Образ казачки в художественной литературе

Из украшений  самыми распространенными были дешевые бусы и особенно серьги и кольца. В бывших черноморских станицах бусы называли намисто.

Рабочей обувью у женщин, как и у мужчин, были чирики, башмаки, башмаки с ушками, в западных районах края и в бассейне р. Лабы ­ черевички, в предгорьях - чувяки. В этих же районах среди женщин было принято носить сапоги. Причем особенно ценились сапоги из цветного сафьяна на каблучках, как у украинок. В 900-х годах праздничной обувью были различного вида фабричные туфли, ботинки на шнурках, полусапожки. Чулки женщины носили в основном домашней вязки, нитяные и шерстяные; богатые носили покупные бумажные и фильдекосовые. В названиях обуви прослеживается украинское влияние, очень распространены, напримеp, названия: черевики, чоботы, ходаки.

Необходимо отметить возрастные различия в одежде XIX - начала ХХ в. Самым красочным и лучшим по качеству материала был костюм девушек-невест и молодых женщин. К 30-35 годам женщины начинали одеваться в более темную однотонную одежду упрощенного покроя. Девочки, как уже было сказано выше, часто ограничивались одной рубахой, а старухи надевали на нее только юбку.

Обеспеченность  одеждой членов семьи, независимо от материального состояния, была различной. В первую очередь получали одежду мужчины, особенно служилые казаки, затем - женщины. Девушкам-невестам справляли наряды и приданое, замужние же женщины, особенно в бедных семьях, иногда в продолжение всей жизни ограничивались своим приданым. Дети получали минимум одежды, в бедных семьях они донашивали старую одежду родителей и старших братьев и сестер.

Некоторые отличия имела обрядовая одежда. «Крестильная рубашка» шилась по образцу рубашек взрослых, только из более тонкого материала. Специального свадебного женского платья не было; шилась обычная одежда, но из лучших материалов. С конца XIX - начала ХХ в. начинают в богатых семьях шить белые венчальные платья с треном по моде того времени. Казаки на свадьбу надевали казачью форму, обычно новую, мужчины-иногородние - городские костюмы, а более состоятельные - тройки.

Женская одежда «на смерть» в некоторых станицах сохраняла архаичный покроЙ. Например, смертные рубахи почти всегда кроились целиком из холста, с кокеткой без плечевого шва, юбки и кофточки были более упрощенных фасонов. При этом чем моложе была покойница, тем светлее и даже ярче была ее одежда. Девушек-невест обычно хоронили в нарядных праздничных платьях с различными украшениями, а молодых замужних женщин - в тех платьях, в которых они венчались.

2. Внутренняя красота  казачки

Века постоянных боевых тревог военно-полукочевого образа жизни, бытия в прошлом, выработали в казачке бесстрашную решительность  и способность сохранять присутствие  духа в моменты неожиданной опасности.

Она сумела достойно встать вместе с казаками с оружием  в руках на защиту своих детей, куреня и станицы. И, несмотря на все  это, она не теряла основных черт, присущих слабому полу: женственности, сердечности, кокетства, любви к нарядам. Наверное, как ни к кому больше, к казачке  относится изречение древних, что  «Женщина приходит в мир, чтобы возвеличить  его своей красотой, материнской  добротой и любовью». 

Всем известно, как казачки гордились своим  происхождением – «не боли болячка  – я казачка», как они избегали браков с иногородними, и с чужестранцами  были неприветливы. Казаки упорно берегли  свое племенное лицо, больше всего  при помощи женщин, ревнивых хранительниц древних обычаев и чистоты  крови.

Казаки ценили семейную жизнь, и к женщинам относились с большим уважением, и только постоянные походы и обычай взятия обета на безбрачие, заставляли многих быть холостяками.

Развратников  казаки холостые в своей среде  не терпели, и, как повествуют прошлые  предания, – развратники наказывались смертью.

Рожденного младенца холостые казаки (принявшие обет на безбрачие) нянчили все, и когда  у него появлялся первый зуб, все  непременно приходили с подарками  смотреть его, и восторгам этих закаленных в боях воинах не было предела.

Казачка – свободная, воспитанная в среде не знавшей  ни рабства, ни крепостных господ, закрытых теремов и гаремов, она сознательно, как полноправный член семьи отдавала свои силы, а часто и кровь, для  благосостояния и благополучия.

Девушка-казачка  была свободна в личной жизни. Родители не посягали на ее волю и не выдавали замуж помимо ее согласия. В случае неудачного брака, она могла добиться поддержки общества о разводе.

Оберегая вдов и сирот от нищеты, общественное Право позаботилось о них, существовал социальный земельный надел «вдовий» и «сиротский». Обычай не разрешал казачке идти в услужение (в работницы к богачу). Казачка скорее позволит себе, в исключительных случаях, тайком попросить милостыню Христа Ради, чем идти в услужение прислугой.

Когда казаки долгие годы были на службе, на войне, в боевых походах, их жены вели свое хозяйство  в одиночестве, не зная барщины. В  свободном труде казачка привыкла к аккуратной и добросовестной работе. И если казак содержал в холле  своего коня, то она с любовью  чистила и мыла свой курень (хату).

Иностранцы, посещавшие казачьи станицы, писали: «Дом и, особенно, стены содержатся в такой чистоте, в какой бывает посуда».

Английский автор  Марк Ферлен, в 1847 году посетивший казачьи  селении в Турции эмиграции «первых» Кубанцев – Донских казаков, переселившихся с Дона при царе Алексее Михайловиче  на тогда еще турецкую Кубань, в  своих воспоминаниях отметил  следующее: «Селение колонии расположено  на берегу Майносского озера. На краю озера мы встретили несколько  очень белокурых детей, аккуратно, опрятно и хорошо одетых, а потом  двух или трех рослых и стройных казачек в коротких юбках. Все  они казались очень застенчивыми. Атаман пригласил нас в свой дом, самый опрятный и, бесспорно, самый  красивый, какой мы только видели в  Малой Азии, стены были хорошо отштукатурены  и выбелены, и на них не было ни одного пятна и ни малейшей пыли. Семейства казаков были вообще очень  многочисленны и дети их очень  сильны и здоровы. Вид не только детей, но и всех взрослых казачек, которых  мы видели – все они отличались здоровьем, свежестью, силой. Каждая женщина-казачка, казалось, как бы рождена быть матерью  гренадера. Они чрезвычайно трудолюбивы, расторопны и ловки, все они обладали удивительной сноровкой. Одна из женщин-казачек  принесла какую-то жалобу Атаману. Она  стояла прямо посреди горницы  в позиции древнего витязя и одно мгновение точно имела позу дивной греческой статуи, слывущей под именем Аристида Праведного. Она говорила с важностью и силой, без крика  и площадных манер. Я желал  бы, чтобы иные из ораторов нашей  нижней палаты присутствовали при этом, чтобы взять назидательный урок у этой казачьей дамы. 
Характерно, когда мы беседовали с Атаманом в его доме, женщины дома входили и выходили по своим домашним делам без всякого замешательства. Они, казалось, вовсе не замечали нас, и нисколько не смущались нашим присутствием, а, между тем, иностранцы для них диковинка».

Л.Н. Толстой  в повести «Казаки», отмечая особенности  красоты казачки, подчеркивает, что  щегольство и изящество в одежде и убранстве хат составляет привычку и необходимость в их жизни. Казак, который при посторонних, как  того требовал этикет, считал неприличным  ласково и праздно говорить со своей женой, невольно чувствовал ее превосходство, оставаясь с ней  с глазу на глаз.

Весь дом, все  имущество, все хозяйство приобретено  и держится только ее трудами и  заботами.

Постоянный труд и заботы, легшие на ее руки, дали особенно самостоятельный мужественный характер и поразительно развили в ней  физическую силу, здравый смысл, решительность  и стойкость характера.

Женщина-казачка  отличается большею частию от казака: она и сильнее, и умнее, и развитее, и красивее казака.

За внешней  ее застенчивостью, как отмечают многие авторы, зачастую скрывается сильный и неукротимый нрав, сознание хранительницы семейного очага и хозяйки дома.

Женщина в казачьем обществе пользовалась вниманием и  исключительным уважением. Недаром, в  некоторых казачьих областях даже девочек  называли «родительницы». Казак был  уверен, что его вольные и невольные  грехи замолят Родительницы (мать и жена).

В своих воспоминаниях  о казачьем быте Георги писал: «У казаков  мужья обходятся с женами ласковее, чем обыкновенно в России, и  поэтому они веселее, живее, благоразумнее  и пригожее».

Казачке были чужды  модные по духу времени демократические  книжные теории. Среди казачек, в  прошлом не было курсисток, комиссаров в юбке, активисток раскулачивания, расказачивания. Внутренним идеалом  казачки были Бог, семья, подворье –  это, прежде всего, послушные дети, уважающие  родителей, исправное подворье, чувства  своей ответственности перед  Богом по поддержанию в семье  православно-нравственных устоев и, особенно, как сейчас ни покажется странным – это пресечение распутства.

В отношении  с мужчинами, женщина-казачка и, особенно, девушка пользовалась совершенной  свободой. В некоторых казачьих областях, в частности, и на Кубани, бытовали традиции по совместному проведению молодых казаков и казачек  летней ночи на сеновале. Но горе тому казаку, кто пытался осквернить эту  народную традицию проявлением похоти и ее домогательства. За это виновника  ожидала тяжелая плата, вплоть до пролива крови.

«Недоступность» казачки проявлялась во всех случаях  и была основой в оценке достоинства  как самой казачки, так и ее родителей, и, как раньше выражались, «рода-племени» (какого рода-племени, такова она и есть). Это являлось главным  критерием при выборе невесты  – подруги жизни. Женщина-казачка, потерявшая «недоступность», теряла в  общественной среде понятие порядочности, а среди мужчин-казаков слыла, как принадлежность для удовлетворения похотей и ни на что большее  рассчитывать уже не могла.

Казаки издавна  умели сохранять тайну рождения ребенка до невестиного и женихового возраста, предпочитали игры отдельно девочки от мальчиков, в казачьих школах, как школы, так и классы были раздельные. Даже при совместных помывках в бане детей и взрослых употреблялись фартуки. «Недоступность»  составляла нравственную гордость казачки.

Нередко, казачка  с достоинством произносила: «Мне мать не разрешает даже мужу показывать свое тело выше колен». Надо сказать, «недоступность»  способствовала возведению женщины-казачки  на высоту недосягаемости и поддержанию  у мужчины чувства постоянного  тяготения и влечения к ней. У  многих, вероятно, сейчас это вызывает «жалкую ухмылку». А, может, кто-то и  задумался над целью земной жизни  человека – для чего она дана ему, в отличие от всего другого  животного мира. Но не грешно и нелишне  вспомнить изречение древних, что  «человек до тех пор человек, пока он сохраняет интим, при утере  интима он превращается в животного  и в поведении, и действии и  поступках».

Дикость, назовем  мы случай, имевший место в прошлом  на Кавказе – отец заколол дочь и зятя, застав их в поцелуе за час до свадьбы. Но, это то, что  отделяет человечество от публичного дома. Наличие постороннего взгляда, не место для излияния любовных чувств. Сама природа, в отличие от животного мира, отвела человеку для этого время и место, только для двоих, без постороннего присутствия.

У казаков в  прошлом, даже в Великий Светлый  праздник Христово Воскресения –  Пасху, приветствие друг друга целованием дозволялось лишь мужчине с мужчиной, женщине с женщиной.

Чужды были казачки  и т.н. организации и общества, в которые вовлекали и приобщали  женщин к мужским заботам, выступлениям с заявлениями, решениями, протестами и пр. Не было никаких союзов, советов  казачек общественной направленности, были веками сложившие устои оказания взаимопомощи и содействие своего хутора, станицы, родственника, соседа.

Приехал к соседу гость, старались чем-то помочь ему  принять его. Заболела казачка или  увезли как роженицу, родственники, а чаще ближайшие соседи, добровольно  брали заботу о присмотре за детьми и хозяйством. «Обносились» у кого-то малообеспеченных или многодетных  дети, старались без просьб помочь. Ушел от хутора цыганский табор, как  повествует одно из казачьих преданий, а пятерых детишек «забыли» взять  – без всякого совета, совещания  и обсуждения, по зову сердца разобрали  их по своим семьям. На добровольной основе казачки ходили на уборку церкви, на оказания помощи, при постройке  хат, а в далеком прошлом и  на изготовление самана и кизяка –  и во всех случаях, когда кому-то требовалась посторонняя помощь. Никто не неволил, не обязывал, не организовывал, а каждый знал, если я не приду, то и ко мне не придут.

Все казачки  хутора и станицы знали друг друга  с малых лет, знали и в чем  у них «нужда», и без всякой какой-либо подсказки, исходя из своих  возможностей и достатка помогали.