Ислам и политика в современной Турции

    Вскоре  после создания Управления по делам  религии государство предприняло попытку установить контроль посредством данного государственного органа над всей исламской деятельностью. В результате религиозные учреждения оказались привязанными к государственной бюрократии и потеряли автономию.

    Управление  имеет разветвленную организацию. Оно контролирует все 86 тысяч мечетей  и нанимает на работу имамов, муфтиев  и муэдзинов, которые становятся в результате государственными служащими с соответствующей оплатой. Муфтии служат в качестве связующего звена между местными верующими и государством. Они также осуществляют управление за имамами, прикрепленными к каждой мечети, и обеспечивают их утвержденными сверху текстами проповедей и другими материалами. Имамы не только являются составной частью административной структуры, но они также идеологически подвластны решениям, принимаемым главенствующими над ними, которые отражаются в объявлениях, что они делают, и читаемых ими проповедях.

    Такая жесткая структура надзора оставляла  имамам весьма незначительную свободу собственного трактования религии. Учителя, учебники и учебные программы всех религиозных школ находятся под непосредственным контролем Генерального директора управления по вопросам религиозного образования, являющегося самостоятельным подразделением Министерства образования.

    За  последние годы место гражданского ислама в жизни турецкого общества и его влияние на нее изменилось. После смерти Мустафы Кемаля Ататюрка в 1938 г. начался период изменений, и к началу 40-х годов правящая элита была вынуждена сдаться под давлением демократизации. В 1950 г. Республиканская народная партия, которую основал Мустафа Кемаль Ататюрк, проиграла на выборах, и Турция начала испытывать рост новых исламских настроений. Присутствие конкурирующих политических партий означало, что стало возможным проявлять в сфере общественной жизни иные интересы, что также значило послабление возрождению ислама. Стали открываться исламские школы, и было разрешено религиозное обучение частным образом.

    Хотя  гражданский ислам официально изъят  из общественной жизни, он по-прежнему остается глубоко укоренившимся  в сердце и разуме турецкого народа. Несмотря на то, что государство  продолжает следить за бывшими религиозными лидерами, их преемниками и религиозными деятелями, тем в определенной мере все-таки удалось восстановить свое влияние на общественную жизнь путем вовлечения в религиозную атмосферу широких масс.

    Как подтверждает одно из недавних исследований по Турции, «активное присутствие ислама отличает практически все области турецкой жизни… Этот ислам является не заменой или альтернативой современному миру, а составной частью жизни»⁵.

    Изменения, наблюдаемые на общественном уровне, являются еще более значительными. Примером может служить возвращение в среде исламских кругов к фетвам (религиозные тексты). Сборники «фетва» превратились в бестселлеры.

    В 90-е годы усилилось движение радикального ислама. Деятельность радикальных исламских организаций в Турции была ориентирована на установление в стране исламского строя, и во многом предопределялась влиянием иранского примера. Получив в эти годы широкое распространение в условиях глубоких социальных и политических проблем, сторонники радикальных исламских преобразований, развернув насилие и террор, усугубляли негативные тенденции, имевшие место в турецком обществе. Эти группы пользовались достаточно широкой иранской поддержкой и часто действовали движимые иранскими региональными политическими и стратегическими интересами. В силу того, что реакция турецких властей на террористическую деятельность исламских группировок в прошлом была относительно вялой и ограничивалась лишь временными мерами, в следствие чего лидеры этих групп и их спонсоры резко активизировались в надежде свергнуть светский демократический режим в Турции.

    По  началу считалось, что маргинальность сильных исламских групп в  Турции, в отличие от энергичной вооруженной оппозиции в Египте или Алжире, не представляют особой опасности. Однако, в свою очередь, лидеры и спонсоры этих экстремистских организаций полагали, что насилием против светских символов турецкого государства они действительно смогут установить в стране исламскую форму правления.

    Сторонники  исламских реформ относительно их отношений с соседним Ираном и влияния, оказываемого на них идеями иранской революции, отмечают, что Иран следует рассматривать как пример и руководящий принцип, однако программа, стратегия и тактика исламских преобразований заложена в Коране и не исходит от конкретного исламского государства.

    Стратегические  цели радикальных религиозных движений должны реализовываться в три этапа. Первая стадия, называемая “таблиг” заключается в необходимости доведения до населения исламского призыва, в ходе которой следует убеждать людей принять исламскую религию, установить исламское государство и шариатское правление. Вторая стадия носит название “джамаат” и призывает к реструктурированию действующих исламских общин в соответствии с требованиями первой стадии. Третья заключительная стадия, в ходе которой объявляется “джихад”, подразумевает призыв к вооруженной борьбе для защиты исламского образа жизни.

Итак, можно  сделать некоторые выводы. Ислам  в современной Турции, несмотря на проводимую в начале века политику модернизации общества, по-прежнему оказывает значительное влияние на повседневную жизнь общества. Это проявляется в том, что некоторые религиозные группы и ордена поддерживают вполне светские партии; в том, что происламские партии действуют в рамках закона и пользуются демократическими средствами для достижения своих целей; а также в том, что исламские ордена и религиозные группы, в основной массе, не подрывают своими действиями принципы светского характера государства. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

1.2. Исламская Турция или светское государство? 

Турция  была и в прежние века светским государством: османский халифат  представлял собой не что иное как систему власти, в которой  религия была четко подчинена  государству, для нее была характерна секуляризация религии, которая могла бы иметь место, если бы, скажем, Генрих VIII стал королем Рима. Так же, как никому не придет в голову сомневаться в светском характере Объединенного Королевства, по той причине, что королева одновременно является главой англиканской церкви, очевиден тот факт, что Османская империя была формой секуляризации ислама, причем далеко не первой в истории.

Тем не менее, ни османская, ни кемалистская модель не могли разрешить проблем, возникающих  при соединении ислама с политикой. Ислам в том виде, который нам известен, не допускает разграничения между религией и государством, он признает правительство лишь тогда, когда оно правоверное, то есть исламское. Это, конечно, не является убеждением всех мусульман; очень большое их число живет в странах, где политическая легитимность обусловлена вещами, никак не связанными с религией. Становится все очевиднее, что перспектива «господства ислама» не привлекает большинство людей, живущих в странах, где ислам является преобладающей религией.

Очевидно, с другой стороны, и то, что подобное разграничение религии и политики не было с легкостью воспринято в Европе, оно вызревало в течение многих веков, было оплачено потоками крови. На поверхность политической жизни Европы вновь и вновь всплывают «интегральные» тенденции, свидетельствующие о том, насколько сложно отделять личную этику от политических предпочтений. Дебаты вокруг абортов, эвтаназии, границ медицины и науки – они постоянно возникают в Европе, будучи тесно связаны с религиозными убеждениями.

На фоне этих размышлений создается впечатление, что понимание необходимости отделения религии от государства в мусульманских государствах в целом пока еще развито не в такой степени, как в Европе. Этот факт может иметь множество разных объяснений. Некоторые комментаторы указывают на недостаточный уровень развития общей политической культуры в большинстве этих стран, в которых политические дискуссии сильно ограничены уже в течение многих десятилетий и, очевидно, будут ограничены впредь: монополия на оппозиционные политические дискуссии остается за стенами мечетей. Другие считают, что ислам настолько отличается от других религий, что не может признать отделения религии от государства. Вопрос о том, почему это так, остается открытым, что дает повод к серьезному беспокойству. Политический ислам – это опасный феномен, поскольку может вести к фанатизму, для которого, как все мы знаем, порой характерно презрение к человеческой жизни.       

Однако  существовали попытки отказа от ислама как государственной религии  и средства объединения нации вызвали необходимость выработки консолидирующей идеологии. Ататюрк провозгласил шесть основных принципов, формирующих основу турецкой нации: политическая общность, общие язык, территория и родословная, общность истории, общность морали. Кемалисты полагали, что в результате устранения этнических и культурных различий возникнет новая однородная общность. На практике, в условиях широкого применения различных форм принуждения, это вело к насильственному отуречиванию и массовому выселению тех, кто отказывался от вынужденной ассимиляции. Республиканские лидеры считали турками всех, кто исповедовал ислам. Это привело к принятию мусульманской веры частью армян, греков и даже евреев. Курды — наиболее многочисленная группа из национальных меньшинств — вообще были названы «горными турками».

    Европе не могут быть безразличны  тенденции, имеющие место в  исламском мире. Напротив: европейцы  кровно заинтересованы в том,  чтобы оказывать поддержку тем  странам, которые защищают принцип  секуляризации, хотя большинство их населения исповедует ислам. Турция не одинока в этой категории государств, но она, несомненно, является одним из самых важных и ярких ее представителей. В Турции существуют течения и движения, которые мы причисляем к политическому исламу, и эти силы, конечно, не выступают за то, чтобы страна все больше сближалась с Европой и стала, в конечном счете, членом Европейского Союза. На мой взгляд, эти силы не стоит недооценивать. В то же время их сопротивление обязательно надо преодолевать, причем европейская перспектива для Турции является в этом деле важнейшим средством.

Не приходится сомневаться в том, что граждане Турции, которые связывают с Европой  надежды на лучшее будущее своей  страны и терпеливо работают над  тем, чтобы она стала членом Союза, одновременно стремятся к созданию условий для более четкого отделения религии от государства.

Светская  природа турецкого государства  остается хрупкой и, возможно, обратимой, так же как и его демократические  институты или политика макроэкономической стабилизации и укрепления доверия к силам рынка при распределении ресурсов. В этом Турция ничем не отличается от других стран-кандидатов: все они хотят вступить в Союз, некоторые готовы взять на себя значительные, но краткосрочные политические издержки, поскольку видят в ЕС якорь, который поможет их пока еще слабым демократиям справиться со сложными экономическими проблемами переходного периода. Если бы это было не так, расширение ЕС потеряло бы значительную часть своей динамики и неотложности.

   Проевропейские силы в Турции прекрасно понимают, что их страна в отрыве от остальной Европы рискует поставить под вопрос свои демократические и светские институты, а также свою экономическую политику. Европейскому Союзу не нравится (не без основания) опека государственных органов со стороны турецких военных, но ведь эта опека является – недостаточной и краткосрочной – реакцией на хрупкость этих органов, которую можно преодолеть лишь тогда, когда Турция теснее сомкнется с остальной Европой. Вдохновляемые исламом политические силы Турции не приемлют сближения страны с ЕС, в прошлом они пытались – с умеренным успехом – в качестве альтернативы выстроить взаимосвязи с арабскими государствами, Ираном и Центральной Азией. Может быть, эта стратегия не является очень уж привлекательной альтернативой сближению с ЕС – как дополнение она, наверное, все-таки намного интереснее, чем как альтернатива, и все же она остается важной темой политических дискуссий в Турции. Европейская ориентация – это не преопределенный заранее результат турецкой политики; она представляет собой сильное, но неустойчивое течение, которое требует как от Турции, так и от ЕС неослабевающих усилий.»⁶

Развитие  такого сложного социально-политического  организма, как государство, немыслимо  без противоречий и конфликтов. В  конечном итоге именно они являются одним из необходимых условий его саморазвития, если, конечно, своевременно выделить конструктивную составляющую и правильно выбрать способ их разрешения. Противоречие, связанное с ролью ислама в нынешней и будущей жизни Турции, занимает особое место в ряду других и способно при недостаточном внимании и упрощенном подходе породить серьезный кризис с самыми негативными последствиями для турецкой государственности.