Экономические реформы 1987—1990 годов

Названные  три  причины задают структуру дальнейшего  изложения.  Сначала вместе с Л. И. Абалкиным попробуем реконструировать историю российской экономической мысли до советского периода. Далее представим достижения и проблемы «новейшей теоретической истории», а именно, политической экономии социализма, в рамках которой долгое время работал и юбиляр. В заключение попытаемся заглянуть в будущее пост-советского институционализма, составляющего, по нашему мнению, один из магистральных путей развития экономического теоретического знания.  

Чтоб не «порвалась дней связующая нить…» 

По-видимому, на долю каждого поколения так или  иначе выпадает период значимой переоценки общественных ценностей, кризиса идей, потребности в обновлении основных взглядов на окружающий мир. Для кого-то это совпадает с периодом собственной молодости,  другим приходится это переживать в зрелом возрасте, а кому-то – в возрасте приходящей мудрости. Роль молодежи в таких процессах – помогать обществу ниспровергать прежние догмы и освобождаться от ненужного груза прежних лет. Представителям среднего поколения в эти годы предстоит создавать то новое, что должно заместить ушедшее. Этого объективно требует их активный творческий возраст и полученные  знания, которые они должны приложить для решения возникших проблем. Особая роль патриархов в такие периоды – сохранить связь и преемственность, подставить свои плечи гигантов под идеи новых пока еще карликов, «соединить обрывки связующей дни нити». Поистине гамлетовская задача! 

Российская перестройка, начавшаяся с конца 1980-х гг., означает именно такой этап  отечественной  истории. А общественная наука этого  периода – одна из самых драматических арен битвы нового и старого. Не позавидуешь ее представителям,  репутация которых в связи с крахом «реального социализма» подверглась девальвации в массовом сознании. И одновременно общественность и политические  силы требуют немедленных рецептов и научного  обоснования новых преобразований! Сохранить мужество, присутствие духа и мудрость в этой патовой ситуации, с одной стороны, и в меру сил способствовать решению поставленных на повестку дня задач, с другой стороны - удел немногих. Но, слава Богу, они всегда были, есть и будут.  

Одним из вариантов  решения гамлетовской задачи не допустить  «распада связи времен» является обращение к истории. В отношении  теоретического знания  обращение  к истории – это не просто издание  трудов предшественников. Здесь стоит задача глубокой рефлексии прежних результатов как фундамента и основания созидательной современности. Одновременно актуализируется задача выявления эволюционного русла развития науки с тем, чтобы при выборе и конструировании  новых методологических схем не тратить времени на повтор «тупиковых ветвей» эволюции экономической теории, на адаптацию неадаптируемого и на попытки применить бесполезное.  Как пишет Л. И. Абалкин,  «оглядываясь назад и критически оценивая достигнутое, мы укрепляем силы и энергию для дальнейшего движения вперед. Знание истории науки вырабатывает надежный иммунитет против повторения ошибок прошлого»[1]. 

Почему на переломных этапах, когда, казалось бы, главное  – отказаться от устаревшего, так  актуально осмысление заново прежнего опыта? Почему в эти периоды не менее важным, чем создание новых парадигм, является выявление исторической преемственности? Потому, что «когда речь идет о выработке новой парадигмы, то классические или традиционные воззрения не отбрасываются. Они входят в новую систему представлений, но в качестве частного случая, объясняющего определенный этап исторического пути развития человечества, но не всю его многовековую историю. Это осмысление того, что происходит сейчас»[2]. 

Поэтому упорные многолетние усилия Л. И. Абалкина по презентации российской школы экономической мысли в условиях  массовой переориентации многих ученых на зарубежные теоретические достижения, так актуальны. Прежде всего, эти усилия   включают в себя его собственные исследования, в том числе и те, которые процитированы в настоящей статье. Другой частью этой большой и самоотверженной работы являются организуемые  под эгидой Вольного экономического общества и при участии Института экономики РАН (директором и научным руководителем которого является Л. И. Абалкин) празднования  актуальных юбилеев. Так, отмечалось 350-летие И. Т. Посошкова, 180-летие Н. Я. Данилевского, 150-летие С. Ю. Витте и др. К этим датам приурочивались научные конференции, «круглые столы»  и выход в свет трудов юбиляров. Наконец, Л. И. Абалкин является координатором работ по изучению истории российской мысли, проводимых в научных учреждениях Российской академии наук, редактором выходящих на эту тему трудов и монографий[3]. 

Конечно,  обозреть и проанализировать развитие экономической мысли России за  последние почти  300 лет -  огромная по масштабам и сложности задача. Вслед за Екклесиастом можно лишь повторить, что «Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого; и если бы какой мудрец сказал,  что он знает, он не может постигнуть этого»[4]. Но некоторые основные моменты уже сегодня представляются  доказанными. Прежде всего, речь идет об отчетливой тенденции российской  экономической мысли, а именно:  о последовательном стремлении к изучению особенностей национальной хозяйственной системы. Именно это стремление характеризует российскую экономическую мысль как самостоятельное особенное явление. Оно позволяет осознанно говорить о российской экономической школе, которая имеет собственные результаты и теоретические достижения.  

По мнению Л. И. Абалкина, российская школа экономической  мысли сложилась в конце (в  последней трети) XIX века и просуществовала до начала 30-х годов XX века. В нее вошли такие выдающиеся ученые и политические деятели, как М.И. Туган-Барановский и его ученик Н.Д. Кондратьев, С.Ю. Витте и Д.И. Менделеев, Н.К. Михайловский и М.М. Ковалевский, В.П. Воронцов и А.И. Васильчиков, Г.В. Плеханов и В.И. Ульянов (Ленин), П.Б. Струве и Н.М. Булгаков, Д.И. Пихно и А.А. Богданов, А.И. Чупров и И.И. Янжул, Е.Е. Слуцкий и В.К. Дмитриев, С.Н. Прокопович и А.Д. Билимович, А.В. Чаянов и А.Н. Челинцев, Л.Н. Юровский и Г.А. Фельдман, многие другие.  

Но,   применив и развив  предложенные Л. И. Абалкиным критерии выделения  российской школы экономической мысли,  можно, на наш взгляд, расширить и ее временные границы, и состав наиболее известных представителей. Ибо, как отмечает сам Леонид Иванович, «у научных школ…  нет четко фиксированных дат их начала и конца»[5].  

Итак, особенностями российской школы экономической мысли, являются, на наш взгляд, следующие объединительные и воспроизводящиеся черты:  

1) размышление  в рамках так называемой объективистской  парадигмы,  признающей  естественный, объективно существующий характер  хозяйственных процессов, «неконструируемость» людьми существующих  экономических законов;  

2)           социальность, а точнее, социологический  характер  экономических представлений,  выход за пределы собственно  хозяйства при анализе экономических  проблем; 

3) рассмотрение экономических явлений не с позиции западного «методологического индивидуализма», когда в центре исследования находится homo economicus,  а в контексте массовых и институциональных процессов, так называемый холистический подход; "Субъективизм и методологический индивидуализм плохо вписывался в социальный контекст привычного для русских экономистов дискурса. Рациональный, максимизирующий свою полезность индивид не очень подходил на роль главной организующей конструкции экономической теории»[6];  

4) констатация наличия «другой экономики» с присущими ей экономическими законами, отличающейся от европейской. 

На наш взгляд, эти черты реализовали в своих  работах, помимо поименованных выше ученых, и первый русский экономист  Иван Тихонович Посошков в ХVIII веке[7], и Сергей Федорович Шарапов в XIX веке[8], и плеяда советских политэкономов. Из современных исследователей сам Леонид Иванович Абалкин прежде других принадлежит к российской экономической школе, характерные особенности которой обозначены выше.  

 Специфика  российской школы экономической  мысли проявляется, конечно,  не  только в работах указанных  авторов.  Во многих  трудах  российских обществоведов разных  веков можно увидеть – в  более или менее явной форме  – эти черты[9]. Частично они  отражают особенности национальной культуры и способ теоретизирования наших ученых. Так, в филологии в этом случае говорят о  российском академизме,  в философии -  о  русском космизме, в культурологии  – о широте русской души, и т.д. В экономической науке эта особенность реализуется  в выходе  за пределы узко понимаемого предмета, в рассмотрении экономики как части социального мира, принимаемого с его законами и несовершенствами. В занятиях  экономической наукой русский, то есть живущий в России, человек, очень часто  реализует свое холистическое мировоззрение, считая необходимым рассуждать о проблемах общественного устройства в целом.  Вот, например, как характеризовал только что появившуюся в России  в начале ХIX в. экономическую науку историк Николай Полевой: «Политическая экономия есть одна из тех наук, которые быстрее других развивают здравые понятия о сущности гражданских обществ и приводят нас к истинной стезе общественного счастия»[10]. И почти через 200 лет то же отмечает и наш современник Л. И. Абалкин:  «Сложившийся характер российской культуры привел к широкому распространению в экономических трудах различного рода философских, социальных, психологических, духовно-нравственных и религиозных подходов. И это не было случайным, а отражало стремление к широкому, органически присущему российской экономической мысли взгляду на сложность и целостность изучаемого ею предмета»[11]. 

Иностранцы также  не раз отмечали, что в словосочетании «политическая экономия» русские  всегда делали упор на слове политическая.  Политический и, более того, социальный аспекты экономической мысли, по их мнению,  всегда приобретали у нас особое значение. В книге немецкого ученого, писавшего в 20-х годах ХХ века, Х. Ю. Серафима, читаем:  «Это характерно для русского национального характера, что в политической экономии, когда и поскольку она самостоятельно разрабатывается русскими, на первый план выдвигается социальный момент»[12]. 

Предъявление  в условиях перестройки этих особенностей отечественной экономической мысли, обращение к трудам и взглядам российских экономистов – важнейшая составная часть формирования духовного климата и общественных оценок в ситуации, когда «дней связующая нить» рвется прямо на глазах.  Чем дальше, тем очевиднее, что рассуждения представителей российской экономической школы  более адекватно, чем чужеродные экономические доктрины, позволяют определять механизмы и стратегии развития страны.  

Идейное противоборство экономических взглядов  в постсоветской России  продолжается, как на практике,  так и в  теории. И, как пишет Л. И. Абалкин, «в ходе этого противоборства решается и вопрос о возрождении российской школы экономической мысли как органической части мировой науки. И речь идет не о возврате к старому, а об умении осознать реалии наступающего века. Есть основание полагать, что завтрашний день принадлежит тем, кто активно включится  в создание новой парадигмы обществознания, кто определит место страны в системе альтернативных вариантов ее будущего развития, кто сумеет сочетать анализ глобальных изменений в мире с сохранением уникальности российской цивилизации»[13].  

Блеск и нищета советской экономической науки 

Отнесение политической экономии социализма, развиваемой в  свое время советскими учеными, к  российской школе экономической  мысли – открытый пока вопрос. Почему бы не попытаться ответить на него в статье, посвященной юбилею  ученого, воссоздающего преемственность в отечественной экономической теории и являющегося одновременно  современником и теоретиком в области политической экономии социализма? 

Корни политэкономии социализма  традиционно и справедливо  усматривают в марксистском учении о коммунизме. На это прямо указывали и сами разработчики ее основных положений, и многочисленные последователи.  В то же время – и это также справедливо, - данное учение устойчиво рассматривается  как теоретическое достижение советской эпохи, продукт практической реализации заимствованных положений в конкретных условиях, что обогатило и в ряде позиций существенно изменило исходный образец.  Само название указывает на то, что это – иная доктрина. Именно поэтому  возникла в начале 1950-х годов  идея написания специального учебника, в котором необходимо было изложить основные положения новой экономической теории,  – работ Маркса и Ленина уже оказывалось недостаточно.   
 

Конечно, как и в большинстве концепций, в строе политической экономии социализма можно увидеть и  логические противоречия, и непоследовательность по ряду фиксируемых позиций, и очевидно политизированный, то есть ориентированный на субъективно понятые задачи момента,  характер. Тем не менее, взятая как единое целое, она, несомненно, представляет собой определенное теоретическое достижение и содержит набор характерных черт, отражающих специфику российской экономической мысли. Таково наше мнение, и попытаемся его аргументировать.  

Первая особенность  российской экономической теории, как  отмечалось ранее -  объективистская  парадигма восприятия  происходящих в обществе процессов. Политическая экономия социализма, базирующаяся, как  это декларировали ее основатели и последователи, на  философии исторического  материализма, также четко заявляла, что законы политической экономии отражают закономерности процессов, совершающихся независимо от воли людей. Уже в одном из первых учебников[14] экономические законы отождествляются  с законами природы, познание которых позволит применить их на пользу человечеству. Читаем:  «… законы экономического развития  являются объективными законами, отражающими процессы экономического развития, совершающиеся независимо от воли людей. Люди могут открыть эти законы, познать их и, опираясь на них, использовать их в интересах общества, … но они не могут уничтожить их или создать новые экономические законы»[15].  

Вторая особенность  российской экономической мысли, представленная  в политической экономии социализма - рассмотрение общества как единого организма,  экономика, политика и идеология которого взаимосвязаны.  Этот социологический взгляд напрямую отражен в названии учения и содержится в его основных  положениях. Действительно, в отличие от других «политических экономий» здесь речь идет об обществе с определенной социальной идеей, а именно, идеей социализма. Эта идея составляет один из  составных элементов концепции, ее неотрывную часть. Если, например, «духовная политическая экономия» Ивана Посошкова  опиралась в идеологическом отношении на православие, то ее «наследница» ХХ века заменила религиозную идею научной, что отражало закономерности времени.  

Само представление  об изучаемом в политической экономии социализма объекте – обществе, также включает в себя экономические, политические и идеологические компоненты. Экономические отношения в этой теоретической модели образуют так называемый базис общества, а политические и идеологические – его надстройку. Соответственно, надстроечные отношения определяются базовыми.  Крылатые ленинские выражения  «Политика есть концентрированное выражение экономики» или «Коммунизм [идея – С. К.]  есть Советская власть [политика – С. К.] плюс электрификация всей страны [материальная база – С. К.]» образно и четко отражают эту связь.