Творчество Уильяма Голдинга

    Некоторые из романов Голдинга воспринимаются как своего рода «глоссы» к «Повелителю мух»: настолько тесно связаны они по своему глубинному смыслу с основной 
проблематикой первого романа.

    В   своем  творчестве   в целом   Голдинг  далек  от  того беспросветного нигилистического пессимизма в понимании  человека и общества, который характерен, например, для Самуэля Беккета и его единомышленников в модернизме. Повышенный интерес   Голдинга к   проблеме    «греха»,   в сущности,  имеет и  свои гуманистические  корни.  Желая выяснить,  что делает человека зверем — или, хуже того, палачом, — Голдинг вместе с тем ищет и путей к восстановлению доброго начала в   человеке.   Его книги   полны тревоги,  они призваны подорвать иллюзорные, либерально-мещанские представления об автоматическом совпадении технического и нравственного прогресса в наш драматический век. Но   человек  для   Голдинга — не   только объект   опасений   и   сомнения.

    И если Беккет, ревностный католик,  освящает религиозной санкцией свое презрение к земному и социальному человеку, для Голдинга религия существует скорее  лишь как одна из областей духовных исканий человечества. Внимательно, как наблюдательный и тонкий психолог, анализируя состояние религиозного экстаза, молитвенного порыва, он вместе с тем беспощаден ко всему, в чем ощущает проявление церковного деспотизма, религиозного ханжества и изуверства. Джек и его «охотники» в «Повелителе мух» недаром были воспитанниками церковного  хора — деталь   немаловажная! 
 

    Библейские  мотивы и образы в романе «Повелитель мух» 

    В своих философско-аллегорических романах  Уильям Голдинг обращается к трагическим событиям и проблемам современности, прежде всего, к сущности человека и его нравственному облику. Произведения Голдинга породили на Западе целую литературно-критическую индустрию, полную разноречий и даже взаимоисключающих мнений. Его романы часто рассматриваются как религиозные произведения, трактующие христианскую доктрину первородного греха и грехопадения. Однако наряду с религиозным толкованием современные критики интерпретируют «Повелителя мух» как иллюстрацию к учениям Фрейда и Юнга, ибо автор объективизирует в персонажах структуру сознания и подсознания, индивидуального и коллективного. Многие литературоведы видят в самом известном романе Голдинга воплощение экзистенциалистской философии, так как герои пытаются противостоять хаосу мира и собственной души. И, наконец, группа зарубежных критиков рассматривает роман как индивидуальное мифотворчество, связанное с античными или библейскими евангельскими традициями. Большинство исследователей все же склоняются к мнению, что взгляды Голдинга близки философии экзистенциализма. Однако хотелось бы обратить внимание  на сочетание экзистенциальных воззрений с идеями христианства в творческом наследии Голдинга, ибо абстрактные категории добра и зла, греха и святости, веры и сомнения, духа и плоти занимают воображение писателя, являются исходной точкой всех его рассуждений о нравственных вопросах.

    Голдинг в одном из интервью говорил о  своем отношении к религии: «Я не могу не верить в Бога. Надеюсь, что  жизни после смерти не существует. Не думаю, что это важно – есть ли жизнь после смерти или нет, если Бог существует… я никогда не был способен не верить в Бога. Я не верю в себя, но я верю в Бога, и более важная проблема — верит ли Бог в меня». Вопреки традиционным христианским представлениям, вера в Бога у Голдинга не сочетается с верой в вечную жизнь. Для писателя важно, чтобы каждый совершал достойные поступки и избегал злых дел «здесь и сейчас», так как нравственное совершенствование зависит от выбора человека и возможно уже по эту сторону жизни. Приведенная цитата является ключевой для понимания творческого наследия писателя, близкого к христианским воззрениям, однако  интерпретирующего их не вполне традиционно. Нетрадиционны также и особенности использования библейской символики в романе.

    Романы  Голдинга определяются как романы-притчи,  философские параболы, философско-аллегорические романы или же как трагические  аллегории. Так или иначе, во всех попытках жанрового определения  прослеживается стремление исследователей указать на философский, иносказательный план повествования. Голдинг дает этому объяснение: «В наши дни дело обстоит так, что любая мысль, которая не стоит того, чтобы ее высказывали, может быть высказана с предельной ясностью, а все, что стоит говорить, может быть донесено до людей только в особой манере мышления. <…> От ясности толку немного, потому что ясных высказываний никто не слышит». Притчевая форма повествования  помогает автору донести «в особой форме мышления» свои идеи до читателя; позволяет создать многомерное пространство романов, где существуют атомная бомба и святые-искупители, видения Бога и дьявола.

    Размышляя о природе человека, автор использует библейские мотивы и образы практически  во всех своих романах-притчах, среди  которых «Повелитель мух» (1954 г.) занимает особое место. Символично само название романа. «Повелитель мух» – калька с древнееврейского «Вельзевул», одного из употребляемых в Библии имен падшего ангела, князя тьмы. Уже заглавие указывает на библейские темы грехопадения, первородного греха, зла, существующего вне и внутри человека, создает многомерное пространство романа, переводя повествование из земной, горизонтальной, плоскости, в которой протекает обыденная жизнь на острове, в духовную, как бы вертикальную, сферу, в которой реальность получает философско-религиозное осмысление.

    Таким образом, само заглавие указывает на одну из тем романа – тему первородного греха, зла присущего человеку от рождения. Голдинг,  проработавший  учителем много лет, хорошо знал психологию детей. Опыт Второй мировой войны привел его к разочарованию в людской природе. На встрече писателей в Ленинграде в 1963 году Голдинг говорил о том, что «человечество заражено болезнью», что на протяжении жизни его не раз потрясало то, «как люди могут обходиться друг с другом»; автор находит «эту болезнь в самом доступном месте – себе самом». Отсюда он считает миссию литератора подобной миссии врача: «…писатель ставит диагноз болезни», но для этого ему необходимо «сострадание, сочувствие к другим людям и еще — непреклонность», то есть «решимость сказать то, что хочешь сказать, что бы потом ни случилось». Из этих слов следует, что эмоциональной основой отношения писателя к человеку является скорбь, неотъемлемая часть его писательской позиции — сострадание.

    Приведенное высказывание Голдинга позволяет говорить о близости его к христианским взглядам. Христианская доктрина о первородном грехе утверждает, что человек изначально «болен» злом; произошло это в результате грехопадения первых людей — Адама и Евы и, как наследственная болезнь, передается из поколения в поколение. Бог знал, что человек не способен самостоятельно преодолеть в себе грех и сжалился, послав  в мир «Сына Своего единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную».

    Святой-искупитель присутствует и в «Повелителе мух». Это  Саймон, которого автор описывает как застенчивого болезненного мальчика.¹¹ В его образе воплотились представления писателя о любви, сострадании и жертвенности.

    В романе олицетворением зла, существующего  вне и внутри человека, являются: образ Повелителя мух, дьявола, с которым входит мотив первородного греха; образы Джека, Роджера, «охотников», которые отражают библейский образ антихриста, а также образы служителей сатаны в книге «Откровения Иоанна Богослова».

    События в романе, даже названия глав некоторым образом отражают события книги «Откровения Иоанна Богослова». В Апокалипсисе Бог, Его Сын и ангелы в конце времен ведут войну, в результате которой сатана и его воинство повержены с неба на землю («Зверь сходит с неба» — название 6 главы романа). Затем, в образе страшного зверя, побежденный сатана «выходит из земли» (ср. в романе Зверь в фантазиях малышей впервые появляется из леса, когда темно). И затем, разъяренный, в образе ужасного дракона, дьявол выходит из моря («Зверь выходит из вод» — название 5 главы романа). Отчасти следуя происходящему в книге Откровения, повествующей о том, что зло будет окончательно побеждено благодаря жертвенной смерти Иисуса Христа, Сына Божьего, Голдинг также утверждает оптимистическую идею о победе человека над злом через осознание своей вины, раскаяние и новое знание своей природы. В последние времена мира, описываемые в книге Откровения, сатану сопровождает антихрист. В «Повелителе мух» Зверю сопутствует маленький звереныш — жестокий и одержимый жаждой крови Джек Меридью и его соратник Роджер. Джек и Роджер превращаются в романе в служителей сатаны, Повелителя мух, Зверя, и служат ему черную мессу, которая предполагает человеческие жертвы, человеческую кровь.

    В книге Откровения Иоанна Богослова, метафорически повествующей о последних судьбах мира, описываются два зверя, один превосходящий другого, которым «великий дракон, древний змий, называемый Диаволом и сатаною» передал свою силу. Два великих зверя поклоняются сатане, действуют от его имени и наделены его властью, причем второй зверь «заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому зверю». Проводя параллель между двумя наводящими ужас зверями из Апокалипсиса, один из которых заставляет поклоняться второму, служащих сатане, и Джеком и Роджером, приносящими кровавые жертвы Повелителю мух, Голдинг создает трагическую аллегорию, притчу о падшем человеке, о врожденном зле как неотъемлемой составляющей человека, о борьбе между злом и добром в его душе.

    Как образ «положительно-прекрасного  человека» противопоставлен им в романе образ Саймона, заключающего в себе черты библейских образов Иисуса Христа и апостола Петра. С Саймоном в роман входят мотивы Гефсиманских борений, Крестного пути, искупления, жертвенности, жертвенной смерти и воскресения. С Саймоном в романе также связан образ святой горы (Синай, Арарат, Голгофа).¹²

    Скрытое сопоставление с апостолом присутствует уже на уровне имени героя. «Саймон» («Симон») — имя одного из двенадцати апостолов, который был призван  Христом и которому Господь дал  новое имя — Петр (Ин. 1:42). Иисус нарекает Симона Петром, это имя означает «камень», на этом «камне» Христос задумывает основать Свою Церковь. В романе Голдинга Саймон превращает джунгли в церковь: «Они… остановились, с любопытством рассматривая кусты вокруг. Саймон заговорил первый:

    — Как свечи. Кусты в свечах. Это  такие почки.

    Кусты были темные, вечнозеленые, сильно пахли  и тянули вверх, к свету, зеленые  восковые свечи». Саймону не случайно приходит на ум такое сравнение: он был певчим церковного хора, скорее всего, католической церкви, где во время богослужения зажигается множество свечей. Описание зеленых свечек в тексте встречается каждый раз, когда Саймон уходит в джунгли, чтобы побыть одному. По христианским представлениям свеча — символ души человеческой перед Богом. И быть может, упоминание о зеленых свечках предназначено дать нам понять, что он уединяется для молитвы.

    Для Голдинга характерно, что Симон Петр, чье имя носит его герой, являет собой не только пример святости, но и грешного человека. Именно он трижды прилюдно отрекается от Христа (Мф. 26:34). Возможно, потому, что в его образе показана борьба двух начал в природе человеческой — грешной и нравственно-духовной, отвергающей зло — Голдинг дает его имя своему любимому герою.

    Не  только имя, но и внешность Саймона значима. Он похож на традиционный образ Иисуса Христа: он аскетичного телосложения, ходит босиком, у него длинные темные волосы, худое острое лицо с широким низким лбом и сияющие, притягивающие внимание глаза.

    С библейскими святыми Саймона роднит способность пророчествовать. В момент отчаяния Ральфа Саймон предсказывает ему, что тот вернется домой: «Ты еще вернешься, вот увидишь. <…> Просто я чувствую — ты обязательно вернешься». Себя Саймон не включает в это пророчество, очевидно, подобно Христу, предвидя скорую смерть (Мф.20:17–19).

    В знаковом эпизоде 4 главы («Длинные волосы, раскрашенные лица») Голдинг, указывает  на аналогию, которую можно провести между Саймоном и Иисусом Христом.¹³ То, что для остальных выглядело игрой, забавой, для Саймона явилось Голгофой. Он проходит свой крестный путь: сначала — разговор со Зверем, Повелителем мух, искушающим, а затем и пытающимся запугать: «Никто тебе не поможет Только я. А я —Зверь… Но ты же знал, правда? Что я — часть тебя самого? Неотделимая часть! <…> Сам же прекрасно знаешь, что там, внизу ты со мною встретишься,  — так чего же ты? <…> Все это слишком далеко зашло… Я тебя предупреждаю… Ты нам не нужен. Ты лишний, понял? Мы хотим здесь на острове позабавиться. Так что не упрямься, бедное заблудшее дитя, а не то… мы тебя прикончим. Ясно? Джек и Роджер, и Морис, и Роберт, и Билл, и Хрюша, и Ральф. Прикончим тебя, ясно?»  Затем — обретение высшего знания: Саймон обнаруживает погибшего в аварии летчика, тело которого дети принимают за Зверя, и утверждается в мысли, что Зверь – обитает не в джунглях, но внутри каждого человека.¹⁴

    Несмотря  на угрозы Повелителя мух, Саймон мужественно  идет до конца в познании истины. Он пересиливает дурноту и взбирается на гору, где якобы обитает Зверь, чтобы убедиться, что никакого Зверя нет, а есть только раскачивающееся на ветру тело мертвого летчика. И тогда гора становится для Саймона Голгофой, где герой принимает мученическую смерть. Саймон и поднимается на гору, как на Голгофу, с трудом, в муках: «Он пошел дальше, спотыкаясь от усталости, но не останавливаясь. В глазах не было всегдашнего сиянья. Он продвигался вперед с унылой сосредоточенностью, как старик». «Саймон бросился вниз, у него подкашивались ноги, он заставлял себя идти, но ковылял кое-как». Когда же он пытается донести правду до остальных, его зверски убивают. Смерть Саймона страшна. Подобно Христу, он остался непонятым, одиноким в предсмертных муках, над ним тоже жестоко издевались. Вслед за Христом он умер мученической смертью, из-за своей любви к ближним.¹⁵

    Описывая  Саймона при жизни, Голдинг ничем  не выделяет его из круга сверстников, однако после смерти он как бы канонизирует своего героя, причисляет его к лику святых: «Вода двинулась дальше и  одела жесткие космы Саймона  светом. Высеребрился овал лица, и мрамором статуи засверкало плечо. Странно бдящие существа с горящими глазами и дымными шлейфами суетились вокруг головы <…> Медленно, в бахромке любопытных блестящих существ, само — серебряный очерк под взглядом вечных созвездий, мертвое тело Саймона поплыло в открытое море». «Странные лучистые создания с горящими глазами», «суетящиеся» вокруг головы мертвого Саймона составляют как бы нимб мученика.¹⁶