Франклин Делано Рузвельт

Именно  Франклин Рузвельт, наблюдая за поразительной силой германского государственного механизма, предложил президенту Вильсону создать Совет национальной обороны. К концу войны Вильсон уже владел полномочиями, соперничающими с прерогативами Гинденбурга и Людендорфа в германском лагере. Совет военной промышленности, руководимый Б.Барухом, распоряжался почти всей национальной экономикой. Железные дороги страны целиком подчинялись министру финансов — и их эффективность поражала воображение. Администрация продовольствия во главе с Г.Гувером координировала работу сельского хозяйства. Федеральные органы контролировали ежедневное потребление продовольствия нацией, что позволило увеличить экспорт продовольствия союзникам в три раза. 

       2.2.Первая попытка

Паралич президента Вильсона вызвал своего рода ступор демократической партии. Рузвельт предпринял деятельную попытку возглавить если не всю партию, то по меньшей мере ее либеральное крыло. 29 мая 1919 года он обратился к Национальному комитету демократической партии с программным выступлением. Смысл речи сводился к тому, что в течение двадцати пяти лет Америка была ареной борьбы «здорового консерватизма» и «здравого либерализма» за контроль над республиканской и демократической партиями. Эта борьба окончилась. Республиканцы, очистив себя от либерального крыла, стали четко обозначившей себя консервативной партией. Демократы очистились от консервативных элементов и стали либерально-прогрессивной партией. Республиканцы свели все дело управления страной к тарифной защите американского крупного бизнеса, давая послабления миллионерам и ухудшая положение низших слоев. Демократы должны воспользоваться этой поляризацией и выступить защитниками большинства. Тогда «смена караула» в Вашингтоне произойдет гладко и к выгоде демократов.

Рузвельт  отправился на конвент демократов в Сан-Франциско в 1920 году в составе делегации штата Нью-Йорк, не имея четкого представления о наиболее предпочтительном кандидате.

Конвент начался с развертывания огромного  портрета парализованного президента Вильсона. Рузвельту предоставили слово вторым по счету, и он выдвинул ньюйоркца Аля Смита в президенты. Намекая на практику республиканцев, он пообещал: «На этом конвенте кандидат не будет избран в два часа ночи в прокуренном номере отеля». Аплодисменты. «У нас в военно-морском флоте стреляют быстро и прямой наводкой. Губернатор Смит в этом отношении — наш человек». Оркестр немедленно заиграл «Прогулки в Нью-Йорке», журналисты считали, сколько времени длится овация. Но у Смита были существенные минусы: он был католиком, выступал против запрета на спиртное и представлял элиту самого крупного города — невыигрышная позиция в эпоху растущих американских пригородов. Последовала сложная борьба, из которой победителем при сорок четвертом голосовании 6 июля 1920 года вышел весьма неяркий Джеймс Кокс.

После восемнадцатичасовой сессии выдвижения Кокса встал вопрос о его партнере, кандидате в вице-президенты. Главный менеджер демократической партии Мур по телефону задал ему вопрос, кого бы он хотел видеть партнером в предвыборной борьбе. В своих воспоминаниях Кокс пишет: «Я ответил ему, что мой выбор после некоторого размышления остановился на Франклине Рузвельте из Нью-Йорка. Когда меня спросили, знаю ли я его, я ответил, что не знаю. Насколько я могу припомнить, я никогда его не встречал; но я объяснил Муру, что он удовлетворяет географическим требованиям, что его признают независимым и что Рузвельт — хорошо известное имя».

Трудно  переоценить значение этой удачи  для полного амбиций политика. До сих пор он носил имя, которое  знала вся страна, и только это  служило залогом его будущности. Теперь же, завоевав выдвижение на пост вице-президента, Франклин Рузвельт разом превращался в политика национального масштаба. Так было положено начало большому самостоятельному пути.

Франклин  Рузвельт продемонстрировал свой стиль  уже на конвенте, выступив с одной из самых заметных речей. Учитывая, что он был на национальной арене новичком, лучшее, что могли сказать о Франклине Рузвельте, это то, что в нем сочетались необычайный интеллект и сильный характер.

18 июля 1920 года Кокс и Рузвельт встретились  с президентом Вильсоном. Физическое состояние Вильсона их поразило. Сидя в коляске, худой и дрожащий, накрытый несмотря на жару пледом (прикрывшим его парализованную левую руку), Вильсон все же старался крепиться, но голова его после нескольких вежливых фраз опустилась. «Я рад, что вы пришли».— «Мы на миллион процентов с вами в вопросе о Лиге Наций»,— сказал Кокс. После этой встречи Кокс объявил участие США в Лиге Наций главным вопросом президентской кампании. Многие из его советников считали это ошибочным шагом, эмоциональной реакцией на физическое состояние президента Вильсона. Рузвельт вступил в борьбу солидарно с Коксом: «Я хотел бы, чтобы каждый американец был молчаливым свидетелем этой встречи двух великих людей».

Рузвельт  ушел с официального поста и ринулся  в борьбу. Две тысячи служащих министерства желали ему успеха. Официально кампания началась 9 августа, когда со ступенек своего особняка Спрингвуд Рузвельт обратился к пятитысячной толпе: «Две большие проблемы встанут перед следующей администрацией: наши отношения с миром и реализация организованного прогресса в самой стране».

В ходе президентской кампании 1920 года Рузвельт выступал по тринадцать раз в день, переезжая из штата в штат. Как уже говорилось, двумя главными темами были прогрессизм и активизация США на международной арене. Последняя тема вызвала наиболее горячие споры, Рузвельт не оставлял тени сомнения относительно своей позиции. В международных делах Соединенные Штаты «не могут построить непроницаемую стену из дорогостоящих вооружений и жить, как это привык делать Восток, словно нация термитов, вспоминая о прошлом... Мы должны открыть глаза и ясно видеть, что современная цивилизация стала настолько сложной, а жизнь цивилизованных людей настолько взаимосвязанной с жизнями людей в других странах, что невозможно ныне жить одновременно в одном мире и за его пределами». Практическим решением является создание эффективной международной организации.

Рузвельт  сражался за Лигу Наций даже тогда, когда ее судьба вследствие позиции сената уже была решена. Он был глубоко убежден, что Лига Наций является «практическим решением практической ситуации. Она не более совершенна, чем наша собственная конституция. Она не является антиамериканской... Посредством этой организации мы могли бы бросить нашу моральную силу и нашу потенциальную мощь на весы мира. Полагать, что эта цель противоположна американским интересам, противоречит здравому смыслу».

Чтобы добиться активизации внешней политики США, Рузвельт должен был преодолеть сопротивление блока националистически  настроенной буржуазии, полагавшей, что во внешнеполитических предприятиях Америка еще не может завладеть контролем над огромным внешним миром и лишь ослабнет в процессе глобальных притязаний.

Избирательная кампания 1920 года навсегда осталась для  Рузвельта незабываемой политической битвой. За три месяца он, следуя строгому графику, объехал в собственном железнодорожном вагоне тридцать два штата страны. Впервые его секретарем (35 долларов в неделю) становится Маргерит («Мисси») Лихенд — начало долгой совместной работы. Место главного спичрайтера занимает Марвин Макинтайр из военно-морского министерства. В Вашингтоне оставлен Луис Хоув, а в Нью-Йорке — Чарльз Маккарти. Стивену Хэрли было поручено прибывать за день раньше в очередное место и «организовывать аудиторию». Кассой ведал Том Аинт. Сам Рузвельт внес на ведение предвыборной кампании 5 тысяч долларов, его мать — 3 тысячи.

Пресса  по достоинству оценила красноречие  Рузвельта. «Нью-Йорк пост»: «Декламация выше всяких похвал. У претендента фигура идеального университетского игрока в футбол, ясные и отчетливые жесты, неизменная готовность поделиться улыбкой, приятный голос, все данные для победоносной кампании».

Гардинг начал свою предвыборную кампанию в  комфорте собственного дома. Он просто вышел на крыльцо и зачитал речь. Затем он посетил восемнадцать штатов к востоку от Миссисипи, что, скорее всего, не дало ему ни одного голоса. Но это, собственно, было и не так важно. Как не без основания писал министр внутренних дел в кабинете Вильсона Франклин Лейн, «Кокса отвергнут не те, кто не любит его, а те, кто не любит Вильсона».

Ночь  ожидания результатов прошла, разумеется, в Гайд-Парке. Рузвельт не исключал возможности поражения, но он не предвидел масштабов этого поражения — демократы потерпели фиаско. Крупнейшее поражение одной из двух политических партий за столетие. Среди выборщиков расклад был такой: 127 голосов демократов против 404 голосов республиканского тандема Гардинга—Кулиджа, плюс победа республиканцев в обеих палатах. Оказалось, что республиканец Гардинг более точно определил желание нации вернуться от гениев прогрессизма к трезвой «нормальности», сбалансированной политике, охране безопасности страны прежними способами, к сохранению прежних ценностей.

Рузвельт  вплотную занялся подготовкой к  следующему раунду политической борьбы. Период между 1925 и 1927 годами он посвятил поиску и формулированию принципов, которые могли бы объединить «городскую» и «сельскую» фракции демократической партии, позволили бы расширить национальную базу демократов. Рузвельт задался целью стать лучшим специалистом своей партии в области внешней политики. При этом его «осевой» концепцией было продолжение интернационализма, глобальной политики президента Вильсона, к которому он относился с величайшим пиететом как к основателю единственно верного для Америки курса на XX столетие. В 1921 году он участвовал в создании Фонда Ву-дро Вильсона, средства которого предназначались для поощрения сторонников активной внешней политики США.

Считая, что в стране должна быть создана  новая школа дипломатов, Ф. Рузвельт стал одним из основателей Школы Уолтера Пейджа (бывшего посла Вильсона в Лондоне) при Университете Джонса Гопкинса. В 20-е годы Рузвельт лично корректировал учебные планы в университетах и колледжах страны, стимулируя интерес к международной арене. В период, когда Америка демонстративно отвернулась от Лиги Наций, Ф.Рузвельт открыто и подчеркнуто выступил за членство США в этой организации. Некоторым из его друзей странно было смотреть, как молодой амбициозный политик борется за дело, вчистую проигранное таким мастером политической борьбы, каким был Вудро Вильсон. В 1923 году Рузвельт создал такой проект нового сообщества наций, который, по его мнению, более приемлем для американского народа, чем отвергнутая Лига Наций. Ради вхождения в мировое сообщество, где индустриальная мощь США должна была сыграть решающую роль, он предлагал выдвинуть и пропагандировать оговорки, призванные уменьшить страх американцев перед новым и неизведанным предприятием. Согласно его плану, США «не могли быть вовлечены в чисто региональные проблемы», американцы «не могли быть призваны к решению задач, ведущих к использованию вооруженной силы без полного и свободного нашего согласия, выраженного посредством наших конституционных процедур». Неважно, в каком виде США примут участие в решении мировых проблем, полагал Рузвельт, важно само это участие.

Главные обвинения Рузвельта против республиканцев заключались в том, что они не вели подлинно международной политики в интересах Соединенных Штатов и не приняли никакого участия в рассмотрении вопросов, разбираемых Лигой Наций и Международным судом. Рузвельт, разумеется, знал, что большинство американцев голосовали против участия в этих организациях. И все же в своей статье, напечатанной в наиболее влиятельном внешнеполитическом журнале «Фо-рин афферс», он предлагал проявить «гораздо большую степень внимания и определенной официальной помощи этим организациям, чем мы оказывали до сих пор». Рузвельт шел дальше: «Мы должны сотрудничать с Лигой Наций как с первой крупной организацией, направленной на поддержание мира, не вступая на почву непосредственно европейской политики, но тем не менее принимая активное, полнокровное официальное участие во всех обсуждениях, которые могут принести пользу всему человечеству. То же самое касается Международного суда».

Наиболее  популярное в то время требование быстрого взыскания с бывших союзников долгов получило у Рузвельта своеобразное трактование. Напомним, что за время войны Америка перестала быть страной-должником и стала страной-кредитором. Она выплатила Европе свой долг 3 миллиарда долларов, и в новой ситуации уже Европа ей должна 10 миллиардов долларов. С его точки зрения, тот факт, что Соединенные Штаты намеревались собрать 22 миллиарда долларов вместо (учитывая проценты) 10 миллиардов (которые США в годы войны предоставили своим европейским союзникам), мог превратить бывших союзников «в государства, ненавидящие жестокого и жадного сборщика налогов».

Работы  Рузвельта привлекли внимание теоретиков и практиков вильсонизма. Но сближение со старой гвардией Вильсона для него не было гладким. Хранители интернационалистских принципов не без подозрения смотрели на молодого выскочку из Нью-Йорка, родственника заклятого врага Вильсона — Теодора Рузвельта, политика, который, по их мнению, мог дискредитировать «крестовый поход» Вильсона за превращение Соединенных Штатов в ведущую мировую державу, С другой стороны, для Рузвельта полностью отождествить себя с проигравшей свою игру фракцией демократов вовсе не казалось привлекательным. Следовало учитывать, что большинство американцев весьма решительно отвергли вильсонизм, поэтому посягающий на верховное лидерство должен был согласовывать амбиции с наиболее популярными взглядами своего времени. Опыт Вильсона научил Рузвельта, что для смелой внешней политики необходима твердая поддержка на внутренней арене. Без этого внешнеполитические замки строились на песке. Поэтому к концу 20-х годов он определенно отходит от правоверного вильсонизма.

Желая утвердить свою профессиональную репутацию, Рузвельт в 1923 году опубликовал в журнале «Азия» статью на волнующую тему текущего периода «Должны ли мы доверять Японии?» То был ответ на работы популярных в стране публицистов У. Питкина «Должны ли мы сражаться с Японией» (1921) и Г. Байуотера «Морская мощь на Тихом океане» (1922), которые в той или иной степени отстаивали идею неизбежности столкновения двух претендентов на владычество в Тихом океане. Рузвельта пугала крайность этого вывода. Он видел центр мирового развития в Европе, чье могущество хотя и было поколеблено мировой войной, но сохраняло свою осевую значимость. Именно здесь США должны были получить новые контрольные права (Лига Наций в этой связи казалась наилучшим каналом). На Тихом океане, при всей его насущной и еще более потенциальной важности, не решалась проблема мирового лидерства. Поэтому Рузвельт, в отличие от своих агрессивно настроенных предшественников, в оценке американо-японской ситуации считал, что битва США и Японии не даст быстрых положительных результатов для США. Обе страны достаточно сильны для обеспечения надежной стратегической обороны.