Экономические реформы 1987—1990 годов

Нельзя не отметить, что осознание единства экономической, политической и идеологической сфер в советской политэкономии социализма, по сравнению, например, со  взглядами  предшественников,   становится более  глубоким и зримым. Это выражается в фиксировании многообразных связей между ними, констатации их взаимообусловленности, введении и разработке понятий, выражающих эти связи. Так, развитие концепции коммунистической партии (при всех достижениях и заблуждениях ее разработчиков),  задачей которой является обеспечение соответствия между тремя названными сферами, является одним из таких примеров*.  

Наконец, социологический  подход выражает себя и в том, как  понимается в политической экономии социализма основной экономический  закон. Для рыночных экономик основным законом -  это было зафиксировано  Марксом,  является  максимизация прибыли, другими словами, он относится к экономической сфере как таковой, действует «внутри» нее.  В отличие от этого, формулировка основного экономического закона социализма – «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных  потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники» (если абстрагироваться от декларативного характера его воплощения) содержит в себе попытку перейти от экономических терминов к социальным. Экономика здесь явно предстает как один из составных общественных элементов, который действует по законам этого общественного целого, выступающего по отношению к экономике «внешней» силой.   

Третья особенность  российских экономических теорий также  характерна  для политической экономии социализма. Речь идет о направленности  исследований на законы развития общества как целого, на анализ поведения  больших групп людей в противовес анализу моделей индивидуального поведения.  Такой подход, характерный для главного источника политэкономии социализма – марксизма,  лег в нашей стране  на благодатную почву, поскольку соответствовал самому духу, размаху  и стилю российского мышления. «Хочешь иметь дело с марксизмом, - говорил Сталин, - имей одновременно дело с классами, с массой…»[16].  Более того, в  политической экономии социализма категориями анализа являются уже не столько классы, как это было у Маркса,  сколько «общественные силы» с единым общественным интересом. Поэтому исследовательской и, соответственно, практической задачей является не столько анализ противоположностей между социальными группами, например, между  городом и деревней или умственным и физическим трудом, но выявление общего  в них. На наш взгляд,  здесь очевидна попытка  рассмотреть все общественное население как единое целое, реализовать холистический подход к социальной сфере. В отличие от тезисов Маркса о классовой борьбе как источнике социального развития, политическая экономия  социализма, развиваемая в традициях российской экономической мысли, пытается выявить источники общественного согласия, коллективного начала, обеспечивавшего выживание огромной страны в непростых условиях.  Социалистическая идея представлялась  в данном случае  таким возможным источником социального консенсуса.  

Наконец, четвертая  особенность, характеризующая политэкономию  социализма как преемницу российской традиции экономической мысли,  –  это выявление и описание законов «другой экономики», национальной экономической системы. Собственно говоря, это и составляет само содержание политической экономии социализма. Большинству экономистов нашего и  старшего поколений эти особенности хорошо известны из учебников, по которым мы учились. Отметим самые главные.  

Ключевым отличием хозяйственной системы социализма, доминировавшей  в СССР, от других систем, называемых в этом дихотомическом ряду «капиталистическими системами», является общественная собственность  на средства производства.  Она противостоит институту частной собственности, характерному для рыночных экономик «несоциалистических» стран. Соответственно, в такой системе отсутствует наемный труд в марксистском его понимании, и связанная с ним, как полагали сторонники политэкономии социализма, система эксплуатации. Соответственно, закону конкуренции противостоит  закон планомерного пропорционального развития производства, который «возник как противовес закону конкуренции и анархии производства при капитализме»[17]. 

Выявление особенностей  социалистической экономики, понимание ее собственных законов, к  которым  относятся  упомянутые закон развития общественной собственности и  закон планомерного и пропорционального развития,  а также закон о непосредственно общественном характере труда при социализме -  преимущественное, но не единственное направление исследований экономической реальности, проводимых в рамках политической экономии социализма. 

Другим не менее  интересным фокусом анализа являлась  специфика проявления  экономических отношений из «капиталистических экономик», которые сохраняются  и действуют в условиях доминирования социалистической общественной системы. Речь шла о  модификации и трансформации таких отношений и категорий,  как прибыль, товар, банковская система и др.   

К сожалению, это  направление теоретической работы (и практической  политики), намеченное в 1950-е годы[18],  не получило широкой  поддержки. Участники дискуссий  о характере собственности при  социализме,  товарно-денежных отношениях, хозрасчете и подобных им подвергались политическому давлению[19].  В условиях ограничения свободы теоретических исследований и выражения своих взглядов советским ученым, осознающим тесноту методологических рамок политической экономики социализма, приходилось пользоваться «эзоповым языком», вкладывать свои мысли в прокрустово ложе официальной доктрины и т.п. Это сдерживало направления творческих поисков, что привело, в конце концов, к той нищете отечественной экономической науки, которая в полной мере не преодолена до сих пор.  

Политическое  давление послужило причиной того, что характерные особенности  российской школы экономической  мысли, содержащиеся и в трудах советских  политэкономов, не получили своего развития, а порой реализовывались как  свои противоположности. Материалистическое понимание действительности замещалось субъективными взглядами на возможность преобразования общества в задаваемом направлении, социологичность экономических теорий  и широкий социальный контекст рассмотрения хозяйственных процессов деформировался в представления об абсолютизации одной из общественных компонент – политики -  в процессе социально-экономического развития. В свою очередь, холистический подход при анализе общества привел к игнорированию рассмотрения личности вообще, а  специфика «другой» экономики  - социализма, была введена в абсолют, фактически запретив внедрение и анализ дополнительных и жизненно необходимых рыночных и подобных им форм экономической жизни.  

В результате оказалось  невозможным, не нарушая принятой методологической традиции, полноценно продолжить исследования экономической жизни. Потребовалась перестройка всей системы общественных отношений, начавшаяся в стране с конца 1980-х годов, чтобы начать вырабатывать новые теоретические основания  экономического анализа. Мы полагаем возможным сделать прогноз о том, что плодотворными окажутся те попытки, которые предпринимаются в русле традиций российской экономической мысли, а не те, которые базируются на заимствованных из иных экономических систем  теоретических схемах.  С этой точки зрения представляется интересным  рассмотреть перспективы институционального подхода, активно развиваемого сегодня как в мировой, так и в отечественной экономической теории. 
 

Сегодня и завтра  российского институционализма 

Институционализм часто называют методологией общественных наук ХХI века. Видение общественных отношений через призму институтов делает  анализ общества и экономики объемным. Институционализм   позволяет фиксировать несущие общественные конструкции, определяющие специфику социальных взаимодействий,  и  механизмы, лежащие в основании  закономерностей  человеческого поведения.   

В российском постсоветском  институционализме мы полагаем возможным  выделить два относительно самостоятельных  крыла, отличающихся спецификой своих методологических оснований.  

С одной стороны, развитие институционализма в российской экономической науке было непосредственно  связано с  освоением зарубежных концепций, которые затем были адаптированы отечественными учеными. С другой стороны, институциональный подход в своих исследованиях стали развивать и применять специалисты, опирающиеся на результаты собственных российских разработок. Для этого крыла институциональный подход формировался в русле традиции, присущей социально-экономическим исследованиям в политической экономии социализма и марксистской социологии. Рассмотрим подробнее специфику и того, и другого направления.   

Начнем с «заимствованного»  институционализма. Действительно, в 1980-е  годы  институты становятся объектом научного интереса  для российских экономистов на волне активного  освоения  новых теоретических концепций нео-институционалистов западных стран. Такой способ освоения институциональных концепций наложил на российский институционализм свою специфику, отличающую его от зарубежного, где он имел свои традиции и историю*. Развитие схем институционального анализа на западе в   значительной мере связывалось с осознанием ограничений  ортодоксальной экономической теории и попытками преодолеть  внеисторическую и механистическую трактовку экономической деятельности в  классических аналитических схемах  «мэйнстрима»[20],  желанием глубже понять латентные и социальные  механизмы экономического развития.  

Тем не менее, хотя идеи западного  институционализма  стремились выйти за пределы базовых постулатов  ортодоксальной теории**, вместе с тем, они оставались в рамках рыночной парадигмы[21]. Это выражается  в том, что, во-первых,  используется близкое мировоззрение, основу которого составляют принципы методологического индивидуализма. Во-вторых,  изучается тот же набор явлений, та же часть социальной реальности – а именно – экономическое поведение субъектов рынка, именно  для их анализа и конструируется структурно схожий  понятийный аппарат. То есть возможно составить список объяснений, переводящих  термины нео-институционалистов на  язык ортодоксальных экономистов. Например,  экономия трансакционных издержек реализует принцип максимизации, институты могут рассматриваться как средство достижения рыночного равновесия в условиях экстерналий (внешних эффектов), и т.д. В-третьих, нео-институционализм, как и ортодоксальная теория, также рассматривает все формы человеческого взаимодействия как обмен (используются также термины "сделка" и "трансакция"). При этом речь идет не только об обмене материальными благами, но и о более широкой их трактовке.  В результате, как отмечает  М. Блауг, «Школа институциональной теории представляет собой не более чем легкую склонность к отступлению от ортодоксальной экономической науки» [22]. Институционалисты, по его мнению, как и представители молодой исторической школы, потерпели неудачу в создании социально нейтральной экономической теории, хотя и преследовали цель такую теорию создать. В связи с этим современный институционализм, развиваемый западными учеными, представляет собой последовательное продолжение «рыночного фундаментализма», угроза которого в экономической теории осознается все более широким кругом ученых, к которым можно отнести Дж. Сороса, нобелевских  лауреатов Л. Клейна, Дж. Тойнби, Дж. Стиглица и др. В этом смысле справедливо утверждение Хайлбронера о том, что экономическая наука западных стран соответствует социальному порядку капитализма, она представляет собой свод знаний и убеждений прежде всего о нем[23].  И неоклассические, и институциональные теории предназначены для описания одного и того же типа экономической системы, при которой жили и живут их создатели. 

Итак, американский и европейский нео-институционализм, который активно заимствуется сегодня  российскими учеными, опирается, как  мы попытались показать,  на собственные присущие ему традиции, имеет свою историю развития используемого категориального аппарата и находится в русле рыночной парадигмы. В современных российских исследованиях можно выделить четыре фокус-группы, в которых данные  особенности «заимствованного институционализма представлены наиболее ярко[24]. К ним, во-первых, относятся исследования эконом-социологов, использующих категории нео-институционализма  в социологических исследованиях экономики. Вторую группу образуют экономисты-математики, заимствующие идеи нео-институционализма в «корпусе» математических моделей, для которых те служат идеологическим обоснованием. Третья группа – это своеобразный «кафедральный нео-институционализм». Он популяризует и развивает зарубежные идеи в вузах и учебниках. Четвертую группу образуют экономисты, ведущие прикладные исследования конкретной экономики. Для них нео-институционализм предоставляет категориальный аппарат, с помощью которого могут быть объяснены некоторые новые реалии российской экономики.  

Представители первой группы (см., например, работы В. Радаева, В.  Волкова и др.) концентрируют  свое внимание на анализе хозяйственных  процессов на микроуровне, на локальных  порядках, «оставив в стороне макромодели, описывающие институциональное устройство в масштабах всего общества»[25]. Ориентация на методологические схемы западных институционалистов, использование разработанных ими категорий позволяет российским эконом-социоогам при проведении социологических исследований сосредоточиться на изучении тех сфер и видов экономической деятельности,   которые    «схватываются» именно этими категориями. В первую очередь к ним относятся рыночные отношения и связанный с ними комплекс прав собственности, структур управления и правил обмена. При таком подходе при  анализе социальных изменений российского общества в фокусе исследований находятся преимущественно  новые, возникающие в  практике экономические отношения, составляющие важную часть современного реформаторского  процесса. Воспроизводство или модификация прежних российских институтов, в отношении которых западная нео-институциональная теория не предлагает необходимого и адекватного категориального аппарата, как правило, не включаются в исследовательские схемы.  

Другую фокус-группу исследователей, активно адаптирующих идеи и методы западного нео-институционализма в России, представляют  экономисты-математики.  Интерес к применению зарубежных образцов  математического моделирования в экономике для  российских условий сопровождался интересом и к стоящим за ними идеям институциональной экономики. При этом содержательная сторона – суть понятия «институт», определение специфики проявления заимствованных категорий в российских условиях и т.д., - представляется для экономистов-математиков менее важной, чем логика и стройность формальных построений.  Экономисты-математики, также как и эконом-социологи,  напрямую переносят категориальный аппарат западных нео-институционалистов на российскую почву, одновременно с соответствующими ему прикладными  математическими процедурами[26].  Неслучайно поэтому, что «на стыке» этого аппарата с нашей действительностью строгие в своих выводах и построениях математики так часто фиксируют  парадоксы и  сбои. Это утверждение иллюстрируют, например, известные работы В. М. Полтеровича об институциональных ловушках или трансплантации институтов[27]. Для объяснения обнаруживаемых сбоев используются уже не столько положения заимствованной нео-институциональной теории, сколько специфика российского общественного контекста.