Возникновение древнеславянского государства Киевская Русь

Проблема возникновения  Киева продолжает привлекать внимание и современных зарубежных исследователей. К сожалению, многие из них остались в этом вопросе на позициях историков XIX в., не желавших признать славянское происхождение Киева. Так, Т. Арне утверждал, что три старых поселения, размещенных  на киевских горах, превратились в город  только после прихода сюда варягов, т. е. не ранее конца IX в. Аналогичная  мысль содержится в книге Э. Оксенстиерны “Викинги”. “Сейчас многие антинорманисты,—  пишет он,— пытаются доказать, что  не викинги основали Русь. Но это  вещь совершенно недоказуема. В археологических  раскопках памятников, относящихся  к периоду до конца IX в., т.е. до прихода  сюда викингов, вообще не находят культурных ценностей”. Демонстрируя полную неосведомленность  в области археологического изучения Киева, этот исследователь пытается уверить читателя, что в культурных слоях IX в. преобладают шведские материалы. Другой буржуазный специалист в области  древнерусской истории X. Арбман, смущенный отсутствием “археологических свидетельств скандинавских поселений в Киеве до Х ст.”, объясняет это тем, что, вероятно, более ранние кладбища скандинавов здесь еще не обнаружены. 

Некоторые зарубежные исследователи под давлением  археологических находок вынуждены  признать более раннее — донорманское происхождение Киева, однако видеть в нем восточнославянский центр  отказываются. Так, Ф. Дворник, не сомневаясь в существовании в Среднем  Поднепровье крупного торгового  города Киева задолго до прихода  сюда норманнов, предполагает, что находился  он целиком в руках хазар. 

В советской историографии, особенно после выхода в свет работ  академика Б. А. Рыбакова, окончательно наступил поворот от скептической оценки летописного рассказа об основании  Киева к более внимательному  отношению к нему. Историческую реальность событий, связанных летописью с  полянским князем Кием, утверждают сегодня практически все исследователи  этого вопроса, хотя отнесение их к VI в. продолжает вызывать научные  дискуссии. Ряд исследователей полагает, что деятельность Кия (или его  славянского прототипа) может быть отнесена к началу VII в. 

В целом в советской  историографии определились три  основных концепции по проблеме происхождения  Киева. Согласно первой, наиболее последовательными  сторонниками которой являются М. К. Каргер, И. П. Шаскольский и ряд других исследователей, возникновение Киева относится к IX—Х вв., т. е. по существу ко времени первого датированного упоминания в летописи. Вторая концепция, глубокое обоснование которой содержится в трудах Б. А. Рыбакова, сводится к тому, что начало Киева следует связывать с деятельностью полянского князя Кия, основавшего “городок” на Днепре и княжившего в нем в конце V — первой половине VI в. И, наконец, согласно третьей, отстаивавшейся И. М. Самойловским, В. П. Петровым и другими, историю Киева необходимо начинать от тех поселений, которые появились на месте будущего города на рубеже новой и старой эр. 

После краткого экскурса в историографию вопроса о  возникновении Киева вернемся к  летописи и посмотрим, дает ли она  основания для столь различных  и противоречивых суждений об этнической принадлежности основателей города. Внимательное изучение и непредвзятый подход убеждают в том, что в летописи на этот счет разночтений нет. Киев построили князья славянского племени  полян: “И быша три братья: единому  имя Кий, а другому Щекъ, а третьему Хоривъ, и сестра ихъ Либедь. Съдяше Кий на горъ, гдъ же ныне увозъ  Боричевъ, а Щекъ съдяше на горъ, гдъ  же ныне зовется Щекавица, а Хоривъ на третьей горъ, от него же прозвася Хоревица. И створиша градъ во имя  брата своего старъйшаго, и нарекоша имя ему Киевъ... И бяху мужи мудри  и смыслени, нарицахусь поляне, от них  же есть поляне в Киевъ и до сего дни”. Далее летописец объясняет, кто же такие поляне. “Поляномъ же жиущемъ особъ, якоже рекохомъ, суще от рода Словъньска, и нарекошася Поляне”. 

О славянском происхождении  основателей Киева свидетельствует  не только “Повесть временных лет”, но и другие летописи (Новгородская первая, Никоновская, летописные известия, включенные в “Синопсис”). Пользуясь  какими-то древнерусскими, не дошедшими  до нас, летописями, средневековые авторы Длугош и Стрыйковский писали не только о славянском происхождении Кия, но и о том, что именно он был  родоначальником киевской княжеской  династии, прекратившей свое существование  после убийства Аскольда и Дира норманнами. Прямыми потомками Кия считали  Аскольда и Дира составители “Синопсиса”  и Никоновской летописи. 

Таким образом, летописные источники убедительно свидетельствуют  в пользу славянского происхождения  Киева, к основанию которого не имеют  отношения ни сарматы, ни гунны, ни готы, ни норманны. Столь ясный для первых древнерусских летописцев вопрос этот был запутан историками XVIII—XIX вв., над многими из которых довлело  тенденциозное представление о  неспособности восточных славян к самостоятельному политическому  развитию. 

Итак, согласно “Повести временных лет”, основателем “матери  городов русских” являлся представитель  славянского племени полян князь  Кий. Однако уже во времена Нестора  так думали не все. Некоторые летописцы  скептически отнеслись к изложенной версии. Не оспаривая славянского  происхождения Кия, они, тем не менее, склонны были видеть в нем обыкновенного  перевозчика через Днепр, жившего, к тому же, не в незапамятные времена, а в IX. в. Для опровержения этой версии Нестор привлек дополнительные материалы. Трудно сказать, откуда он получил сведения о начальном периоде истории  Киева: может быть, это были народные предания, а возможно, в его руках  находился и какой-то письменный источник. В результате критического осмысления разнохарактерных данных Нестор смог дополнить свой рассказ об основании  Киева следующими строками: “Ини же, не свъдуще, рекоша, яко Кий есть перевозникъ был, у Киева бо бяше перевозъ тогда с оная стороны Днъпра, тъмъ глаголаху: на перевозъ на Киевъ. Аще бо бы перевозникъ Кий, то не бы ходилъ Царюгороду; но се Кий княжаше в родъ своемъ, приходившю ему ко царю, якоже сказають, яко велику честь приялъ от царя, при которомъ приходивъ цари. Идущю же ему вспять, приде къ Дунаеви, и възлюби мъсто, и сруби градок малъ, и хотяше състи с родомъ своимъ, и не даша ему ту близь живущии; еже и донынъ наречають дунайци городище Киевець. Киеви же пришедшю въ свой градъ Киевъ, ту животъ свой сконча”. 

Исследователи уже  неоднократно отмечали, что летопись описывает реальные исторические события. Еще Н.И. Костомаров пришел к выводу, что в народности этого летописного  рассказа вряд ли можно усомниться. “По нашему мнению,— писал историк,—  Кий личность не только взятая из народного  предания, но и историческая”. Б. А. Рыбаков также считает вторую часть летописного текста, посвященную  специально Кию, не фольклорным сюжетом  с обязательными тремя героями, а рассказом, в котором выступают  следы точной исторической традиции. “Перед нами,— утверждает он,— древний  предшественник Святослава, “великий князь” Киевский, деятельность которого простиралась до берегов Дуная, а  дипломатические связи — до Царьгорода”. 

К сожалению, Нестору  не удалось разыскать сведения о  времени жизни и деятельности первого киевского князя, в чем  он и признался. В связи с этим рассказ о Кие и основании  им города помещен в недатированной части летописи, во введении к ней. Точная дата основания Киева Кием имеется в Новгородской первой летописи — это 854 г., но ей нельзя доверять. Она  была внесена в рассказ о Кие  новгородскими летописцами XI—XII вв., пытавшимися создать свою схему  исторического развития Руси, в которой  не Киев, а Новгород выступал бы наиболее ранним восточнославянским городом. Им же принадлежит и версия о Кие  — перевозчике через Днепр. 

И все же датировать события, связанные летописцем с  жизнью и деятельностью Кия, можно. Задачу облегчает, во-первых, система  четкой хронологической последовательности, в которой выдержано изложение  исторических событий во вводной  части “Повести временных лет”, а, во-вторых, наличие параллелей киевской легенде в иностранных письменных источниках. 

Одна из них находится  в первой части “Истории Тарона”  Зеноба Глака, в которой рассказывается о происхождении рода Мамиконянов  в Армении. Впервые армянскую запись киевской легенды об основании городов в стране полуни Куаром, Мелтеем и Хореаном ввел в научный оборот академик Н. Я. Марр в 1922 г.. Он датировал “Историю Тарона” VII в. Исследование этого памятника, осуществленное в последнее время, позволило уточнить время его написания — конец VI — начало VII в. Киевская легенда, как считают историки, могла проникнуть в Армению через славянские поселения, издавна существовавшие на Северном Кавказе. 

Следовательно, верхним  хронологическим рубежом жизни  и деятельности Кия, если исходить из датировок записи киевской легенды  в армянских источниках, является конец VI — начало VII в. Примерно так  же можно определить его и на основании  летописи Нестора. После рассказа о  Кие в ней идет речь о приходе болгар на Дунай, появлении белых угров в Европе и борьбе славян с аварами, которые, по словам летописи, чуть было не захватили византийского императора Ираклия. Все эти события произошли в конце VI—первой половине VII в. Следовательно, деятельность князя Кия относится к более раннему времени. 

Косвенными данными  для определения времени правления  Кия могут быть сведения о приеме его византийским императором. Нестор не смог указать имени этого цесаря, что дало полную свободу для различных  предположений. Одни историки видели в  этом императоре Ираклия, другие —  Маврикия, третьи — Юстиниана, четвертые  — Константина Великого. Наиболее обоснованной представляется точка  зрения Б. А. Рыбакова, считающего, что  изложенные в рассказе Нестора сведения могли быть характерными только для  одного периода византийской истории, а именно для конца V — первой половины VI в., когда империя принимала  на службу славянских вождей и предпринимала  энергичные меры для укрепления своих  северных границ. 

Уже начало VI в. отмечено крупными вторжениями славянских племен в пределы империи. Согласно cвидетельству ПрокопияКессарийского славяне почти ежегодно совершали набеги на Византию, иногда достигая предместий Константинополя. Захватив богатую добычу, они возвращались на левый берег Дуная. Чтобы обезопасить империю, Юстиниан 1 принимает срочные меры по охране дунайской границы. Не бездействует и византийская дипломатия. В наемные войска открывается широкий доступ славянам; один из них, по имени Хильбудий, даже назначается стратигом Фракии. Интересные сведения об этом славянине сообщил Прокопий Кессарийский. “Был некто Хильбудий, близкий к императорскому дому, в военном деле человек исключительно энергичный и настолько чуждый жажды стяжательства, что вместо величайших богатств он не приобрел никакого состояния. На четвертом году своей единодержавной власти император, назначив этого Хильбудия начальником Фракии, поставил его для охраны реки Истра, приказав ему следить за тем, чтобы жившие там варвары не переходили реку... Спустя три года после своего прибытия Хильбудий по обычаю перешел реку с небольшим отрядом, славяне же выступили против него все поголовно. Битва была жестокая, пало много римлян, в том числе и их начальник Хильбудий”. 

Своеобразным продолжением рассказа Прокопия Кессарийского о  Хильбудие является надгробная плита, обнаруженная близ Константинополя. В  имеющейся на ней надписи упоминается  “Хильбудий сын Самбатаса”. Исходя из того, что Самбатас — название Киева византийских источников, можно  предположить, что в этой надписи, которая датируется 559 г., речь идет о Киеве. 

Широкое вторжение  славян в пределы империи было ослаблено в 40-е гг. VI в. из-за распрей, возникших между двумя крупнейшими  союзами _племен — антами и склавинами. Этим не замедлила воспользоваться  византийская дипломатия. В 545 г. к антам  были отправлены послы, объявившие о  согласии императора уступить славянам нижнедунайскую крепость Туррис и близлежащие  земли при условии, что они  будут охранять северную границу  империи от гуннов. Анты приняли предложение Юстиниана 1, и с этого времени источники не упоминают о выступлении антов против Византии. 

Знакомясь с рассказом  Прокопия Кессарийского о Хильбудие  и антах, не трудно заметить в нем  много общих черт с рассказом  Нестора о Кие. Разумеется, это  обстоятельство не дает основания отождествлять  Хильбудия с Кием, но позволяет  с большим доверием относиться к  летописному сообщению. Не исключено, что с целью разобщения антов  и склавинов Юстиниан 1 был вынужден принять в Константинополе с  великими почестями полянского князя  Кия. Оснований для такого предположения, как нам кажется, нисколько не меньше, чем для утверждения, что  визит Кия в столицу Византии произошел около 602 г. при императоре Маврикии, когда анты также находились в союзнических отношениях с империей. Наиболее вероятным временем жизни  Кия или же того князя, который  скрывается за этим топонимическим именем,—  как считает Б. А. Рыбаков, является время императора Юстиниана 1 (527—565) или же его ближайших предшественников, в частности Анастасия Дикора (491-518). 

К каким бы решениям проблемы происхождения Киева ни приходили исследователи на основании  письменных источников, они всегда нуждались в подтверждении их археологическими данными. Это понимали уже первые исследователи исторической топографии древнего Киева. Н. И. Петров пытался подтвердить вывод о  готском происхождении Киева  находками римских монет, сторонники норманской теории ссылались на обнаружение  в Киеве скандинавских вещей, исследователи, отстаивавшие двухтысячелетний возраст Киева, обосновывали это  наличием на его территории поселений  и могильников зарубинецкой культуры. 

Вряд ли может  быть сомнение, что в решении проблемы происхождения Киева ведущее  место принадлежит археологическим  материалам. Однако и в этом случае исследователей ожидают многие трудности. Главная из них заключается в  том, что в культурных напластованиях Киева встречаются материалы  практически всех археологических  эпох и культур, и какие из них  имеют непосредственное отношение  к начальной истории города, не ясно. И тем не менее трудная задача выяснения времени возникновения Киева может быть решена с помощью археологических источников. Надо только соблюдать при этом следующие непременные условия: 

1. Проблема происхождения  Киева должна решаться на материалах, происходящих из исторической  части города. 

2. Материалы эти  должны иметь культурную преемственность  с более поздними материалами,  другими словами, быть первым  звеном в непрерывной цепи  их историко-культурного развития.