Автор работы: Пользователь скрыл имя, 11 Октября 2010 в 17:10, Не определен
Монография
Иное понятие идеала было выдвинуто В.Г. Белинским, который подчеркивал, что идеалы – «не произвольная игра фантазии, не выдумки, не мечты; и в то же время - не список с действительности, а угаданная умом и воспроизведенная фантазиею возможность того или иного явления»53. Значимость идеала состоит в том, что он выступает в качестве нормы, идеального образа, определяющего способ и характер поведения человека или социальной группы. Именно творчество по идеалу, трансформация мира на основе идеала и отличает жизнедеятельность человека от деятельности животных. Идеал - это всеобщая фора целеполагающей деятельности человека, поэтому он проявляется во всех сферах общественной жизни: социальной, политической, нравственной, эстетической и т.д. Понятно, что эмпирическая деятельность человека в той или иной степени всегда отклоняется от идеала как абстрактно-всеобщего теоретического норматива. Однако данное «отклонение» представляет собой «единственно возможную форму и способ осуществления всеобщего идеала», представляет собой «сам идеал, скорректированный условиями места и времени, характером материала, в котором он осуществляется, особенностями личности индивидуума и т.д.»54. В противном случае идеал оказывается неосуществимым «благим намерением», разбивающимся о непреодолимое упрямство «грубой» реальности. Можно оказать, что идеал в «чистом» виде на практике не осуществим и в этом смысле он подобен горизонту, однако он показывает заложенные в действительности потенции, которые могут быть реализованы при определенных условиях. Это значит, что неправомерно абсолютизировать идеал, что необходимо принимать в расчет относительный характер ступеней, ведущих к его осуществлению, не лишать их самостоятельной ценности. Именно идеал позволяет организовать сознание и волю множества индивидуумов для решения определенной исторической задачи, превратить в действительность существующие возможности.
Одной из форм осознания прошлого и его преодоления в будущем, одной из ступеней на пути к идеалу является утопия, не поддающаяся законченному и однозначному толкованию. Одни считают, что понятие «утопия» фиксирует извечную, никогда недостижимую мечту человечества о «золотом веке», другие усматривают в нем некий достаточно конкретный образ, который получает свое осуществление в духовной и практической деятельности человека в подходящий момент55. Несмотря на сложность и неоднозначность понятия утопии, на многообразие его смысловых оттенков следует принимать во внимание тот факт, что основная и традиционная функция данного понятия состоит в обозначении вымышленной страны, выступающей в качестве образца общественного устройства. В соответствии с этим можно принять следующее определение утопии, обобщенное в современных исследованиях: «Утопия - это подробное и последовательное описание воображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества, построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы и организованного - как на уровне институтов, так и человеческих отношений - совершеннее, чем то общество, в котором живет автор»56. В таком понимании утопия позволяет дать осмысление идеала общественного устройства (имеющего несколько ипостасей - политическую, экономическую, нравственную, эстетическую и др.), подвергнуть критике существующее общество, убежать человеку от жестокой и мрачной действительности и предвосхитить будущее общество (как желаемое, так и не желаемое).
На протяжении истории культуры идеалы общественного устройства, их различные ипостаси, выраженные в различных религиозных, этических, эстетических, политических концепциях, тесно переплетались с легендами о «золотом веке», об «островах блаженных», с литературными утопиями, с многочисленными утопическими проектами и трактатами. При этом не следует забывать, что в основе идеалов общественного устройства и социальных утопий (мы исключаем научно-фантастические романы, посвященные технологиям будущего, психоделические и фантастико-порнографические повести и рассказы, описывающие события в будущем обществе, но не раскрывающие его устройства) лежит до сих пор нерешенная проблема взаимоотношения человека и общества. Необходимо также учитывать и то, что в истории европейской утопии видное место занимают утопические произведения, в которых идеал общественного устройства воплощается в наилучшем устройстве государства, практически отождествляемого с обществом, где достигнута гармония высшей власти и народа, коллектива и индивида.
Представляет интерес сравнение идеалов общественного устройства и их воплощение в различного рода утопиях, созданных в культурах Востока и запада, В этом случае следует исходить из существующего определенного противопоставления моделей мира (и соответственно ментальностей) Востока и Запада. Оно состоит в том, что модель мира, выработанная в восточных культурах (мы берем культуры индо-буддийского круга для более четкого понимания нашей проблемы), исходит из принципа «природа - мера всех вещей». Это значит, что восточному мышлению присущ космоморфизм, или космоцентризм; в этом случае общество рассматривается как составная часть общества и оно подчиняется закону циклов, а творчество образованных представителей Востока характеризуется интуицией и незавершенностью, намеком на истинную сущность бытия. В отличие от этого культура (или культуры) Запада ориентирована на человека, является антропоцентрической. Западная модель мира основана на принципе «человек - мера всех вещей» и поэтому нет ничего удивительного, что художники, поэты, писатели, скульпторы и другие представители интеллектуальной элиты стремятся к созданию совершенных произведений. В них нет ничего лишнего, добавленная к ним хотя бы одна черта ведет к утрате воплощенного в них мировосприятия европейца. В этом плане модели мира, созданные мыслителями и учеными Востока и Запада, с их ориентацией соответственно на Вселенную и Человека взаимодополнительны (то, что в настоящее время происходит проникновение восточных идей и концепций в западное мышление, а идеи и постулаты европейской культуры постепенно входят в ткань восточного мышления в плане нашего исследования несущественно).
Такое взаимоотношение восточной и западной моделей мира хорошо просматривается в социальных утопиях, при помощи которых человек стремился овладеть миром и прежде всего социальной действительностью. Так, муравьиное царство в дупле дерева, теократическое государство с медитирующими чиновниками, идеалы «Великого равновесия» и «Великого единения» весьма не похож на Город Солнца или Икарию, идеи свободы и братства, создавшие стереотип понятия «утопия». Ведь в китайских социальных утопиях, разрабатываемых даосизмом, конфуцианством и моизмом доминировала идея возврата к порядкам когда-то существовавшего «золотого века». Созданные в древнюю эпоху китайскими мудрецами идеалы «Великое равновесие» и «Великое единение» вошли в ткань общественно-политической мысли Кита. Идеализированное прошлое, где нет хаоса и смуты мрачной действительности, представляется по-разному: в одной утопии перед нами предстает блаженная страна, где все равны, где нет физического труда и человек наслаждается дарами природы, в другой - все трудятся в поте лица своего, однако плоды труда делятся поровну и поэтому нет дифференциации общества, т.е. в обществе дарит всеобщая гармония.
Согласно конфуцианской модели идеального общественного устройства, в обществе господствует строгая иерархия, где каждый должен неукоснительно выполнять свою остальную роль, определяемую его социальным рангом или степенью семейного родства. В этом обществе, вполне естественно, неравны и каждый обязан делать то, что ему предназначено «предопределением», однако конфуцианцы наряду с этим признавали и определенную имущественную уравнительность: «Бедствие не в том, что мало, бедствие в том, что неравенство"57 (Конфуций). С одной стороны, конфуцианство освящало незыблемость и законность императорского феодального порядка, якобы наиболее адекватного природе человеческих отношений. С другой - в среде конфуцианцев рождались идеи социальной справедливости, эгалитаризма, что способствовало появлению мыслителей антифеодального направления. В утопических проектах одних мыслителей идеальное общественное устройство не нуждается в правителях и поэтому в нем нет подданных. Ведь здесь люди так добры и уступчивы, что отпадает необходимость и в средствах принуждения, и в особом правителе как хранителе мира и порядка. Утопические построения других мудрецов исходят из того, что во главе совершенного общества находится честный и справедливый государь, обладающий неограниченными правами.
Древние даосские мыслители придерживались концепции «золотого века», выступая таким образом против существующего феодального строя. Они призывали вернуться к «земному раю» племенного благородства, первобытной солидарности и спонтанного коллективизма, который существовал до неолитической дифференциации на владык, дренов, воинов и крестьян58. Их концепция «золотого века» находила определенное подтверждение в существовании дофеодальных отношений среда некоторых племен мяо, ло-ло и других, только позднее интегрированных в китайское общество как целое . Оппозиция даосов феодально-бюрократическому обществу проходит через всю китайскую историю; в их школе вырабатывались идеи мистического нигилизма, рассчитанные на просвещенных ученых, и принципы тайных организаций для бедных крестьян. Даосские мудрецы постоянно будировали общественное создание и свое удовлетворение они получили только в эгалитарном социализме. Разумеется, имеется множество параллелей даосской концепции «золотого века», характерных для европейской культурной традиции: сатурналии и кронии Рима, воскрешающие в памяти времена господства Сатурна и Кроноса, пример стоиков и эпикурейцев, христианская доктрина грехопадения человека (чьи корни уходят в шумерские представления об утраченном социальном счастье бесклассового общества), мифические истории об «островах счастья», восхищение «благородной дикостью» обнаруженных европейцами «райских» тихоокеанских народов.
Некоторые фундаментальные положения даосской теории регрессивной эволюции зафиксированы в конфуцианских источниках: «Когда господствовало Великое Дао, весь мир был одной Общностью. Талантливые и добродетельные люда были выбраны, чтобы руководить народом; их слова были искренними и они культивировали гармонию... Это был период «великой гармонии» ("Датун")"59. Несмотря на установившееся затем господство конфуцианства в жизни китайцев, идеал «Великой гармонии» обрел бессмертие. Этому способствовали не только конфуцианство о его подчеркиванием идеи развития и социальной эволюции, но и бесчисленные крестьянские восстания, во время которых в сознании их участников пробивались ростки представлении о лучшем будущем, что приводило к инверсии даосской концепции регрессивной эволюции, т.е. к представлению о социальном прогрессе. В целом же для утопических картин идеального общества характерна ориентация на прошлое, древность служит образцом, иными словами нет устремленности в будущее, что связано с циклическим характером китайской истории.
Если на Западе культивировалось рафинированное утопическое мышление, проводились дерзкие и разнообразные утопические эксперименты в малых группах, если в произведениях Т. Мора, Т. Кампанеллы, К. Маркса, У. Морриса, Т. Шардена, Дж. Толкиена и других мыслителей утопия с ее критическим зарядом выступала союзницей цивилизации, то на Востоке дело обстояло иначе. Сравнивая в этом отношении Запад и Восток, отечественный исследователь китайской утопии А.И. Кобзев отмечает, что конфуцианский мудрец не занимал критической позиции по отношению к существующему порядку вещей, которую в европейской культуре сформировало признание трансцендентного бытия, высшего и независимого начала. Он не знал ни конкретного образа альтернативной социальной структуры - Церкви, Града Божьего. Вот почему в Китае не были созданы такие законченные социальные утопии, как «Государство» Платона и «Утопия» Мора. Возможно тот факт, что конфуцианство, получившее уже во II веке до н.э, статус официальной идеологии, затормозило развитие самостоятельной утопии, чем облегчило развитие авторитарных, деспотических тенденций в мышлении и социальной практике?60 Над этим предположением следует задуматься, ибо оно позволяет понять своеобразие российской действительности времен Романовых да и позже, после прихода к власти большевиков и создания авторитарной системы в нашей стране.
И наконец, необходимо коснуться еще одного различия между китайской, и европейской утопиями, хотя в рамках конфуцианской традиции на протяжении двух тысячелетий были разработаны почти все основные теш утопического творчества, присущие ему во всем остальном мире: изобильная природа и благодатное время, описанные путешественниками удивительные края и продуманные философами совершенные формы устройства, или организации, общества. В Китае с его чрезвычайно развитой сакрализацией императорской власти и государства вообще получила распространение утопия об императоре-избавителе. Ибо для даоса, не говоря уже о конфуцианце, в качестве первообраза священнослужителя выступал не маг и не алхимик, а личность миродержавного монарха61. Такого рода утопии вряд ли могли возникнуть в средневековой Европе, так как в ней доминировала иная концепция власти короля - более «земная», «природная», «почвенническая» (С.С. Аверинцев).
В отличие от китайского мышления, неразрывно связанного с концепцией циклического времени, европейское сознание ориентировано на идею линейного времени, вошедшей в его ткань вместе с христианством, что объясняет двойственность утопического мышления. Ведь утопия призывает к уничтожению кошмара настоящего, однако на его место воздвигает принудительный кошмар будущего. Писатели, создающие антиутопии, не могут представить себе общество будущего как ассоциацию свободных, уникальных индивидов, так как они испытывают ужас перед наблюдаемым ими хаосом, произволом, расточительством, неуверенностью и распущенностью. В этом плане утопии - это кривые зеркала, отражающие жестокую действительность.
С самого начала существования классической европейской утопии можно видеть в зародыше все ее разновидности: французскую - бунтарскую, испанскую - донкихотскую, итальянскую - патетическую и английскую, отмеченную духом постепенности и здравого смысла. Именно в недрах утопического революционного сознания, апокалипсического по своей сути, родились идеи о том, что тотальное переустройство социального мира предполагает карающего судью, подвергающего наказанию всех классовых противников как носителей зла, что угнетенные станут судьями ныне господствующих и будут судить их с гневом, что новый справедливый порядок грядет неизбежно, что царство равенства и совести наступит в результате борьбы. История развития европейского утопического сознания показывает его постепенную секуляризацию, т.е. процесс отхода от богословских идей рая и спасения к представлению о возможности установления земного рая. «На исходе средневековья, - пишут Ф.Э. Мэнюэль и Фр.П. Мэнюэль, - рай из области мечты превратился в непосредственный стимул для отчаянных и опасных земных деяний. Верующие не хотели больше теpпеливо ждать блаженства в другом мире и торопили время, требуя немедленного установления славного царства. Главным географическим ареалом профетического воодушевления были Центральная Европа и Рейнские земли, но через тайные каналы (во многом еще не изученные) движение распространилось по всему континенту"62. Сам процесс секуляризации религиозных идей рая и спасения можно выразить в виде следующей цепочки: 1. Земная империя мира и справедливости Данте. 2. Открытие Колумба, рассеявшее надежды на обнаружение потустороннего рая Нового Света. 3. Т. Мор со своим мирским обществом, устроенным на началах добродетели, и др.
Немного найдется книг, которые имели бы весьма длительное и глубокое влияние на сознание людей, как небольшое сочинение Мора «Весьма полезная, а также и занимательная, поистине золотая книжечка о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия"(1516 г.), известная в сокращенном названии «Утопия». Это сочинение содержит два основных мотива: в первой книге дается критика феодальной системы тогдашней Англии, во второй же ей противопоставляется образ совершенного, разумно организованного общества без частной собственности. Иные законы этого общества для нас еще являются мечтой, особенно в отношении правового государства. «Предусмотрено ни о чем, относящемся к государству, не выносить суждений, если со времени обсуждения в сенате не прошло трех дней. Принимать решения помимо сената или народного собрания о чем-либо, касающемся общественных дел, считается уголовным преступлением"63. Этот фрагмент из «Утопии» заставляет нас вспомнить, что до сих пор в России не создано правовое государство, что оно еще носит утопический характер.