Коррупция

    С аналогичными вопросами сталкивались и правители древнего Египта. Документы, обнаруженные в процессе археологических исследований, свидетельствуют и о массовых проявлениях коррупции в Иерусалиме в период после вавилонского пленения евреев в 597 - 538 гг. до Рождества Христова.

    Тема  коррупции обнаруживается и в  библейских текстах. Более того, о  ее наличии и вреде с горечью  говорят многие авторы. Например, в  одной из книг библии Книге премудрости Иисуса сына Сирахова отец наставляет сына: «Не лицемерь перед устами других и будь внимателен к устам твоим... Да не будет рука твоя распростерта к принятию... Не делай зла, и тебя не постигнет зло; удаляйся от неправды и она уклонится от тебя... Не домогайся сделаться судьею, чтобы не оказаться бессильным сокрушить неправду, чтобы не убояться когда-либо лица сильного и не положить тени на правоту твою...».⁴ Нетрудно заметить, что сам характер наставлений свидетельствует, что библейскому обществу были достаточно знакомы факты подкупа судей и нечестного правосудия.

    Не  избежала проявлений и расцвета коррупции  и античная эпоха. Ее разрушительное влияние было одной из причин распада Римской империи.

    Более поздние периоды западно-европейской  истории также сопровождались развитием  коррупционных отношений. При этом их присутствие в жизни и делах общества получило отражение не только в исторических документах, но и во многих художественных произведениях таких мастеров, как Чосер («Кентерберийские рассказы»), Шекспир («Венецианский купец», «Око за око»), Данте («Ад» и «Чистилище»). Так, еще семь веков тому назад Данте поместил коррупционеров в самые темные и глубокие круги Ада. Историей объясняют его неприязнь к коррупции политическими соображениями автора, ибо Данте считал мздоимство причиной падения Итальянских республик и успешности своих политических противников.

    Многие  известные западные мыслители уделяли  исследованию проявлений коррупции немало внимания. Как представляется, весьма и всесторонне в этом смысле исследовал ее истоки Никколо Макиавелли. Характерно, что многие его воззрения на эту проблему весьма актуальны и сегодня. Достаточно вспомнить его образное сравнение коррупции  с чахоткой, которую вначале трудно распознать, но легче лечить, а если она запущена, то «хотя ее легко распознать, но излечить трудно».⁵ Казалось бы, простая истина, но как она современна для оценки сегодняшней ситуации с распространением коррупции в мире и России.

    К сожалению, Россия в смысле наличия  коррупционных отношений не была и не является исключением из общего правила. Их формирование и развитие также имеет многовековую историю. В частности, одно из первых письменных упоминаний о посулах как незаконном вознаграждении княжеским наместникам относится еще к концу XIV века. Соответствующая норма была закреплена в так называемой Двинской уставной грамоте (Уставная грамота Василия I),⁶ а позже уточнена в новой редакции Псковской Судной грамоты. Можно предположить, что эти источники лишь констатировали наличие подобных деяний, которые явно имели место намного раньше своего официального нормативного закрепления.

    Распространенность  лихоимства (взяточничества) в России была столь значительной, что по Указу Петра Первого от 25 августа 1713 года и позднейшим «узаконениям» лихоимцам была определена в качестве наказания смертная казнь. Однако и она не слишком устрашала казнокрадов. Чтобы представить себе хотя бы приблизительные масштабы продажности российских чиновников, достаточно вспомнить такие исторические персонажи, как дьяки и подьячие царских приказов допетровского и столоначальники поздних периодов, весьма вороватого сподвижника Петра Первого князя А. Д. Меншикова, казненного при Петре же за казнокрадство и лихоимство сибирского губернатора Гагарина, казнокрадов и взяточников высочайшего уровня из ближнего окружения последнего российского императора.

    Весьма  любопытна в этом плане направленная императору Николаю I «Записка Высочайше учрежденного Комитета для соображения законов о лихоимстве и положения предварительного заключения о мерах к истреблению сего преступления», относящаяся к августу 1827 года. В этом документе с исключительной скрупулезностью рассматриваются причины распространения коррупционных отношений в государственном аппарате, дается классификация форм коррумпированного поведения, предлагаются меры по противодействию данному явлению.

    В частности, среди основных причин упоминаются  «редкость людей истинно правосудных», «склонность к любостяжанию, самим устройством жизни непрестанно раздражаемая и никакими действительными препонами не стесняемая», низкий уровень окладов чиновников, которые «...не преподают никаких средств к приличному себя содержанию... не дают ни малейшей возможности за удовлетворением ежедневных жизненных потребностей уделить что-то на воспитание детей, на первое вспомоществование при определении их на службу, или хотя на малое награждение дочерей при выдаче в замужество». Это способствует тому, что врученную ему Правительством власть чиновник употребляет «в пользу корыстных видов, преступает во всех возможных случаях те законы, кои вверены его хранению, одним словом, побуждается лихоимство».

    Интересен и предлагаемый перечень форм коррупционного поведения, в частности подкупов. Они «бывают различны: подарки, посулы, обещания, предложения услуг собственных  своих покровителей, прельщения всякого  рода; угадывают склонности Судей, отыскивают знакомства их и связи; если кого-то из них не успеют задобрить лично, то стараются подкупить в родственнике, в друге, в благодетеле. Познание человека нам открывает, что в тех случаях, где стекаются частные выгоды, с оными неразлучно связано большее или меньшее злоупотребление».

    Что касается мер борьбы с продажностью чиновничества, то на первое место предлагалось поставить «скорейшее издание полного систематического свода законов, какие по каждой отрасли Государственного Правления должны служить единообразным руководством в производстве и решении дел без изъятия»; «отмена законов тех, кои очевидно способствуют к умышленным проволочкам, притеснениям и к вынуждению взяток»; «установление во всех частях Государственного управления таких окладов жалования, кои бы сколько-нибудь соразмерны были с потребностями существования в том звании, в каком кто проходит поприще службы, и тем самым останавливали бы служащих от поползновения к самовольному в крайности удовлетворению сих потребностей, лихоимством»; «установление справедливой соразмерности в наказаниях» так, чтобы «вред или чувствительность наказания превосходила выгоду, приобретаемую от преступления», а «чувствительность наказания за повторенное преступление превосходила выгоду не только приобретенную чрез преступление, но и всю ту выгоду, которая могла бы приобретена быть чрез все повторенные преступления в человеке, в коем порок обратился в привычку»; «строжайшее не на одной бумаге, но на самом деле наблюдение за точным исполнением Высочайших Указов, ограждающих судебную власть от влияния Главноначальствующих в разных частях Государственного управления»; «введение гласности в производстве суда, и вообще в отправлении канцелярской службы, исключая тех только дел, которые по особенной важности Высшим Правительством из сего изъемлемы будут».

    Тем не менее, все эти благие рекомендации в принципе так и остались нереализованными, а чиновничий аппарат все более  и более погружался в пучину коррупции. Не случайно нравы, царившие в чиновничьей  среде, в том числе коррупционные  деяния и их участники, получили яркое  отображение не только в исторических документах, но и произведениях великих русских писателей Н. В. Гоголя, М. Е. Салтыкова-Щедрина, И. И. Лажечникова, А. В. Сухово-Кобылина, А. П. Чехова и многих других.

    Издревле  в России были три формы коррупции: почести, оплата услуг и посулы. Подношения в виде почести выражали уважение к тому, кто ее удостаивался. Уважительное значение «почести» проявляется  и в русском обычае одаривать  уважаемого человека, и в особенности, высокое начальство, хлебом-солью. Но уже в XVII в. «почесть» все больше приобретала значение разрешенной взятки. И, конечно, мздоимство в России расцвело на почве широкой практики подношений «почести» чиновникам.⁷

    Другая  форма подношений чиновникам связана  с расходом на само ведение и оформление дел. Доходы чиновников в виде оплаты на ведение и оформление дел учитывались  при определении им жалования: если в приказе было много дел, с  которых можно было «кормиться», то им платили меньше жалования. То есть практика «кормления от дел» была частью государственной системы содержания чиновничества в XVII в.

    Третья  форма коррупции – посулы, т. е. плата за благоприятное решение  дел, за совершение незаконных деяний. Чаще всего «посулы» выражались в  переплатах за услуги, за ведение и  оформление дел, и поэтому граница  между двумя формами коррупции  была размытой и едва различимой.⁸

    Достаточно  вспомнить яркие образы переродившихся советских служащих, созданные В. Маяковским, И. Ильфом и Е. Петровым,                  М. Зощенко и другими авторами. И это при том, что Ленин считал взяточничество одним из опаснейших пережитков и требовал для борьбы с ним самых суровых, подчас «варварских», по его выражению, мер борьбы. В письме члену коллегии Наркомюста Курскому он требовал: «Необходимо тотчас, с демонстративной быстротой, внести законопроект, что наказания за взятку (лихоимство, подкуп, сводка для взятки, и прочее и тому подобное) должны быть не ниже десяти лет тюрьмы и, сверх того, десяти лет принудительных работ». Суровость мер в борьбе со взяточничеством объяснялась тем, что большевиками оно рассматривалось не только как позорный и отвратительный пережиток старого общества, но и как попытка эксплуататорских классов подорвать основы нового строя. В одной из директив РКП (б) прямо отмечалось, что громадное распространение взяточничества, тесно связанное с общей некультурностью основной массы населения и экономической отсталостью страны грозит развращением и разрушением аппарата рабочего государства.

    Тем не менее, несмотря на суровость правовых мер воздействия к взяточникам, искоренить это явление не удалось, так и не были устранены основные причины его, многие из которых были обозначены еще в упомянутой выше записке российскому императору Николаю I. Даже во времена тоталитарного  правления И. Сталина вирус коррупции  не был истреблен, хотя, безусловно, следует признать, что модель сталинского  квазисоциализма внешне казалась наименее коррумпированной. Однако не следует  забывать, что тоталитаризм, основанный на политическом и экономическом  терроре, и других странах также  внешне проявлялся как мало коррумпированный (классический пример гитлеровская Германия), что на самом деле не соответствовало  действительности.

    Еще сегодня не только пожилым, но и россиянам  среднего возраста памятны массовые факты поборов и взяточничества за получение государственного жилья, за выделение торговым предприятиям и продажу покупателям «по блату» дефицитных промышленных и продовольственных товаров, за прием в престижные вузы, за командировки за границу и тому подобное, о чем в свое время немало сообщала людская молва я даже пресса. И это при том, что номинально взяточничество каралось весьма строго - вплоть до высшей меры наказания по уголовному закону: смертной казни.

    К выводу о широком распространении  коррупции в конце эпохи социализма  позволяют прийти не только материалы  судебных процессов и прессы 1970-1980-х  годов, но и  проведенного одним из них в 1990 году изучения этой проблемы в ряде регионов России и некоторых  союзных республик тогда еще  существовавшего СССР. Его результаты свидетельствуют, что различные  виды коррупционного поведения, в том  числе в уголовно наказуемых и  поэтому наиболее опасных формах, уже тогда были присущи практически  всем союзным, республиканским, краевым  и областным государственным  и партийным органам, не говоря уже  о местных. Наиболее пораженными  в этом плане оказались структуры, осуществлявшие финансовое и материально-техническое  обеспечение хозяйствующих субъектов, внешнеэкономические связи, организующие и контролирующие сферы товарного  распределения и социальной поддержки  населения. При этом  если умолчать об этих явлениях уже не представлялось возможным, то они преподносились как  некие издержки функционирования органов  власти либо отдельные факты, не вытекающие из существовавшей системы.

    Все это создало весьма благоприятную  почву для дальнейшего внедрения  коррупции в общественные отношения  при либерализации экономических  и социально-политических условий  в стране на рубеже    1990-х  годов. И, в конечном счете, привело  к тому, что в последние годы даже при сохраняющейся уголовной  ответственности взятки стали браться, по существу, открыто. Результаты проведенного уже в 1999-2000 годах исследования показывают, в частности, что при относительно стабильном общем количестве лиц, изобличаемых во взяточничестве на протяжении последних 12-15 лет, сегодня к ответственности за это деяние удается привлечь всего одного из двух-двух с половиной тысяч лиц, совершивших данное преступление (т. е. более чем в двадцать раз меньше, чем в конце 1980-х-начале 1990-х годов). Это по существу если не формально, то практически декриминализировало взяточничество как вид преступления. Интересно, что из числа осуждаемых сегодня за взяточничество до половины составляют представители правоохранительных структур, что свидетельствует о высокой степени коррумпированности именно тех, на кого по идее власть и население должны рассчитывать как на главную опору в противодействии правонарушителям.