Поэтика жанра антиутопии в творчестве Кира Булычёва («Любимец», «Перпендикулярный мир»)

    Эта катастрофа (высадка пришельцев) может  произойти со дня на  день. В  романе мы точно знаем место, где  впервые  приземлились летающие тарелки  спонсоров: «на берегу Волги между  Калязином и Угличем». [Булычев 1997: 5] Нашествие гуманоидов охватывает всю планету. Приземление летающих тарелок, порабощение Земли, а затем первый бунт людей - все это происходит в течение ста лет.  В  этом романе мы видим царствование пришельцев, и видим, что предположения человечества о гуманности этих существ не оправдались. Человечество перешло из категории свободных в положение покорённых, порабощенных. Большая часть людей находятся в роли любимцев, домашних животных. Другие – хоть и свободны, но вынуждены жить под землёй. И перед нами другое пространство – земля в прямом смысле слова. С момента бегства героя и до момента, когда он попадает к свободным людям под землю, проходит почти полгода.

    Итак, подземный мир. Здесь герой пребывает  не долгое время. Чтобы добраться  до подземного городка, нужно проехать не один километр по различным туннелям на дрезине.

    И вот конец пути - «Замедляя ход, дрезина выехала из туннеля в  невероятных размеров дворец, освещённый слабо и таинственно» [Булычев 1997: 170] .

    Здесь также, как и на поверхности, существует своя власть. Здесь эта власть принадлежит – женщине-карлику Маркизе. Подземный мир – центр сопротивления против власти пришельцев. Это пространство выбрано Булычёвым не случайно: именно в землю мы храним останки человека. Следовательно, это метафора – возрождение человека начинается из-под земли. Так же, под землёй легче спрятаться. В связи с этим вспоминаются слова «Мать – сыра Земля». Природа становится пристанищем для непокорённых людей, местом, где человечество набирает свои силы.

    Иногда, в романе искусственно воссоздаётся время прошлых веков.

    Так, в жабьих гарнизонах в Москве, в  Люберцах и других городах, спонсоры разрешают для собственного досуга проводить гладиаторские бои. При  этом всё воспроизводится реалистично: мечи, обмундирование гладиаторов, принцип  боя – бой на смерть, ведущий раскрашивает своё лицо яркими красками.

    Или в счастливом городе Аркадии –  все люди носят одежду по стилю даже не нашего времени, а времён Пушкина: «За одним (столиком) сидел бледный худой человек в чёрном костюме. На полу рядом с его стулом лежал моток верёвки и высокая чёрная шляпа, как потом я узнал, называется цилиндром» [Булычев 1997: 277].

      Аркадия – еще одно пространство. Как отмечалось ранее, это город  по устройству – утопический.  В нём своё время, так как  город находится в изоляции от внешнего мира. В Аркадию Тим и его спутники попадают в конце своего возрождения, пути к свободе. Это сделано автором намеренно. После хаоса, царящего повсеместно на планете Земля, показать гармонию, которая оказывается иллюзией. Этот кусочек жизни мы можем воспринять как возможное настоящее: вдруг после прихода пришельцев именно такой стало бы жизнь на Земле. И в пространстве Аркадии герои понимают, что и такой вариант жизни их не устраивает. Путь к свободе продолжается.

    Примечательно, что в Аркадии, счастливом городе, происходит развенчивание мифа о миссии гуманоидов на Земле. Здесь начинается конец рабства человечества: Тиму и его друзьям удаётся сообщить прилетевшей межгалактической комиссии правду о положении людей в колонии Земля.   

    Таким  образом, в романе писателя происходит столкновение настоящего с будущим. И будущее  вызывает  ужас.  Мы уже имеем представление, как выглядит наша Земля после захвата её братьями по разуму – столетнее рабство, разрушены земные города. С  такой  же точностью Кир Булычёв описывает  и  путешествие в другое измерение Корнелия Удалова в «Перпендикулярном мире». Но,  если в «Любимце» будущее, несмотря на то, что оно служило предостережением настоящему,  всё-таки оставалось недвижно (в одной реальности),  закреплено  в пространстве, то в  «Перпендикулярном мире»  нам дано настоящее и его худший вариант.

    В повести дано одно время и одно пространство – Великий Гусляр. Хотя город имеет два варианта развития -  утопический и антиутопический.

    По  сюжету, различия в мирах начались с определённого момента в прошлом. До определённого времени события совпадали. Вернёмся в прошлое и посмотрим, что послужило противоположности миров.

    Из  слов Грубина из параллельного мира узнаём общее в истории миров: «Произошло это три с половиной  года назад. Был у нас предгором Селиванов. Потом на пенсию ушел. Времена, ты знаешь, были тихие, ни шатко ни валко... Утвердили Пупыкина предгором, он сначала ничего вроде бы и не делал. Все повторял: как нас учил товарищ Селиванов... продолжая дело товарища Селиванова... Потом начались кадровые перестановки. То один на пенсию, то другой, того с места убрали, того на новое место назначили... и тон у Пупыкина менялся. Уверенный тон становился. Против Пупыкина боролись. Был у нас такой Белосельский… Так этот Белосельский выступил. Потребовал, чтобы покончить с приписками и обманом, а развивать трудовую инициативу и демократию... да, демократию... Не знаю уж каким образом, все было сделано тихо – куда-то Пупыкин написал, кому-то позвонил, что-то против Белосельского раскопал. Только слетел Белосельский со своего места. И пришлось ему уехать за правдой в область. Не знаю уж, отыскал он ее там или нет – только в город он не вернулся. А для многих его поражение стало хорошим уроком. Поняли: опасно идти против Пупыкина. А дальше – пошло, покатилось. Пупыкин всюду выступал, говорил, какие мы счастливые, как наш город движется вперед семимильными шагами. И чем меньше товаров в магазинах становилось, тем громче выступал Пупыкин. И что грустно – как только люди убедились, что Пупыкин твердо сидит, не сковырнуть его, они по углам разбежались, каждый у себя дома боролся за демократию и гласность, а на собраниях голосовали, как надо» [Булычев 1999: 98–99]

      С этого момента и началась  разная история. Так одно пространство  – город Великий Гусляр – разделяется на утопический и антиутопический варианты.

    Возможно, Булычёв сталкивает будущее, о котором  мечтал советский народ, с нежелательным  будущим.  Между  настоящим  и  нежелательным  будущим  могут  быть пролегать несколько лет, но в настоящем уже   угадываются  еле  уловимые  признаки такого будущего. Будущее изображает  в  «Перпендикулярном мире» (в повести уже ставшее настоящим для наших героев) – это так  называемое  «экстраполярное  будущее»  [Кагарлицкий 1989: 131], т.е. будущее, вытекающее из настоящего, без  вмешательства  воли и разума.  Это будущее,   которое  надо  предотвратить.  Нежелательное будущее (параллельное настоящее) – «это повзрослевшее и постаревшее настоящее. То настоящее,  которое в ходе лет оказалось уже на краю могилы. И надо позаботиться, чтобы оно не увлекло за собой все и всех, кому еще жить и жить», – отмечает  Ю.И.Кагарлицкий [Кагарлицкий 1989: 132].

    Таким образом,  в  центре  утопических  эпизодов стоит изображение  идеальных  мест (городов), которые, как правило, отгорожены от внешнего мира (в обоих произведениях), или ещё и вымышлены (как Аркадия в «Любимце»). А для антиутопических картин мира характерна установка на достоверность: события разворачиваются в реальном государстве и городах. Это необходимо для  того,  чтобы  показать: нежелательное будущее наступит  не  где-то в другом государстве, а здесь, в реальном месте. В утопических картинах мира прошлое и будущее никак не связано с настоящим, наоборот, оно  противостоит ему. При изображении настоящего и параллельного настоящего используется прием контраста, чтобы подчеркнуть, что можно жить  совершенно иначе и лучше (утопический мир Удалова в «Перпендикулярном мире»).  В  антиутопических  картинах мира настоящее и параллельное настоящее также тесно взаимосвязаны: параллельное настоящее вызывает ужас, а  для  того, чтобы  оно не повторилось, надо изменить или улучшить настоящее. 

    2.4. Отношения социальной  среды и личности  как основа конфликта     

    В утопии, как мы уже выяснили, личность отсутствует, не берётся во внимание. Всё утопическое общество  - единый механизм, где человек – часть, деталь этого механизма, и осознаёт она себя также – частью «МЫ».

    Антиутопии  же, как жанру, свойственна антропоцентричность, т.е. ориентированность на личность. Автору интересна личность, её грани, стремления, мысли, чувства и поступки. Антиутопия изображает то, о чём мечтала утопия, но с той лишь разницей, что личность отделяется от массы, осознаёт свою индивидуальность. И конфликт в антиутопическом мире начинается именно с момента индивидуализации личности, её возрождения.

    В «Любимце» Кир Булычёв показал  нам не только возрождение личности, но и человека вообще. И начинается этот путь с бегства во внешнем  мире от собственного рабского положения. Пусть первоначально бежал он не с целью освободиться от гнёта, а просто спастись от немилости спонсоров за драку с другим любимцем. За то, побывав на воле, почувствовав вкус свободы, Тим уже не может довольствоваться ролью домашнего животного: в нём «проснулся» человек.  А к драке его побудило чувство любви к соседке-любимеце Инне:

    «Я  точно помню, что увидел её впервые  в пятницу шестого мая сразу  после обеда» [Булычев 1997: 11].

    Это первый внутренний шаг к свободе, хотя герой не подозревает об этом. В созданном спонсорами мире бытует мнение, что человек не способен на чувства. А если и способен, то лишь на привязанность, выказывать покорность, но не на любовь. Животное не способно любить – примерно так думают гуманоиды. К тому же они взяли под контроль любые проявления чувств. Если внимательно почитать роман, можно сделать вывод, что и сами спонсоры в своём большинстве – бесчувственные, холодные и расчётливые. Единственным спонсором, способным на чувства, Булычёв изобразил госпожу Яйблочко. Она заботится о Тиме, как о собственном ребёнке, разговаривает ласково, оправдывается. В то время как её муж – расчётливый карьерист:

      «– Это точно, я всё-таки сторонник гуманной точки зрения, – бурчал мой спонсор, – лишних надо топить. Топить и топить. И тогда не будет проблем с ветеринарами.

    – Ты хотел бы, чтобы Тимошку утопили?

    Хозяин  понял, что хватил через край, и  отступил:

    – Тимоша исключение, – сказал он. – Он как бы часть дома, он мне близок, как этот стул…» [Булычев 1997: 29].

    Так же холодно рассуждает и спонсор  – биоинженер Сийнико, который проводит эксперименты над людьми в питомнике для любимцев.

    Спонсоры  взяли под контроль все сферы  жизни человека, в том числе  и репродуктивные процессы. Отсюда все люди делятся на породистых и  непородистых.  Породистых самцов (людей) отбирают в «производители», т.е. того, кто будет продолжать свой род и его потомство будет высокого качества.

    Отныне, по достижении определённого возраста, самке человека находят породистого  производителя,  с целью получения  лучшего потомства. Не лишне будет  отметить,  что после рождения потомства,  детёнышей отбирают у матери. Их продают, отдают или топят. Но сначала они проходят медицинскую проверку.

    Снова ситуация напоминает нам, как человек  обращается со своими домашними животными. 

    Наш герой Тим не принадлежит к  породистым, следовательно, и не является производителем, в отличие от друга Вика. А у Инны как раз возраст, когда можно дать первое потомство.  И тот факт, что Инне уже «положено», а он, Тим, не производитель, и к ней уже дожжен прийти Вик (их хозяева уже договорились) и послужил толчком сначала к внутреннему, а затем и к внешнему бунту. Человеческое чувство оказалось сильнее и важнее животной покорности. Тим нарушил свою роль в общем ритуале – перестал быть игрушкой.

    Таким образам, главный герой нарушает общий ход жизни, где сама жизнь – ритуал. Отказ личности (мы уже можем говорить, что Тим – личность) от своей роли в ритуале – и есть конфликт романа. Встав на собственный путь жизни, Тим вступает в противоречии с царящим в порабощённом мире порядком. Чувство любви и чувство собственности являются показателями человечности героя. Спонсоры же не могут допустить своеволия.

    Контроль  за интимно-чувственной сферой человека является характерной чертой жанра  антиутопии. В классических антиутопиях  власть также берёт под контроль репродуктивность человека, спаривая людей по собственному усмотрению, без оглядки на их чувства. Наоборот, если заметна хоть малейшая физическая привлекательность для партнёров, брак запрещается, т.к. именно способность чувствовать делает человека человеком. А если чувства людей взаимны, они меньше поддаются контролю. Пара будет в первую очередь думать о том, как будет лучше для их семьи, а уж потом о государстве, власти. 

    Гуманоиды также понимали это. Точнее вообще не брали в расчет чувства человека. Они не боялись людей вообще. Просто, раз человек собственность, то и поступать с ним спонсор будет так, как захочет.

    Снова вспоминается ситуация взаимоотношений  человека и домашнего животного. Именно этот смысл заложен в романе. Произошла смена положений: человек находится в положении животного, животное же (Спонсоры) – в положении хозяина. И для изображения спонсора как хозяина человека Булычёв использует приём аллегории. С помощью аллегории Булычёв персонифицирует в спонсорах такие человеческие качества: холодность, жестокость, бесчувственность, рационализм. Читая роман, человек в поступках гуманоидов может увидеть собственное поведение. И весь роман с этой точки зрения мы можем рассматривать как пародию на отношение человека к природе.