Содержание материалистической группы теории

IV. Проблема общественной закономерности.

Законы общества и природы. Исходя из теории общественно-экономической  формации, можно правильно разрешить проблему закономерности общественного развития и определить конкретно предмет исторического материализма. В вопросе об общественной закономерности буржуазная идеалистическая социология стоит либо на точке зрения натуралистического понимания общественных закономерностей либо же на точке зрения принципиального противопоставления законов общества законам природы. В первом случае мы имеем попытки объяснения общественных явлений либо законами биологии, либо борьбой за существование, либо условиями географической среды, либо борьбой рас, либо ростом населения и т. д. Во втором же случае, принципиально разграничивая область общественных явлении от явлений природных (Риккерт, Виндельбанд), утверждают, что, в то время как задачей естествознания является обобщение индивидуальных фактов, систематизация их, подведение «явлений» под общие законы, предметом истории, напротив, является не общее, а единичное, неповторимое, не поддающееся никакому обобщению. Историк не должен, мол, ставить себе задачи устанавливать общие законы, он должен находить и выделять индивидуальное, неповторимое, существенное «с точки зрения какой-нибудь культурной ценности», напр. религии, права, государства, нравственности и т. д.

Широкое распространение в буржуазной социологии получили взгляды так  называемой психологической школы (с многочисленными школками и системами внутри нее), которая рассматривает общественные силы как психические, а поэтому и основывает социологию на законах психологии. Одной из характернейших черт буржуазной социологии является ее неумение и нежелание вскрыть своеобразие общественных законов, их единство с законами природы, но в то же время и качественное отличие от них. Даже в тех случаях, когда буржуазный социолог пытается исходить из специфичности общественных явлений, но не желая и не умея взять за исходный пункт анализа общественное бытие, его материальную основу, он вынужден в конечном счете вернуться либо к абстрактному натурализму, либо к психологизму, либо же в лучшем случае ограничиться поверхностными эмпирическими обобщениями. Характерна с этой точки зрения общепринятая среди буржуазных социологов классификация наук, которая утверждает между прочим, что законы более низших форм движения (механики, физики, химии, биологии, психологии и т. д.) действуют в более высшей (в данном случае—в социологии) не как побочные формы (как это утверждал Энгельс), а вполне самостоятельно и наряду с ней. Эта теория была выставлена еще О. Коптом (см.) и получила право гражданства почти во всей буржуазной социологии. Методологической основой ее является механистическо-позитивистский взгляд, видящий высшую задачу науки в сведении всех сложных форм к простым.

Проблему соотношения законов  природы и общества можно правильно  разрешить лишь в том случае, если исходным пунктом социологического анализа сделать объективную логику общественного бытия, т. е. исторически определенные формы материального производства, составляющие глубочайшую основу общественного развития и его закономерностей. Качественную определенность общества, отличающую его от стада животных, Маркс и Энгельс видели прежде всего в материальном производстве, в труде, отличительным признаком к-рого является производство средств производства. Буржуазная социологическая мысль не сумела даже близко подойти к постановке этой проблемы. Наоборот, логика классовой борьбы все дальше и дальше отбрасывала ее от этого единственно правильного исходного пункта. Вот почему она не сумела также разрешить проблемы соотношения законов природы и общества. 

«Первый исторический акт индивидов, благодаря которому они отличаются от животных, состоит не в том, что они мыслят, а в том, что они начинают производить себе средства к существованию» (Маркс и Энгельс, Соч., т. IV, стр. 10, см. подстрочи, примеч.). «Людей можно отличать от животных по сознанию, по религии, вообще, по чему угодно. Сами они начинают отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им средства к существованию» (там же, стр. 11). «Люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в состоянии „делать историю". Но для жизни прежде всего нужны пища и питье, жилище, одежда и еще кое-что. Таким образом, первое историческое дело это производство средств, необходимых для удовлетворения этих потребностей, производство самой материальной жизни» (там же, стр. 18). По словам Энгельса, труд «создал самого человека», труд отличает человеческое общество вообще от стада человекоподобных обезьян. Поэтому и основу закономерностей общественного развития исторический материализм ищет в общественно-производственной деятельности людей, создающей действительную связь и единство в обществе и определяющей сознание и волю людей. Поэтому и в борьбе с идеалистическими социологическими учениями Ленин не раз подчеркивал, что закономерность общественного развития носит объективный характер, существуя независимо от сознания и воли людей, независимо от того, познают ли люди эту закономерность извращенно (как это было до возникновения марксизма) или же правильно (каковым является познание пролетариата и его партии). В понимании общественной закономерности исторический материализм принципиально отличается и от фаталистических учений, ищущих закономерность общественного развития вне деятельности людей и исключающих поэтому активную роль личности в истории, и от субъективистических учений, видящих источник общественной закономерности в духовных способностях субъекта. Исторический материализм устанавливает, что люди творят свою историю, причем эта материальная общественно-производственная деятельность людей носит закономерный характер, имеет свою объективную внутреннюю логику, независимо от того,   творят ли люди свою историю   сознательно, планомерно (как при социализме) или же являются рабами слепой необходимости своей собственной же деятельности стихийного общественного развития (как во всей пред-истории человечества). Только при таком понимании общественной закономерности возможно, как дальше это увидим, объяснение активной роли личности в истории. Задачей исторического материализма является вскрытие именно этих объективных специфических законов общественного развития.

Общественное развитие нельзя объяснить  влиянием географических условий или  биологическими законами. Как известно, Плеханов придавал чрезмерное значение влиянию географической среды на развитие общества. Плеханов считал, что  «развитие производительных сил, определяющее собой в последнем счете развитие всех общественных отношений, определяется свойствами географической среды» («Основные вопросы марксизма»). Правда, дальнейшее развитие производительных сил, указывал Плеханов, совершается «по своим собственным внутренним законам», но исходной причиной развития производительных сил, по Плеханову, является географическая среда, которая определяет развитие производительных сил. Безусловно, географическая среда является естественной основой общественного развития и обусловливает собой все стороны общественной жизни: «Всякое историческое описание должно исходить из этих природных основ и их видоизменения в ходе истории благодаря деятельности людей» (Маркс и Энгельс, Соч., т. IV, стр. 11). Но тем не менее географическая среда не определяет развитие общества. Самый факт влияния географической среды на общество, его степень, форма и характер объяснимы лишь из данной ступени экономического развития общества. Отношение общества к среде и самый факт взаимодействия между ними каждый раз определяется в конечном счете состоянием производительных сил. Наглядным примером в этом отношении является Советский Союз. За сравнительно короткий промежуток времени в результате бурного социалистического развития коренным образом изменилось у нас отношение между обществом и географической средой; благодаря открытиям (обусловленным социалистическим хозяйством) огромных природных богатств, строительству Днепрогэса, Беломорского канала и т. п. коренным образом преобразовывается географическое лицо СССР. Таким образом, экономическое развитие, обусловленное влиянием географической среды, преобразовывает последнюю и вместе с тем определяет степень и форму влияния географической среды на общественное развитие. Таким образом, характер влияния географической среды на общество в каждый исторический момент определяется внутренней закономерностью общественного развития.

То же самое следует сказать  и о влиянии размножения, роста  народонаселения на ход общественного  развития. Нельзя объяснить конечную причину общественного развития прогрессирующей густотой населения (как это делает ряд буржуазных социологов). «Условия размножения человека непосредственно зависят от устройства различных социальных организмов, и потому закон народонаселения надо изучать для каждого такого организма отдельно, а не „абстрактно", без отношения к исторически различным формам общественного устройства» (Ленин, Соч., т. I, стр. 319). Ленин указывал Струве, что невозможно построить абстрактный закон народонаселения по формуле о соответствии размножения со средствами существования, игнорируя исторически особые системы общественных отношений, отвлекаясь от способа производства. Так, например, в условиях капиталистического способа производства перенаселение создается тем, что капитал, овладевая производством и уменьшая число необходимых рабочих, создает излишнее население.

Признавая качественное отличие законов  общества от законов остальной природы, исторический материализм в то же время далек от их абсолютного  противопоставления. Законы общественного развития рассматриваются в историческом материализме как особенные формы всеобщих законов диалектики, господствующих и в природе, и в обществе, и в человеческом мышлении. Общество, как и природа, развивается диалектически, т. е. противоречиво, через скачки, революции, через отрицание старого и возникновение нового. И с этой точки зрения исторического материализма признает не только качественное различие между законами природы и общества, но и их определенное единство. В процессе общественного труда осуществляется это единство между обществом и остальной природой.

В вопросе о соотношении законов  природы и законов общества следует  отметить целый ряд попыток механистическо-натуралистиской  ревизии исторического материализма. Механисты понимают закон как внешнее отношение между явлениями; вот почему основную закономерность общества они ищут не во внутреннем саморазвитии общества, а во внешнем отношении общества и природы. Так, например, вслед за Богдановым, исходя из теории равновесия, Бухарин считает, что внутренняя закономерность общественного развития всецело зависит от равновесия между обществом и внешней средой, что внутренние противоречия являются функцией этих внешних противоречий. Более последовательно и открыто эта механистическая теория равновесия, ищущая закономерность общественного развития, конечную причину последнего, в изменениях внешней среды, проводилась Каутским еще в довоенный период. Так, например, в «Размножении и развитии в природе и обществе» (1910) Каутский считал, что и общественное развитие и эволюция организмов «в общем совершаются совершенно одинаковым путем—путем приспособления к материальным, т. е. внешним условиям жизни», что составляет «общий закон для всего мира, также и для неорганического. Форма каждого тела определяется условиями его внешней среды». В «Материалистическом понимании истории» (1927) Каутский свою заслугу видит в том, что он рассматривает историю человечества лишь как частный случай в истории органической жизни; общий закон, которому подчинено как человеческое развитие, так и развитие животного и растительного царства, состоит в том, что всякое изменение и развитие как общества, так и видов диктуется изменением в окружающей среде. Где эта среда остается неизменной, там остаются неизменными и населяющие ее организмы и организации.

Другой «теоретик» 2-го Интернационала Кунов также поддерживает определяющую роль географической среды в общественном развитии. По этой же линии идет «географический  уклон» Плеханова. Коренным пороком всех этих высказываний является игнорирование того факта, что общественные явления объяснимы лишь из присущей материальному обществ венному производству закономерности, несводимой к законам остальной природы.

Рассматривая общественное развитие строго детерминистически как причинно-обусловленный, естественно-исторический процесс, исторический материализм исключает индетерминизм (поповское учение о свободе воли) и всякого рода телеологические учения, объясняющие ход истории заранее предначертанными (богом) целями и ищущие внутренний, «скрытый смысл» в истории человечества. Однако отрицание телеологии не означает, будто исторический материализм отрицает цели и идеальные побудительные мотивы в истории, как это изображают буржуазные идеологи. Как известно, Энгельс указывал, что каков бы ни был ход истории, люди делают ее так: каждый преследует свои собственные цели, а в результате получается история. Исторический материализм не отрицает ни целей ни идеальных побудительных сил; наоборот, лишь исторический материализм дает правильное объяснение этим целям и мотивам, показывая те «исторические причины, которые отразились в головах деятелей в виде данных побуждений» (Энгельс). Исторический материализм открывает в каждой общественно-экономической формации цели и стремления больших масс людей, классов, дает этим целям и стремлениям материалистическое объяснение, показывает, как они возникают и складываются, почему они выступают в различных формах, как из столкновения этих относительных целей образуется история.

Более того: отрицание конечных целей  и перспектив свойственно лишь реформизму и оппортунизму. Исторический же материализм  теоретически обосновывает беззаветную  борьбу многомиллионных масс пролетариата и трудящихся всего мира за величайшую идеальную побудительную цель—коммунизм, открывающий новую страницу подлинной человеческой истории. Исторический материализм обосновывает самоотверженную героическую борьбу отдельных людей и масс (как это показывает пример Советского Союза и братских компартии) за коммунистический идеал, в то время как буржуазии и ее науке как раз и свойственен основанный на животном эгоизме, грубый «кухонный материализм» (как выражался Салтыков-Щедрин).

Общие и особенные законы общественного  развития. Коренным образом исторический материализм отличается от буржуазной социологии и в вопросе о том, как понимать имманентную закономерность общественного развития. Буржуазная социология считает, что ее задачей является отыскание наиболее общих законов, понимаемых ею как неизменные и одинаково годные для всех времен и для всех народов. Подобные всеобщие законы, лишенные конкретного исторического содержания, представляют пустые и бессодержательные схемы, не объясняющие ни одной конкретной исторической эпохи.

В отличие от буржуазной социологии, конструирующей общие неизменные законы, под которые подгоняется живая  действительность, исторический материализм  устанавливает, что каждая историческая ступень общественного развития, т. е. каждая общественно-экономическая формация, характеризуется присущей только ей одной особой закономерностью. Законы развития одной формации отличаются от законов другой и не сводимы к ним. Однако это не означает еще, что исторический материализм отрицает всеобщие законы в истории человечества. Как известно, Энгельс в «Людвиге Фейербахе» указывал, что «здесь надо было, значит, совершенно так же, как и в области природы, устранить вымышленную искусственную связь явлений посредством указания их истинной связи. А эта задача, в конце концов, сводилась к открытию тех общих законов движения, которые действуют в истории человеческого общества» (Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 666—667). Однако в отличие от буржуазной социологии исторический материализм устанавливает, что всеобщие законы истории не представляют бессодержательных и пустых схем, одинаково пригодных для всех исторических эпох, а всегда выступают в исторически определенной, особой, конкретной форме. Исторический материализм не отрывает метафизически всеобщие законы от особенно-исторических законов различных общественно-экономических формаций. Последние являются как раз особенными формами проявления всеобщего закона истории, который не имеет независимого от них существования и действия. Иными словами: всеобщие законы истории существуют не вне особых исторических законов развития общественно-экономических формаций, а выражают всеобщие существенные противоречия, присущие развитию всех общественных формаций, в какой бы форме оно ни происходило. Так например, закон социальной революции является всеобщим законом возникновения и смены всех антагонистических общественно-экономических формаций. Социальная революция является выражением антагонистического характера противоречия между производительными силами и производственными отношениями, она приводит к насильственной ломке старой формации и созданию новой, причем этот процесс происходит в ожесточенной борьбе классов (вплоть до вооруженного восстания), приводящей к переходу политической власти из рук одного класса в руки другого. Этот всеобщий характер закона социальной революции по отношению к предистории человечества (за исключением первобытного состояния) был отмечен Сталиным в его речи на Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников. Сталин говорил о трех революциях: революции рабов (свергшей рабовладельческий строй), революции крепостных крестьян (свергшей феодальный строй) и Октябрьской революции (свергшей капиталистический строй в России). Но в каждой формации социальная революция происходит в присущих ей одной особенных формах, принципиально отличаясь от революций в других формациях. С этой точки зрения прежде всего следует отметить, что Октябрьская социалистическая революция принципиально отличается от всех происходивших до сих пор революций, которые были «однобокими революциями», сменяющими одну форму эксплоатации трудящихся другой ее формой. «Только Октябрьская революция поставила себе, целью уничтожить всякую эксплоатацию и ликвидировать всех и всяких эксплоататоров и угнетателей» (Сталин, Вопросы ленинизма, 10 изд., стр. 527). Развивая дальше мысли Ленина, Сталин указывает на следующие характерные черты пролетарской революции в отличие от революции буржуазной: