Проблема интертекстуальности в теории переводa

“Скажи-ка, дядя, ведь не даром

      Тебя  считают очень старым:

      Ведь, право же, ты сед 

      И располнел ты несказанно.

      Зачем же ходишь постоянно

      На  голове? Ведь, право ж, странно

            Шалить на склоне лет!” [Набоков]. 

      Несомненным плюсом этого перевода является не только то, что комический эффект благодаря узнаваемости стихотворения сохраняется, и благодаря этому перевод, без сомнения, становится более адекватным и выигрывает с прагматической точки зрения,  но и то, что перевод Набокова вообще более полно передает формальное содержание текста, а также его стиль – торжественный, с употреблением возвышенной лексики, что, на контрасте с содержанием стихотворения, и создает комический эффект - чем перевод Орла, в котором встречаются непростительные вольности, например, у Кэрролла: 

      “‘You are old’, said the youth, ‘as I mentioned before,

      And have grown most uncommonly fat;

      Yet you turned a back-sommersault in at the door –

      Pray, what is the reason of that?’”[Carroll: 83-84].  

      В переводе Орла это звучит так:

      “‘Дядя Вильям, - юнец к джентльмену воззвал,

      Ты  не слишком изящный мужчина,

      Но, как драная кошка, залез ты в подвал,

      В чем подобной сноровки причина?’” [Орел: 49]. 

      Данный  перевод искажает не только содержание (в оригинале – «turned a back-sommersault in at the door», в переводе – «залез в подвал»), но и эмоциональный оттенок и стиль текста оригинала, поскольку выражение “драная кошка” обладает в русском языке ярко выраженной отрицательной коннотацией, и получается, что мальчик не восхищается своим дядей, а критикует его. В стихотворении Кэрролла отрицательная коннотация отсутствует. 

      На  этом фоне, несомненно, выигрывает перевод  Набокова: 

      “Ах, дядя, - повторяю снова:

      Достиг  ты возраста честного,

      Ты - с весом, ты - с брюшком...

      В такие годы ходят плавно,

      А ты, о старец своенравный,

      Влетел  ты в комнату недавно -

      Возможно ль? - кувырком!” [Набоков].

      В этом переводе не только сохранен жанр пародии, но и в полной мере отражено содержание оригинала, его тональность и стиль. Единственное, что сохранил Орел, в отличие от Набокова – размер оригинала, но это не представляется особо существенным для восприятия.

      Вообще, В.Орел при переводе пародий идет по другому пути, наиболее простому с нашей точки зрения: он переводит  пародии как обычные стихотворения, не делая никаких различий при переводе собственных стихотворений Кэрролла и при переводе пародий. Не стремится он и к сохранению полного соответствия содержания исходного текста и текста перевода. Стремясь передать прагматику оригинала, он делает акцент на передаче комического эффекта, порой даже усиливая комический эффект оригинала.

      Например, у Кэрролла: 

      “How doth the little crocodile

      Improve his shining tail,

      And pours the waters of the Nile

      On every golden scale!

      How cheerfully he seems to grin,

      How neatly spreads his claws,

      And welcomes little fishes in

      With gently smiling jaws!”[Carroll: 49]. 

      У Орла: 

      “К  нам сегодня приходил

      Наш знакомый крокодил,

      Говорил: ‘У вас в пруду

      Я друзей себе найду.

      У вас тут плавают ерши,

      Они для дружбы хороши.’

      Увидел  крокодил ершей,

      Улыбнулся до ушей,

      И слышится из пасти:

      ‘Ребятушки, залазьте!’”[Орел: 28]. 

      Очевидно, что в данном переводе не воспроизведено как формальное содержание оригинала, так и его стиль, поскольку присутствуют просторечные выражения, которых нет у Кэрролла («ребятушки», «залазьте»).

      Однако  и у Набокова бывают неудачи при  переводе пародий. Например, при переводе стихотворения «Speak roughly  to your little boy…» несколько поменялась эмоциональная окраска: 

      То  ты синий, то ты красный [курсив наш – О.Т.],

      Бью и снова бью! [Набоков]. 

      Хотя у Кэрролла всего лишь 

      I beat him when he sneezes [Carroll: 99]. 

      Выделенная  фраза несколько смещает акценты  в стихотворении. Она является неоправданным добавлением, т.к.отсутствует у Кэрролла. Перед мысленным взором читателя встает картина жутких последствий избиения. Сам глагол to beat не вызовет таких ассоциаций, тем более у детей, для которых следствие и причина не имеют явной связи. То, что этот стишок является пародией на колыбельную “Спи, младенец мой прекрасный…” не вполне компенсирует искажение эффекта, и данный перевод нельзя назвать прагматически адекватным. Подобное искажение присутствует и у Орла: 

      «Когда  чихает твой малыш

      Часов по восемь с третью,

      Ну, как его не угостишь

      Дубиной или плетью!» [Орел: 58].

       

      Более адекватен перевод Демуровой:

       

      «Лупите своего сынка

      За  то, что он чихает,

      Он  дразнит вас наверняка,

      Нарочно раздражает!» [Демурова: 67]. 

      В переводе Н.Демуровой используется способ, упомянутый В.Клюевым, т.е. в сносках указывается источник пародии и приведен перевод оригинального стихотворения. Этот способ представляется наиболее оправданным с точки зрения передачи прагматики оригинала, т.к. его использование позволяет одновременно сохранить национальный колорит текста оригинала и устранить сложности, связанные с отсутствием у рецептора оригинала необходимых фоновых знаний.

      Например,у Кэрролла: 

      “Soup of the Evening, Beautiful Soup!” [Carroll, 152]. 

      Это пародия на песню, где есть фраза: 

      “Star of the Evening, Beautiful star!” 

      У Демуровой: 

      «Еда  Вечерняя, Блаженная Еда!» [Демурова, 116]. 

      В сносках приведен перевод оригинального стихотворения: 

      «Звезда Вечерняя, блаженная Звезда!» 

      В целом, если сравнивать перевод Демуровой  с переводом Орла, необходимо отметить то, что он является более адекватным с точки зрения формального соответствия оригинала и перевода. 

Например, у Кэрролла: 

“The Walrus and the Carpenter 
Were walking close at hand; 
They wept like anything to see 
Such quantities of sand: 
"If this were only cleared away," 
They said, "it would be grand!"”[Carroll]. 

У Демуровой: 

      “Но Морж и Плотник в эту ночь

      Пошли на бережок

      И горько плакали они,

      Взирая  на песок:

      - Ах, если б кто-нибудь убрать

      Весь  этот мусор мог!” [Демурова: 200]. 

У Орла: 

      “Вот  в эту ночь (простите, день!)

      У моря Плотник и Тюлень

      Гуляли  до рассвета.

      Тюлень  воскликнул: “Вот тоска! На берегу полно  песка.

      Меня  тревожит это.” [Орел: 150]. 

      Как мы видим, в переводе Орла много вольностей, никак не связанных с прагматической адаптацией перевода: это неоправданные  добавления: “гуляли до рассвета”, “простите, день”, а также опущения (“were walking close at hand”).

      Тем не менее, принимая во внимание то, что большинство исследователей ставят на первый план при переводе художественных произведений именно точное воспроизведение прагматики оригинала, перевод данного стихотворения, выполненный Орлом, также может быть признан адекватным.

      Необходимо  отметить, что при переводе стихотворных пародий Орел все же прибегает  к прагматическим адаптациям, которые, однако, никак не связаны с тем, что стихотворение является пародией. Это прежде всего различного рода замены понятий, менее знакомых читателю перевода на более знакомые. Например, в стихотворении “Tis the voice of the Lobster...” не используется словарное соответствие слову “lobster” – “омар“ и вместо этого употребляется слово “судак”, то есть название морского обитателя, более знакомого читателям текста перевода.

      При анализе перевода стихотворений – пародий на определенный стиль и жанр, прежде всего необходимо учесть стилистическое соответствие текста перевода исходному тексту. Пародиями данного типа является, например, стихотворение “Jabberwocky”. 

      У Кэрролла: 

“One, two! One, two! And through and through

The vorpal blade went snicker-snack!

He left it dead, and with its head

He went galumphing back.” [Carroll].

      У Орла: 

«Да, чудоюдоострый  меч

Сильнее Умзара стократ!

Зверой побрит, герой спешит

Споржественно назад.» [Орел:123]. 

      У Демуровой: 

«Раз-два! Раз-два! Горит трава,

Взы-взы  – стрижает меч,

Ува! Ува! И голова

Барабардает с плеч!» [Демурова: 166]. 

        Стилистический компонент в данном случае был верно передан как Орлом, так и Демуровой, однако, как и при переводе большинства других включений, в переводе Демуровой лучше передано формальное содержание текста, а значит, в целом перевод Демуровой более адекватен с прагматической точки зрения.

      Варианты  Орла необходимо отметить, анализируя переводы пародий на пословицы. Очень удачно смотрится в контексте произведения пародия-каламбур “Береги платье снову, а чисть смолоду”  [курсив наш –О.Т.] [Орел: 62]. Несмотря на то, что у Кэрролла нет пословицы, похожей на эту по содержанию, каламбур, придуманный Орлом, удачно вписывается в стиль Кэрролла, а значит, является оправданным с прагматической точки зрения

      Н.М.Демурова при переводе пародий на пословицы  и собственно пословиц стремилась добиться максимального формального соответствия, на контрасте с Орлом, который, как и Набоков, прежде всего ставил перед собой задачу сохранить комический эффект, не стремясь достичь формального соответствия.  

      Например, у Кэрролла: 

      “Take care of the sense, and the sounds will take care of themselves."”[Carroll: 129]. 

      У Демуровой: 

      “Думай  о смысле, а слова придут сами.”  [Демурова: 99].