Модель советской экономики как разновидность плановой экономики

Поскольку в чистом виде такая схема делала работу министерств, плановых и снабженческих органов непосильной, в жизни она несколько трансформировалась: сначала доводились лишь контрольные цифры, отталкиваясь от них, предприятия сами готовили проекты собственных планов и заявки на материальные ресурсы и направляли их по инстанциям наверх. Там их сводили и направляли еще выше. Конечный пункт всей этой информации, уже агрегированной, – Госплан.

В работе Госплана ключевым документом были материальные балансы. В них сводились источники ресурсов (объемы производства плюс импорт) и их распределение (фонды на материальные ресурсы, определявшиеся на основе заявок, плюс экспорт).

Материальные балансы утрясались до равенства ресурсов и их источников, и из балансов уже исходили задания по производству и лимиты распределения. Они затем разукрупнялись в министерствах и доводились до предприятий.

Поскольку один Госплан не мог справиться со всем многообразием продукции, он брал на себя только важнейшие ее виды (около 2 тыс. балансов). А еще около 20 тыс. балансов разрабатывал Госснаб, и он же, принимая и госплановские балансы, через свои союзглавснабсбыты, отвечавшие за группы продукции производил по ним разнарядку, т.е. выписывал наряды. Они-то и были заключительным результатом планирования. В них указывалось, от кого, кому, какую продукцию, в какие сроки и в каком количестве следовало получить, потребитель прикреплялся к поставщику. Уже на основании нарядов они между собой заключали хозяйственные договора, которые существенной роли не играли.

В итоге предприятия получали утвержденный план в натуре. Поскольку слишком часто осуществлять всю эту громоздкую процедуру было невозможно, ее проводили в полном объеме один раз в год. Поэтому вся работа народного хозяйства подчинялась годовому циклу по формуле «спячка - раскачка –горячка». Конец года – штурмовщина.

Особо следует сказать о финансовом планировании. Оно было полностью подчинено планированию натуральному и осуществлялось примерно по той же процедуре. В проекте своего плана предприятия отражали показатели валовой и товарной продукции (натура, помноженная на прейскурантные цены), фонда зарплаты, себестоимости, прибыли, а также предложения по ее распределению в бюджет, отчисления министерству, фонд предприятия, а позднее, с 1965 г., фонды стимулирования (фонд материального поощрения, фонд развития, включавший расходы на инвестиции и НИОКР, фонд социального развития). Здесь же фиксировались заявки на пополнение оборотных средств и на кредиты банка.

Пройдя по вертикали до верха, финансовые показатели проектов планов сводились в ряде финансовых балансов, в том числе в финансовом балансе государства (по существу балансе госсектора), бюджете, балансе денежных доходов и расходов населения, кредитном и кассовом планах. Последний отражал движение наличных денег. Затем после увязки, сопровождавшейся урезанием расходов и увеличением доходов, начинался путь вниз. Что существенно, государство формально распоряжалось всей прибылью предприятий, в их финансовых планах отражалось, сколько у них заберут средств, а сколько дадут или позволят потратить.

Налоговой системы по существу не было. Ведущими статьями в бюджете были отчисления от прибыли, определяемые индивидуально в абсолютной сумме для каждого предприятия, и налог с оборота. Последний взимался при реализации конечной продукции за пределы госсектора, в основном населению. Его экономической базой была разница между оптовыми ценами, по которым велись расчеты между предприятиями и которые были всегда занижены против потенциальных цен равновесия или стоимости (аналог можно видеть во внутрифирменных расчетных ценах), и розничными ценами, которые по необходимости должны были приближаться к ценам равновесия. Таким образом, для плановой экономики была характерна так называемая двухуровневая система цен.

Предприятия находились на хозрасчете. Это означало, что в принципе все свои расходы они обязаны были покрывать за счет собственных доходов. Но если у них был избыток средств, он изымался; если были убытки, они покрывались дотациями. Государство следило за тем, чтобы убытков было поменьше, планировались показатели снижения себестоимости или затрат на 1 руб. товарной продукции. Но планово-убыточные предприятия были всегда, и это считалось нормальным, ибо в ходу было понятие "высшей рентабельности", введенное еще И. Сталиным. Оно предполагало наличие высших политических интересов, исходя из которых убыточные производства поддерживались независимо от экономической эффективности.

Такова общая, грубо прорисованная схема. Можно было бы добавить множество деталей, проследить именно на уровне деталей эволюцию системы. Но сейчас эти детали, прежде бывшие предметом ожесточенных дискуссий и казавшиеся способными повысить жизнеспособность системы, уже никому не интересны. Для наших целей описанной схемы достаточно. Если возникнет потребность, то при изложении конкретных вопросов будем делать необходимые уточнения.

Описанная схема дает представление о формальной структуре системы, о том, как она была устроена и должна была работать. Как она работала на самом деле, какие возникали отклонения от нормативного порядка – это как раз то, чем мы займемся далее.[10]

3.      Успехи и недостатки плановой экономики

3.1.           Недостатки плановой экономики

Пока система находилась в фазе становления, у ее конструкторов могла быть и была уверенность, что многочисленные недочеты – явление временное, продуцируемое самим процессом становления и роста. Со временем должна была произойти притирка всех звеньев, достижение их внутренней согласованности и сбалансированности. Так оно отчасти и происходило.

Период становления пришелся в основном на первую половину 1930-х гг, и это был период своеобразного планового романтизма, творческого взлета, по крайней мере для тех, кто непосредственно занимался конструированием социалистического планового хозяйства. Их ощущения и настроения, пожалуй, диктовались сознанием, что они строят действительно новый мир, социализм как мечту человечества, который начинается здесь и сейчас.

Однако уже к 1935-1936 гг. должно было стать очевидным, что многие недостатки системы носят далеко не временный характер, а являются ее врожденными пороками. До поры до времени этого не замечали или старались не замечать. Но уже в 1939 г. на XVIII партконференции зазвучали голоса тех, кто эти пороки впервые назвал. Конечно, тогда нельзя было говорить о них прямо, особенно с официальной трибуны. Никто и не пытался сомневаться относительно принципиального выбора. Тем не менее, те недостатки, о которых говорил, например, Д.Ф. Устинов, будущий министр обороны, а тогда один из руководителей оборонной промышленности, относились к разряду неустранимых.

Каковы же эти недостатки?

1. Система оказалась весьма громоздкой в административном плане.

2. Система была лишена внутренних стимулов, которые побуждали бы к росту эффективности и к лучшей координации.

3. Органическим свойством советской социалистической экономики стал товарный дефицит.

4. Столь же органическим дополнением к формальной планово-распределительной системе была теневая экономика. Дефицит был важнейшим фактором, питающим ее.

5. Накопление структурных деформаций и неэффективности стало фактором, постоянно сопровождавшим функционирование системы в течение всей ее жизни.

Названные выше пороки плюс отключение рыночных регуляторов плюс закрытие экономики обусловили быстрое нарастание своего рода атеросклероза системы. Капитализм, который "по теории" вот-вот должен был погибнуть и временами казался дряхлым старцем рядом с молодым и нахальным социалистическим соперником, раз за разом обнаруживал новые жизненные силы, способность к обновлению и прогрессу, особенно после Второй мировой войны. А вот социалистическая плановая экономика, поначалу "рванув как на пятьсот", уже в возрасте 30 лет стала проявлять нарастающие симптомы вырождения и упадка.

Рыночный механизм работает таким образом, что даже если образуются диспропорции в экономике, производство отрывается от реального спроса, то циклический кризис приводит все в соответствие, давая одновременно толчок росту эффективности. В последние десятилетия благодаря улучшению макроэкономического регулирования былые циклические кризисы практически не случаются, но рыночные регуляторы действуют в целом исправно.

В СССР с конца 1920-х гг. циклический кризис как способ приведения в соответствие структуры производства структуре спроса не случался ни разу. В то же время разрыв между структурой производства и спросом, между внутренними и внешними показателями эффективности все нарастал.[11] План, который, казалось бы, должен был заменить эту функцию рыночного механизма, категорически с нею не справлялся.

Стоит отметить, что плановая экономика с годами все больше утрачивала способность к крупным структурным сдвигам. Начав с масштабной индустриализации, в качестве последних примеров она смогла продемонстрировать только программы жилищного строительства и химизации при Н.С. Хрущеве, а также инициированный при нем же рывок в развитии нефтегазовой промышленности.

Правилом же было планирование от достигнутого уровня. Это означало, что все сложившиеся пропорции с небольшими коррективами переносились в будущее. Только более или менее экстравагантные идеи руководителей типа внедрения кукурузы (Н.С. Хрущев), строительства АвтоВАЗа (А.Н. Косыгин) подвигали Госплан на то, чтобы закладывать в план значимые структурные сдвиги. И для этого были свои основания. Всякие изменения в структуре влекли за собой возникновение кучи диспропорций, уловить которые чисто счетно было крайне трудно, объем плановой работы должен был возрасти в несколько раз. Между тем уверенности в эффективности, в гарантированности положительных результатов не было, особенно если речь шла о принципиальных нововведениях. Приходилось оглядываться на Запад: и кукуруза, и химизация, и автомобилизация были подсмотрены там, когда их выгодность уже была доказана зарубежным опытом. Понятно, что делалось все это с колоссальными запаздываниями.

Впрочем, планирование и не считало своей первоочередной задачей учитывать спрос. Оно в значительной мере само создавало его. Прежде всего, спрос военный.

Милитаризация – одна из главных характеристик советской экономики, сложившаяся под влиянием имперских амбиций, убеждения политического руководства в необходимости поддерживать равенство вооруженных сил двух блоков, внутриполитической выгодности противостояния и постоянной мобилизационной готовности.

По разным оценкам, военное производство с учетом сопряженных отраслей составляло от 40 до 60% ВВП. Точнее сказать трудно, причем не только из-за секретности, но в еще большей степени из-за произвольности цен. Цены на потребительские товары были относительно завышены, тогда как военная техника стоила сравнительно дешево. Кроме того, обеспеченность материальными ресурсами военного и гражданского производства была несопоставима. Исследованиями Е.А. Роговского было показано, что если в начале 1980-х гг. по потребительским товарам рубль стоил не более 20 центов, то по вооружениям и военной технике паритет покупательной способности составлял 4,2 доллара.

Так или иначе, но, поглощая львиную долю лучших ресурсов, военная промышленность избавляла планирование от большей части забот по изучению спроса. Правда, только в этом секторе могли создаваться продукты высоких технологий, способные конкурировать с западными образцами, в том числе гражданского применения — самолеты, атомная энергетика, космос. Созданный в свое время задел позволяет России до сих пор держаться в лидерах мирового рынка вооружений.

Но ясно также и то, что в целом это не усиливало, а ослабляло экономику, истощало национальные ресурсы. Имея несравненно более сильную экономику, США из-за огромных военных расходов в какой-то период оказались вынуждены уступать в конкурентной борьбе Японии и Европе. Что же говорить об экономике СССР, которая, как стало ясно всем к началу 1980-х гг., больше не могла нести бремя гонки вооружений. Угроза "звездных войн" и неспособность противостоять новым вызовам заставили серьезно заговорить о необходимости экономических реформ даже военных и разведчиков.

Утяжеленная структура экономики, состоящая в преобладании тяжелой промышленности, сырьевых, так называемых базовых, отраслей, – также специфическая особенность плановой экономики. Начиналось с теоретических положений о создании фундамента современной индустрии, с так называемого закона опережающего роста 1-го подразделения общественного производства. Но в конечном счете сами закономерности социалистической экономики толкали к этому. Отсутствие внутренних стимулов обусловило низкую эффективность использования первичных ресурсов. По энергоемкости, материалоемкости национального продукта СССР прочно занимал первые места в мире. И хотя были плановые задания по росту производительности труда, снижению себестоимости, экономии энергии и создавались стимулы, по показателям эффективности мы все больше отставали от развитых капиталистических стран.

Кроме того, громоздкость административной машины и постоянный товарный дефицит объективно непрерывно подталкивали к упрощению номенклатуры планируемой и производимой продукции, к обеднению ассортимента. Конечно, осваивались новые изделия и материалы, по этому поводу также доводились планы и стимулы. Но это было как бы движением против течения, против основной тенденции, рождаемой внутренними законами системы.

А отсюда опять же повышенный расход сырья и материалов, обусловленный необходимостью для конструкторов и производственников выбирать "из того, что есть". В итоге повышенный расход первичных ресурсов приходилось покрывать увеличением объемов их производства.

Складывалась типичная картина "производства ради производства". В.И. Ленин когда-то за это критиковал капитализм, но последнему даже не снилось, до какой степени социализм его обгонит на этом поприще. М.Я. Лемешев, известный эколог, говорил еще в 1970-е гг.: "Мы добываем железную руду, чтобы делать экскаваторы, мы делаем экскаваторы, чтобы добывать железную руду. А из этого круга мало что выходит".

Естественно, доля базовых отраслей в экономике была чересчур высока, а энергия, которая в них затрачивалась, в значительной мере уходила в воздух.