Екатерина 2

Однако, как было сказано выше, Эпоха Просвещения в России многим отличалась от европейского варианта, и ее семена, «проросшие» на отечественной почве, дали несколько иной результат, чем на Западе. Блестящая империя, за фасадом которой находилась бескрайняя страна с населением, не поднимающим голову от тяжелого крестьянского труда, не имела третьего сословия, которое бы, как на Западе, предъявляло царю свои требования.

Как и всякое Просветительство, русское Просветительство по своей сути было антифеодальным, объективно буржуазным мировоззрением. В этом смысле оно имеет общие точки соприкосновения с другими антифеодальными, «объективно буржуазными направлениями». Также, как в Западной Европе, Просвещению предшествовали самые разные формы антифеодальной буржуазной идеологии, так и в России русскому Просветительству предшествовали аналогичные формы.

Предыстория русского Просвещения начинается в XVII - первой половине XVIII вв., когда появились ранне-буржуазные идеи, сходные с ренессансно-гуманистическими идеями, представлявшими первую форму буржуазного Просвещения. К этому времени относится также распространение буржуазных идей постренессансного и предпросветительского типа, особенно теорий «естественного права», «общественного договора», «просвещенного абсолютизма».

Непосредственная предыстория русского Просвещения начинается с момента, когда в Россию второй половины XVIII в. стали проникать сочинения и идеи классиков западноевропейского Просвещения - Локка, Вольтера, Монтескье, Гельвеция, Гольбаха, Дидро, Руссо и др., оказавших в той или иной степени влияние на все основные течения тогдашней русской мысли вплоть до официальной идеологии самодержавия (Екатерина II)

и консервативных дворянско-аристократических мыслителей (М.М. Щербатов) и масонов.

Но на протяжении всего 18-го столетия, а также первой трети XIX в. просветительские идеи в духе французского люмьеризма не оформились в России в самостоятельное направление, они функционировали в рамках других направлений, в первую очередь, относящихся к неакадемическому дворянско-революционному и дворянско-либеральному типам, и отчасти через школьно-университетскую философию. Национальная почва в эти годы еще не созрела для того, чтобы не только породить, но даже воспринять сравнительно целостные, настоящие просветительские концепции, сформировать самостоятельное просветительское направление мысли, а заимствованные извне просветительские идеи могли лишь частично модифицировать тогдашние направления русской национальной мысли.

Самые разные направления допросветительской и сосуществовавшей с западноевропейским Просветительством русской мысли второй половины XVIII - 30-х гг. XIX в., вплоть до самых консервативных, в той или иной мере испытали идейное влияние со стороны западноевропейской, особенно французской просветительской мысли, заимствовали в том или ином объеме просветительские идеи или выдвигали идеи антифеодальные, сходные с просветительскими, близкие к ним (апелляция к разуму, надежда на науку, знание, критика крепостничества с позиций «естественного права» и т.д. и т.п.).23

Но эти отдельные идеи, по мнению Пустарнакова В.Ф., «не превратили эти течения в сколько-нибудь целостные просветительские течения». Никто даже из самых прогрессивных русских мыслителей вплоть до 40-х годов XIX в. не был и не мог стать просветителем в полном и строгом смысле этого слова, который бы по совокупности принципов мог бы быть типологически сходным с классиками французского Просвещения. Лишь немногие мыслители второй половины XVIII - 30-х гг. XIX в. сравнительно близко подошли к классическо-просветительскому типу мировоззрения: Я.П. Козельский, А.Н. Радищев - в XVIII в., И.П. Пынин, В.В. Попугаев, А.С. Кайсаров, А.П. Куницын - на рубеже XVIII - XIX вв.24

«Если говорить словами Канта, то следует подчеркнуть, что, как и в Западной Европе, время, называемое «Просвещением», в России не было «просвещенной эпохой», но было эпохой просвещения как процесса его распространения, движения к нему».25  Пожалуй, наиболее демонстративно «перекличку» эпох русского и французского Просвещения из всех шестидесятников обозначил соратник Н.Г. Чернышевского М.А. Антонович. «История XVIII века, - писал последний в своей статье «Умственные движения в XVIII в.», - есть азбука, элементарный учебник мышления и жизни XIX в.; каждый образованный человек должен знать ее основательно и подробно. Конечно, хорошо и надобно знать ее основательно и подробно, но XVIII век требует особенного и преимущественного нашего внимания, как дело непосредственно касающееся современной жизни».26 М.А. Антонович настаивает на исключительном характере именно XVIII века: «Поразительный, блестящий пример умственной самостоятельности представляет собою восемнадцатый век! В этом веке человеческая мысль освободилась от огромной массы обычных, застарелых понятий в областях - теоретической, нравственной и общественной. Конечно, освобождение мысли началось раньше, совершалось и в предшествовавшие века; но XVIII век освободил мысль от самых главных, самых тяжелых оков; он объявил войну всему, что стесняло развитие мысли, всем силам и элементам, которые под какими бы то ни было предлогами изъявляли претензии на покорность им со стороны мысли, подобно тому как он же вооружился против всего того, что стесняло внешнюю деятельность человека и препятствовало равномерному счастью и благосостоянию людей».27 Он с сомнением отнесся к тем основным понятиям, к которым «не смела касаться испытующая мысль в предшествующие века». Он подверг тщательному пересмотру все свои «наличные, наследованные от предков понятия» и при этом не руководствовался никакими посторонними внушениями и случайными соображениями, не обращая внимания на принцип давности и авторитета, на источник и способ происхождения того или другого понятия. В этом отношении «для него были равны все понятия; он подвергал их суду мысли и решение основывал только единственно на законах ее; что не оправдывалось этими законами, не могло представить в свою пользу доказательства осязательного, убедительного для мысли, не занятой ничем, то он отвергал».28

Таким образом, XVIII веку пришлось отвергнуть много унаследованных понятий, и вместо их вырабатывать новые. Эти новые понятия не всегда были удовлетворительны, некоторые из них впоследствии оказались несоответствующими истине; но они были выработаны самостоятельно, служили практикой для самостоятельности мысли, все-таки были удовлетворительнее старых и ближе их к истине; заслуга их та, что они разрушили и заместили старое, послужили ближайшею ступенью к истине, к развившимся непосредственно из них новейшим понятиям, которые считаются истинными для настоящего времени».29

Одна из характерных особенностей русского Просветительства, по мнению В. Ф. Пустарнакова, состоит в том, что оно возникло, существовало и функционировало не в такой сравнительно «чистой» форме, как классическое французское Просвещение. Своеобразный, «синкретический» социально-экономический базис русского общества приводил к возникновению в нем синкретических идейно-философских концепций.

Таким образом, эпоха Просвещения - это, пожалуй, самый важный этап духовного развития Европы, оказавший свое влияние практически на все сферы культурной и социально-политической жизни. Отделив политические и правовые нормы, эстетические и этические кодексы старого сословного общества, просветители проделали огромную работу над формированием позитивной, направленной, прежде всего, на развитие личности, вне зависимости от его социальной принадлежности.

Что же касается эпохи Русского Просвещения, то оно хоть и унаследовало проблематику Европейского Просвещения, но все же осмысливало и развивало ее вполне самобытно, в контексте с исторической ситуацией, которая в то время сложилась в российском обществе.

Исследование русского просветительства позволяет убедиться, что оно возникло в 60-е годы XVIII в. и развивалось как самостоятельное направление общественно-политической мысли в России. Ему были присущи программные установки построения общества всеобщего благоденствия. По своей социальной сущности это была антифеодальная, буржуазная идеология эпохи Просвещения. Русское просветительство было порождено русской действительностью. В то же время, как уже было сказано выше, в своем развитии оно испытывало влияние западноевропейского, особенно французского просветительства.

В 60-70х годах русские просветители находились на просветительско-реформистских позициях, резко критиковали деспотизм, искали философские и нравственные основы справедливого правого государства. Они показали, что просвещенный абсолютизм Екатерины II не имел ничего общего с просветительским понятием «просвещенного монарха», благотворная деятельность которого, по их мнению, способна привести к созданию правового государства.

Ведя борьбу с самодержавным деспотизмом, выступая с осуждением любых форм угнетения и бесправия, русские просветители использовали теорию договорного происхождения власти в интерпретации энциклопедистов и Руссо.

С проблемой происхождения власти в общественной мысли была тесно связана проблема воспитания гражданина, «истинного сына Отечества». Русские просветители отстаивали идеал свободной человеческой личности. Официальной программе воспитания законопослушного, преданного самодержавию подданного они противопоставили свои программы. В них воспитание юношества понималось как формирование высокообразованных граждан государства, основанного на строгих законах, ненавидящих угнетение и произвол, ведущих с ними борьбу. Русские просветители выступили за воспитание истинных патриотов Родины, обладающих высоким чувством долга и чести, мыслящих, а не слепо повинующихся начальникам.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. ПОЛИТИКА ПРОСВЕЩЕННОГО АБСОЛЮТИЗМА ЕКАТЕРИНЫ II

И РУССКОЕ ОБЩЕСТВО

 

 

Восшествие на престол императрицы Екатерины II в итоге государственного переворота 27-29 июня 1762 г., как отмечают дореволюционные и последующие историки, было результатом чисто правительственных и дворцовых противоречий. Официальные упреки, которые новая власть не могла не адресовать низвергнутому императору для хотя бы формального обоснования переворота в «интересах отечества и всех сынов отечества» заключались в «потрясении и истреблении преданий церковных, заключении мира с заклятым врагом» и «порабощении тем» славы российской, ниспровержении внутренних порядков, составляющих «целость отечества» и т. д.30

С появлением Екатерины II на престоле Россия вступает в новую эпоху, для которой характерными стали поиски решения многочисленных вопросов о власти и обществе, о личности и государстве, о крепостном праве, государственном переустройстве, о гражданских свободах и т. д. Екатерина, вступив на престол в 33 года, практически правила всю вторую половину XVIII в., которую, собственно, и стали называть екатерининским периодом (1762-1796 гг.).

В первые дни царствования императрица пользовалась советами преимущественно двух лиц - Никиты Ивановича Панина и старого сенатора, птенца Петра Великого, Ивана Ивановича Неплюева. Историк XIX века С.М. Соловьёв подчеркивал, что ей важно было «иметь подле себя еще двоих людей, знаменитых своею опытностию, одного во внешних, другого во внутренних делах …».2 Как отмечал Н. И. Павленко: «В первые два-три года царствования Екатерина напряженно искала пути утверждения на троне, проявляя при этом крайнюю осмотрительность и осторожность. Она еще не освоилась с новой для себя ролью и либо продолжала претворять в жизнь политику, намеченную в предшествующее время, либо завершала ее».31 Кроме того, у Екатерины были опасения другого характера.  А. Г. Брикнер писал: «Начало царствования для Екатерины II не было легким и безоблачным временем. Внутри страны среди тех, кто выступал против Петра III, были люди влиятельные, считавшие более справедливым возвести на трон малолетнего Павла, а Екатерину провозгласить правительницей до совершеннолетия императора. Екатерина не хотела довольствоваться регентством на время малолетства Павла; она сделалась самодержицей. Ни в одном из манифестов Екатерины в первое время ее царствования мы не встречаем хотя бы малейшего намека на какое-либо ограничение власти ее или на временное значение ее царствования. К тому же не было никого, кто бы мог сделаться защитником прав Павла. Разве только в кружках недовольных в первое время царствования Екатерины заходила речь о том, что по праву престол принадлежит ее сыну. В сущности, самодержавие ее не могло сделаться вопросом».32

Позднее, когда ее положение на троне стало достаточно прочным, почувствовав себя более уверенной, Екатерина уже спокойно могла заняться внутренними делами государства. П. К. Борзаковский указывал, что «мудрым оком» она видела необходимость большой работы «по собранию и пересмотру законов». Более ста лет прошло со времени составления свода законов России Соборное Уложение Алексея Михайловича. «За сто лет много произошло перемен! Государи и Государыни постоянно издавали указы и повеления. К прежним законам прибавлялись новые. Многие старые или вовсе отменялись, или изменялись. Некоторые заменялись совершенно новыми. К России были присоединены новые области, для которых старые русские законы и не подходили. Нужно было собрать все и пересмотреть: законы старые и уже отмененные исключить, указав, какими они заменены; многие из прежних законов изменить, много составить совершенно новых... Предстоял громадный труд, которого до Императрицы Екатерины II не в состоянии был никто принять на себя. Императрица же Екатерина II взялась за него смело и с твердым упованием на помощь Божию».33

Она хотела вести чисто личную политику, не прикрываемую никаким рядом стоявшим, даже только совещательным, но законно оформленным и ответственным учреждением. В ближайшей к себе сфере управления она не допускала и тени права, которая могла бы омрачить «блеск ее попечительного самовластия». По ее мысли, задача права - руководить подчиненными органами управления; оно должно действовать, подобно солнечной теплоте в земной атмосфере: чем выше, тем слабее. В.О. Ключевский, оценивая государственную деятельность императрицы, писал, что «власть, не только неограниченная, но и неопределенная, лишенная всякого юридического облика, - это основной факт нашей государственной истории, сложившейся ко времени Екатерины. Она оберегала этот факт от всяких попыток дать закономерный строй верховному управлению». Однако «прикрывала существующее положение идеями века. Обработка, какую эти идеи получили в ее уме, давала возможность столь трудного логически применения их.34

Время царствования Екатерины II также называют эпохой «просвещенного абсолютизма». Просвещенный абсолютизм - политика, претворявшаяся в жизнь в годы, когда очевидными становились изъяны отжившей свой век феодальной системы, в недрах которой вызревали буржуазные отношения.

Идеи Просвещения в той или иной мере разделяли многие монархи середины и второй половины XVIII века: прусский король Фридрих II, шведский король Густав III, австрийский император Иосиф II и другие. Но самые близкие отношения просветители установили с Екатериной II. Этому способствовали два обстоятельства. Во-первых, благодаря крепостническому режиму, низкой грамотности населения и общей отсталости Россия представлялась просветителям страной, где реализация их идей должна была принести самые ощутимые результаты. Во-вторых, Екатерина «оказалась самой прилежной ученицей просветителей и намеревалась энергично претворять их идеи в жизнь».35