приобретали внешний вид, свойственный старшим призывам. Но при этом они тоже точно знали, что делали, просто незаконно присваивая себе атрибуты, им еще не положенные <...> Предпринимались первые попытки слегка подогнуть кокарду на шапке или пряжку ремня, хотя в принципе какой-нибудь ревнитель строгостей из числа старослужащих мог ненароком выпрямить такую кокарду ударом кулака в лоб, мотивируя это тем, что "до года не положено"» [Юдин 1998: 30]. Один из наших информантов на частном примере так иллюстрирует разработанность градации подобных нарушений (и различие соответствующих взысканий) по степени их серьезности: