Россия XX века в представлении французской интеллигенции

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 26 Декабря 2012 в 09:07, курсовая работа

Описание работы

Цель исследования: рассмотреть эволюцию образа России во Франции в период XIX – первой половине XX вв., и его влияние на развитие двусторонних отношений.
Задачи:
- проследить эволюцию образа России во Франции на протяжении XVIII –XX вв.;
-оценить влияние образа России во Франции на развитие двусторонних отношений;
-выявить его устойчивые составляющие, и переменные характеристики, могущие меняться в зависимости от конкретной внешнеполитической ситуации;
-оценить обобщенно степень положительности и отрицательности образа России во Франции, сложившегося к концу рассматриваемого периода.

Содержание работы

Введение…………………………………………………………………………5
Глава 1. Эволюция образа России во Франции в XVIII веке…………………9
Российско-французские культурные связи в период правления Екатерины II………………………………………………………………9
Русская православная церковь глазами французских наблюдателей…18
Отношения России и Франции в эпоху Французской революции 1789-1793гг………………………………………………………………………20
Образ России во Франции в период Итальянского похода Суворова 1799 г. на страницах газеты “Moniteur Universel”……………………..22

Глава 2. Образ России во Франции и российско-французские отношения в XIX веке…………………………………………………………………………28
Представления Франции о России в период Отечественной войны 1812 года……………………………………………………………………….28
«Русский мираж французских легитимистов» и образ Николая I во французской прессе в период Июльской монархии…………………..35
Сравнительный анализ перспектив России и Франции на международной арене в католической и протестантской французской прессе……………………………………………………………………..37
Роль книги Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году» в формировании негативного образа России во Франции в середине XIX века………………………………………………………………………39
Франко-прусская война и российско-французские отношения………40
Франко-русское сближение в 1870-е-80-е гг. и заключение франко-русского союза в 1894 г…………………………………………………42

Глава 3. Россия XX века в представлении французской интеллигенции…..49
Общий обзор российско-французских политических и культурных контактов в первой половине XX века…………………………………..49
Россия первой половины XX века глазами французских деятелей культуры (Жорж Дюамель, Люк Дюртен, Андре Бретон и др.)………………………………………………………………………....52
Восприятие французской интеллигенцией «оттепели» и ресталинизации брежневского времени в СССР………………………59
«Перестройка» в СССР и французская прогрессивная общественность……………………………………………………..……66
Заключение………………………………………………………………………71
Список использованных источников и литературы…………………………..75

Файлы: 1 файл

Богословская Г.В. Образ России во Франции.doc

— 379.00 Кб (Скачать файл)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 2. Образ России во Франции и российско-французские отношения в XIX веке

 

XIX век стал особым периодом в истории России и Европы: изменился характер международных отношений,48 образовались устойчивые коалиции стран, действующих заодно в различных войнах. Изменился и статус России на международной арене: если XVIII век был временем, когда огромное государство только появилось на границах Восточной Европы, то век XIX – временем, когда Россия уже прочно вошла в число великих держав. Это не могло не изменить характера отношений между двумя рассматриваемыми странами, их представлений друг о друге. В связи с этим тому, как продолжалось формирование образа России во Франции в XIX веке, мы считаем необходимым посвятить отдельную главу.

        Одним из первых французов,  затрагивавших в своих сочинениях  Россию и изложивших свои взгляды  на ее социально-политическое  устройство, цивилизационно-культурную  принадлежность и перспективы  исторического развития был франко-итальянский философ Жозеф де Местр.  В своем сочинении «Четыре главы о России» (1811 г.) он пишет, что Россия – страна, оказавшаяся в цивилизационном коридоре между Западом и Востоком, а потому не может претендовать на особое место в мире и на то, чтобы считаться страной «исключительной культуры». Попадание России в зазор между двумя мировыми цивилизациями  - результат стечения неблагоприятных исторических обстоятельств: отпадение России от Европы, вызванное церковным расколом и татарским нашествием. Вследствие этого Россия не стала частью ни одной из двух великих цивилизаций, не создала собственной культуры: «Это не Европа, или, по крайней мере, это азиатская раса, оказавшаяся в Европе». Русских людей Жозеф де Местр считает непостоянными. «Все, от государственных законов до лент на платьях – все подвластно неутомимому вращению колеса ваших перемен», - метафорично замечает он в своих «Санкт-Петербургских вечерах». Де Местр также настаивает на том, что Россия не только не была исторически связана с Европой, но и теперь, в начале XIX века, несмотря на моду на французский язык, подражание в архитектуре, литературе, светских обычаях не может преодолеть барьер, отделяющий ее от европейских стран. Нестабильность современного политического и общественного развития России также является следствием того, что она не пережила вместе с Европой культурного становления. Историческое предназначение России де Местр видит слишком локальным: он связывает с русской армией большие надежды на победу над Бонапартом, но этого недостаточно для того, чтобы понять, в чем состоит национальное призвание огромного государства. Чувства де Местра к русским двояки: с одной стороны, он не одобряет русской необязательности, равнодушия к общественным вопросам, характерного для представителей всех сословий и связанного с особенностью взаимодействия власти и общества, обреченного на безмолвие. С другой стороны, его восхищает русская страстность, темперамент. С Отечественной войной 1812 года де Местр связывает надежды на то, что национальное предназначение России наконец определится, и она встанет на дорогу прогресса, так как победоносные войны, как правило, способствуют расцвету культуры. В глазах католика Жозефа де Местра прогресс возможен лишь в обществе, проникнутом духом христианства, поэтому он ставит успех будущих социально-политических преобразований в России в зависимость от изменения духовной сферы. Русская православная церковь не обладает достаточными цивилизующими возможностями (в этом де Местр был солидарен со многими западноевропейскими наблюдателями, суждения которых изложены в предыдущей главе), так как не обладает ни необходимой независимостью, ни авторитетом, а петровские преобразования по существу превратили ее в государственное ведомство. Жозеф де Местр полагал, что России было бы полезно приблизиться к западной католической традиции, и выражал надежду на «сближение православных с Римом» и даже объединение церквей. Но присоединение к католической конгрегации не означало бы одновременного изменения культурного статуса России  - страны, скорее, восточной, а, скорее всего, обрекло бы ее на роль вечно догоняющей более развитых соседей страны. 49   

О том, какое значение имел для России, для русского высшего  общества образ Франции и французов  в ХIХ веке написал в своем романе-  эпопее “Война и мир” великий русский писатель Лев Николаевич Толстой. Французский язык для русского высшего общества, по словам писателя, был языком, “на котором не только говорили, но и думали” представители российской знати.50 В светских гостиных начала ХIХ века активно обсуждалась международная обстановка, ситуация на фронтах двух наполеоновских войн, личность самого Наполеона, который являлся в то время символом Франции. Наполеон был кумиром прогрессивной русской молодежи. Так, один из главных героев романа, молодой Андрей Болконский мечтал о славе по наполеоновскому образцу, что автор романа оценивает как французское наследие в духовной жизни.

Со стороны французов  же война 1812 года способствовала формированию в их стране своеобразных представлений  о России. Сам ход военных действий свидетельствовал о непредсказуемости русских, многие их действия французы не могли объяснить рационально, и от этого враг казался еще более опасным. Впоследствии появилось масса легенд о гибели наполеоновской армии в русских снегах.  51

  В 1838 году Шатобриан (государственный деятель эпохи Реставрации Бурбонов во Франции – 1814-1830 гг.) опубликовал свои заметки о конгрессе Священного союза (проходил с 20 октября по 14 декабря 1822 года), где он получил возможность близко наблюдать российского императора и беседовать с ним во время совместных прогулок. В своем очерке о царствовании Александра I Шатобриан пишет, что личность этого российского императора представляется ему неотделимой от бурного потока исторических событий в Европе в первой четверти XIX века. Он был высокого мнения о дипломатических способностях царя, считал, что он умел из побед и поражений в битвах с Наполеоном извлекать наибольшую выгоду для России. Шатобриан отмечает также укрепление Александром русской армии и утверждает, что силу России на европейском континенте в первой четверти XIX века можно сравнить лишь с могуществом Наполеона.  Поскольку объявленная Наполеоном война России кажется писателю безрассудной, и этот его шаг характеризует императора как человека, чуждого Франции, на фоне порицания Наполеона личность Александра I явственно приобретает в воспоминаниях Шатобриана черты величия и благородства. Российский государь, овеянный славой непобедимого русского оружия, видится покровителем Европы, протягивающим ей руку помощи для обретения независимости и покоя. Во внешнеполитическом курсе России Шатобриана привлекает конституционная дипломатия, проводимая царским правительством в 1810-е годы, в частности, дарование Польше конституции. Первые реформаторские начинания Александра во внутренних делах империи, по его мнению, также отвечали давно назревшим потребностям российского государства. 52

Муниципальную депутацию  Парижа, явившуюся в русский генеральный  штаб 31 марта 1814 года, чтобы обсудить условия гражданской капитуляции  Франции, удивили необычные в устах неограниченного монарха заявления Александра I о признании им за французской нацией права свободного выбора правительства. Рассуждения Александра I о пользе сильных представительных учреждений способствовали созданию его образа искреннего либерала, «героя Севера». Шатобриан противопоставляет просвещенность русского царя государям Священного союза: «Он один из всех европейских монархов понял, что Франция достигла того уровня цивилизации, при котором стране потребна свободная конституция». Шатобриан высоко ценит Александра за «возвращение на престол прежней династии, которой «повиновались наши предки в течение восьми столетий», то есть династии Бурбонов. Он с глубоким уважением подчеркивал твердость российского императора в проведении внешнеполитического курса, направленного на создание нового европейского равновесия, где Франции отводилось почетное место в ряду великих держав Европы. Тем не менее, он распознал и противоречивость натуры Александра, в которой сочеталась европейская образованность и властолюбие самодержца.53

Русский император, считает  Шатобриан, привел во Францию народы, пребывающие еще на низшей ступени  развития, по сравнению с западными  людьми. Его страшит дикость и  невежественность орд кавказцев, в  случае, если они расположатся лагерем  во дворце Лувра. Могучим русским гвардейцам «шести футов росту», шествующим по Парижу, Шатобриан приписывает ощущение робости. Даже вид самого царя, прогуливавшегося в одиночестве по Парижу пешком или верхом, наводит автора на мысль о варваре, робеющем, словно «римлянин среди афинян». Шатобриан осуждает поправение внутриполитического курса царя в 1920-е годы и также изменение внешнеполитического курса, направленного на защиту традиционализма в Европе. Вину Александра как государя он видит в том, что Александр не ограничил личную власть и не развил в дальнейшем свои первоначальные реформаторские планы. Восстание декабристов Шатобриан считает следствием консервативной политики царизма в 1920-е годы, власть которого по-прежнему опиралась на штыки. В итоге Александр, отказавшись стать просвещенным монархом и повести свои народы шаг за шагом к прогрессу, завещал не свободу, а деспотизм.54

В 1812 году Россию посетила французская писательница Жермена  де Сталь. В историко-политическом трактате «Десять лет в изгнании» она  описала свое путешествие по России. Де Сталь справедливо указала на различие исторических судеб России и Западной Европы: «Все прочие народы Европы приобщились к цивилизации примерно в одно и то же время и могли соединить природный гений с познаниями благоприобретенными». Для прогресса европейских народов сыграло большое значение наследие римской империи, в то время как славяне, оттесненные норманнскими племенами с севера на юг, пришли в соседство с кочевыми южными народностями, стоявшими на более низкой ступени развития, чем земледельцы-славяне. Русскую цивилизацию де Сталь определяет по сути как догоняющую европейскую. 55

По стечению обстоятельств, де Сталь находилась в  России уже  тогда, когда на ее территорию вторглись  наполеоновские армии, и это позволило  ей наблюдать русских людей в период героического сопротивления агрессии наполеоновской Франции.56 Пытаясь осмыслить свойства русской нации, которые помогли ей одержать победу, де Сталь полемизирует с Дидро, которому приписывает фразу: «Русские сгнили, не успев созреть». В отличие от великого философа, она склонна видеть в современной ей России высокий общественный дух. Убежденная сторонница либеральных ценностей, де Сталь столкнулась в России с иными ценностями цивилизации, которые, по ее мнению, в определенных условиях могут стать источником народного энтузиазма. В основе небывалого героизма русских в 1812 году лежит, считает она, «любовь к отечеству и религии, а нация, богатая добродетелями такого рода, еще способна удивить мир». В русском православии де Сталь особенно ценит веротерпимость. Именно эта черта православия способствовала, по ее мнению, сплочению различных народностей в единую мощную империю. 57  

Москва удивила свою гостью необычностью своего архитектурного облика, резко отличного от принятого  в европейской городской культуре. Описывая Москву, де Сталь особенно подчеркивает, что она является местом смешения всех народностей и нравов, которыми богата Россия, а многоликий облик ее жителей наводит писательницу на мысль, что именно здесь «Азия соединяется с Европой». В отличие от Москвы, где повсюду отмечались приметы Востока, Петербург де Сталь, не колеблясь, причислила к прекраснейшим из европейских городов.58

В Петербурге писательница получила возможность познакомиться  с широким кругом русской знати  и присмотреться к светской жизни столицы. Отмечая безупречные европейские манеры русских придворных, Сталь постоянно развивала важную, с ее точки зрения, для характеристики русских мысль о присутствии в нем сильного влияния южных народов, или «скорее, азиатов»: «…манеры у них европейские…характер же восточный».59

Светскую жизнь Петербурга де Сталь нашла совершенно непохожей  на форму общения элитарных слоев  во Франции. Там просветительская салонная культура предполагала обсуждение интеллектуальной жизни, политические и богословские споры, отвлеченное теоретизирование. Иная обстановка царила на великосветских собраниях в России. В Москве и Петербурге она встречала весьма просвещенных ученых и литераторов, но при этом под общением в России,  с ее точки зрения, подразумевается «многолюдное празднество, не затрагивающее ни ума, ни души». 60

Франция в разные периоды  с интересом обращала свои взоры  к России, чему немало способствовала внешнеполитическая ситуация конкретного  исторического времени. Одним из таких событий стала, в частности, франко-прусская война.61 Но до этого, в 30-е годы XIX века отношения России и Франции были сложными.

Это был период Июльской монархии. Июльская монархия 1830 года и  рожденный ею новый режим, избрание королем Луи Филиппа, герцога  Орлеанского, которого Николай I считал узурпатором трона, - все это осложняло политические, дипломатические и экономические контакты между двумя странами. 62

В этот период на фоне глубокого  социально-политического кризиса  во Франции, уставшей от революционных  потрясений, группа единомышленников формируют систему представлений о России, которая позже была названа в литературе «русским миражом французских легитимистов». Россию изображали как консервативную страну, где сохраняются традиции патриархального общества, а между абсолютным монархом и его подданными царит гармония, не смущаемая никакими конституционными новациями. Русских людей легитимистская пресса изображала людьми «старого закала, у которых любовь к отечеству и привязанность к религиозным и монархическим установлениям укоренились глубоко в сердце». Примечательно, что даже события 14 декабря 1925 года на Сенатской площади трактуются монархической газетой, которая, казалось бы, не должна сочувствовать бунтовщикам, как проявление незаурядной силы духа русских, отличающей их от развращенных европейцев. Такие представления развивали журналисты легитимистской газеты  «Gazette de France». 63

То обстоятельство, что  «мифологизации» подвергалась именно Россия, а не другая абсолютная монархия (Австрия или Пруссия), имело несколько причин: здесь и традиционные для части французского общества представления о том, что Россия является естественной союзницей Франции, потому что эти две страны не имеют общей сферы интересов, а значит им «нечего делить», а также отдаленность России от Франции и разница климата, в силу чего Россию легче было представить в утопическом свете. 64

Однако и русофобские  настроения во французском обществе в этот период были не менее сильны. Их последователи, противопоставлявшие  «русской восточной тьме западный свет», были даже более многочисленны и влиятельны. Во французской прессе 1830-х-40-х годов антирусскими настроениями были пропитаны статьи журналистов либеральных газет «Constitutionell» и «Journal de debats». Особенно усилилась антирусская направленность статей после введения российских войск в мятежную Польшу 16 сентября 1831 года. Резкую критику вызвала речь Николая I, обращенная к Варшавскому муниципалитету, в которой император назвал Россию единственной страной, где царят мир и согласие, и противопоставил ее мятежной Европе.65 После ее напечатания французская республиканская пресса наполнилась статьями, клеймившими «палача Польши». Николая I называли «коронованным кретином66, а речь русского монарха – «результатом наследственного безумия, столь распространенного в роду российских императоров»67. На волне критики «всплыли» и различные эпизоды российской истории, опровергавшие легитимистский миф о царящем в России законе и порядке, в частности, история дворцовых переворотов, а также то, что Николай I начал царствование с подавления мятежа.68

Информация о работе Россия XX века в представлении французской интеллигенции