Кутузов и его время

    Кутузов постигал суворовское построение колонн для похода, организацию марша, отдыха, стремление к быстроте, ибо «победа  зависит от ног, а руки ее довершают».

   В 1787 году вспыхнула новая война с Турцией. Кутузов прикрывал своим корпусом границы России но Бугу, затем войска Кутузова были включены в состав действующей Екатеринослав-ской армии. Командующий Екатеринославской армией Потемкин решил взять черноморскую турецкую крепость Очаков. Русские войска, в том числе и корпус Кутузова, осадили Очаков. Осада крепости длилась долго, русские войска гибли от болезней и терпели лишения больше, чем хорошо подготовленные к осаде турки. Однако Потемкин медлил и не решался на штурм. Военные действия ограничивались мелкими столкновениями.

   Во  время одной из вылазок турки  атаковали прикрытие егерей Бугского корпуса. Завязалось серьезное сражение. Кутузов повел войска в атаку  и был тяжело ранен. Пуля пробила  голову навылет почти в том же месте, что и при первом ранении. Врачи приговорили его к смерти, считая, что он не доживет до утра. Но Кутузов выжил, только правый глаз его начал слепнуть.

    «Если бы,— писали врачи,— такой случай передала нам история, мы бы сочли это басней. Но мы видели чудо, свершившееся с генералом Кутузовым».

    Едва  оправившись от раны, Кутузов принял участие в боях на Днепре и на Буге, в штурме замка Хаджибей, на месте нынешней Одессы. И всюду: то с батальонами егерей, то во главе  казацких отрядов при взятии крепостей Бендеры и Аккерман и в полевом бою — Кутузов всегда, по свидетельству современников, «одерживал поверхность».                         

  В этот трудный момент Кутузов, собрав гренадер Херсонского полка и  егерей Бугского корпуса, повел их на бастион. Войска, штыками проложив себе дорогу, ворвались в крепость. Позднее, встретившись с Кутузовым на площади Измаила, Суворов сказал, что «Суворов знает Кутузова, а Кутузов Суворова; если б крепость не взяли — Суворов умер бы под ее стенами и Кутузов также...».

  Бой шел на крепостных стенах и у всех четырех ворот, потом завязался  жестокий уличный бой. Русские войска, окружив турок, теснили их к центру. Турки отступали. Дрались они  отчаянно, в узких улицах окружили вооруженных пиками казаков и  саблями перерубали древки пик. Началась резня, грозившая казакам полным истреблением. На помощь казакам прорвались егеря Кутузова. Русские войска овладели центральной площадью. Гарнизон Измаила был почти полностью истреблен, немногие уцелевшие  взяты в плен.

Дорого  обошлась русским эта победа. Тысячи убитых и раненых лежали во рву, на улицах. 12 декабря 1790 года М. И. Кутузов писал своей жене:

«И з  м а и л.

    Любезный  друг мой Катарина Ильиняшна. Я, слава  богу, здоров и вчерась тебе писал... что я не ранен и бог знает  как. Вех не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся. Вчерашний день до вечера был я очень весел, видя себя живого и такой страшный город в наших руках, а ввечеру приехал домой как в пустыню... кого в лагере ни спрошу, либо умер, либо умирает. Сердце  у меня облилось кровью и залился слезами.

    Целой вечор был один; к тому же столько  хлопот... надобно в порядок привести город, в котором однех турецких тел больше 15 ООО...

   Корпуса собрать не могу, живых офицеров почти не осталось». «Не было крепче крепости, обороны — отчаянней, чем Измаил,— сказал Суворов,— только раз в жизни   можно пускаться на такой штурм...»

    С 1793 года в жизни Кутузова  начался новый этап: он становится  дипломатом — чрезвычайным и  полномочным послом России в  Константинополе. Посольство в  Турции считалось труднейшим, ибо там был узел противоречий России не только с Турцией, но и с рядом европейских государств. Дошедшие до нас описания дипломатической деятельности Кутузова говорят о том, что и здесь он оказался талантливым.     Окруженный русскими офицерами, советниками, шталмейстерами, музыкантами, камердинерами, конным и пешим конвоем,  Кутузов торжественно вступил в Константинополь и на цветистые  восточные приветствия ответил изысканной речью. Он поражает пышностью приемов и церемониалов, вежливостью манер. Своими  рассказами Михаил Илларионович заставлял смеяться сурового пашу, давшего обет не улыбаться, очаровывал своим обхождением турецких придворных и военачальников, не веривших, что перед ними тот самый страшный Кутузов, который так жестоко громил их в битвах.

  В сентябре 1794 года Михаил Илларионович был назначен директором сухопутного кадетского корпуса, где руководил обучением и воспитанием будущих офицеров русской армии. Сам читал им лекции по военной истории, впервые ввел в корпусе преподавание тактики.

  Продолжая эту деятельность, Кутузов одновременно исполняет должность командующего сухопутными войсками в Финляндии, инспектирует их, строит там укрепления, участвует в дипломатических сношениях, направленных на улучшение отношений России со Швецией.

        Около года Михаил Илларионович  был генерал-губернатором I Петербурга, но Александр остался им недоволен  «за неисправности в полицейской службе».

        В августе 1802 года его «уволили  по прошению», а по существу, просто удалили из Петербурга. Кутузов уехал в свою деревню Горошки Волынской губернии.

      Письма  Кутузова к жене в первый же год  жизни в деревне ,говорят о  том, что он жил уединенно, занимался  сельским хозяйством, стараясь его  сделать культурным и прибыльным, изыскивая способы достать денег, которых у него, по-видимому, было немного.

    «Об деньгах очень забочусь,— пишет  он.— Слышал я, что продается какая-то книга в Петербурге об водяных  коммуникациях. Сделай милость — пришли мне, здесь очень нужно для того, что думаю весьма о коммерции».

Кутузов приобретает селитряный завод, занимается продажей пеньки, поташа; его сильно занимают масличные семена, которые |«сеются в Индии и Египте».

         ... Ноют старые раны. Ноги, согнутые  ревматизмом, с трудом носят  тучное тело. И каждое утро, просыпаясь, ощущал Кутузов, как все более тусклым кажутся ему окружающие предметы и глаз, близ которого прошла турецкая пуля, погас совсем. Кутузова охватывала тоска обреченного на бездеятельность человека, которого ждет бедность и полное забвение. Он вспоминал Суворова, который и славой, и званием, и богатством своим был значительнее его. Но, отстраненный от службы и сосланный в маленькую новгородскую деревушку Кончанское, так же вот, как и он, Кутузов, тосковал, метался, порывался что-то делать и в бессилии утихал. Кутузов вспоминал, как умер его друг и учитель, великий русский человек,— в одиночестве, всеми брошенный,  в тяжких мучениях.

   Полководческое  же дарование Кутузова тогда еще  не развернулось, слава ждала его впереди. И пока только близкие и верившие в него люди знали, что шестидесятилетний русский генерал — лучший ученик Суворова, политик и дипломат, что стоит он во главе полков, прошедших, как и он, школу боевых походов Суворова.                          

За годы консульства и особенно империи Наполеона французская армия окончательно стала, армией, оторванной от народа, осуществляющей под руководством императора захватнические цели крупной французской буржуазии. Солдатам этой армии еще казалось, что они защищают Францию от других европейских государств. К тому же многолетние войны давно выбили их из колеи мирной жизни, сделали профессионалами войны.  

   Чтобы с честью выйти из создавшегося положения, требовались величайшая выдержка и  умение. Положение и для Кутузова,   несмотря на его огромный военный талант, было затруднительным.  В этот тяжелый момент обострилась борьба между Кутузовым и царем.

  В одном и том же письме царь требовал от Кутузова и сохранения русской армии и обороны Вены. Царь писал: "Я тогда только останусь спокойным, когда узнаю, что вы решились принять на самого себя высокую ответственность защищать Вену. Вы имеете к себе доверенность мою, армии и союзников. Докажите неприятелю, сколь справедливо возлагается на вас общая доверенность"

  За  этим письмом следовал приказ Франца: «...Избегать поражений, сохранять войска целыми и невредимыми, не вступать в сражение с Наполеоном, 'но удерживать его на каждом шагу».

Военная безграмотность обоих императоров  очевидна. Кутузов вынужден давать им азбучный урок тактики и стратегии.

   «...Если мне оспаривать у неприятеля каждый шаг,— писал он в ответ на приказ,—  я должен буду выдерживать его  нападения, ж когда часть войск  вступает в дело, случается необходимость  их подкреплять, отчего может завязаться большое сражение и последовать неудача...»

    До  последнего момента ни множество  окружавших Кутузова австрийских советников, требовавших, чтобы он дал сражение Наполеону ни даже в русской армии  не знали, что Кутузов намерен  делать. Когда армию выстроили  у Браунау, все полагали, что Кутузов, подчинился и пойдет к Ульму. Ждали его приказа. Наконец приказ был дан — русская армия двинулась в... обратном направлении, начав свой беспримерный марш-отход Браунау — Цнайм. Она уходила от грозившего ей окружения и гибели, взрывая за собой мосты, не теряя ни оружия, ни обозов. Когда кавалерийский авангард Наполеона ворвался в Браунау, Кутузова и след простыл.

   На  пути отхода русской армии было много  речных рубежей. Они давали возможность, обороняя переправы, успешно задерживать наседавшего противника, тем более что по пути к русской армии присоединились разрозненные остатки австрийских частей. Но при первой же попытке задержаться французы атаковали австрийский отряд под командованием Мерфельда, и тот, бросив переправу, стал отступать, обнажив фланг русской армии. Австрийские войска теряли остатки боеспособности. Но даже и этим частям Франц приказал покинуть Кутузова и спешить на защиту Вены. В пути их перехватил французский маршал Даву, и «защитники» Вены, как всегда, сложили оружие.

   Русская армия была лишена помощи. Ни подвод, ни снарядов, ни провианта, ни одежды — ничего, что обещали союзники, Кутузов не получил. Русские солдаты шли в осеннюю непогоду по размытым дорогам раздетые и голодные. «...Мы идем по ночам, мы почернели... офицеры и солдаты босиком, без хлеба,— писал Дохтуров жене.— Какое несчастье быть в союзе с такими негодяями, но что делать!..»

   Австрийское правительство не могло мобилизовать силы, ибо велика была экономическая  отсталость Австрии, да и боялась  оно вооружить многонациональное население страны. «Победоносному врагу я зажму рот одной провинцией, но народ вооружить — значит трон низвергнуть»,— заявил за несколько лет до этого один австрийский министр, и теперь вся политика австрийского правительства была направлена к тому, чтобы добиться победы руками русских солдат.

   В этой катастрофической обстановке, когда  Кутузов прилагал все усилия, чтобы  оторваться от французов, Франц продолжал  присылать издалека свои планы. Он писал  Кутузову, что «...не допускает ни малейшего сомненья, что Вы в чем-либо отступите от точного исполнения этого плана...». Однако Кутузов продолжал выполнять свой план. Тогда Франц сам приехал в русскую армию и, собрав военный совет, потребовал защищать Вену. Его опять поддерживал Александр I, требовавший от Кутузова «сохранить доброе согласие с австрийскими генералами...».

  Кутузов отказался защищать Вену. В тех  условиях это было не по силам русской  армии. Первую свою задачу великий полководец видел в том, чтобы сохранить русские войска. Решениям и планам царей он противопоставил свой план отхода на левый берег Дуная и сдачи Вены французам. Австрийцы вынуждены были согласиться.

   Чтобы осуществить этот правильный план, требовались еще неимоверные  усилия и жертвы.

   Авангард  противника уже вступил в бой  с арьергардами русской армии.

Наконец на поле боя французские солдаты, от которых без оглядки бежали австрийцы, итальянцы, пруссаки, столкнулись  с русскими солдатами — ветеранами походов Суворова, героями Измаила  и Альп. С одной стороны —  знаменитые маршалы, победоносно водившие французские войска, начальники авангардов Ней, Ланн и Мюрат, с другой стороны — сподвижники Суворова, его ученики — Багратион, Дохтуров, Милорадович, прикрывавшие армию своими арьергардами.

     Но Наполеон уже готовил новый  удар. Он тоже понимал значение отхода за Дунай, где Кутузов будет в полной безопасности, а все усилия французской армии окажутся напрасными. Наполеон решил скрытно перебросить через Дунай сводный корпус Мортье и, захватив мост, задержать русских у Кремса.