Лекции по "Инновационной политике"

Понятие “институт” включает в себя совокупность норм поведения  экономических агентов (формальных и неформальных) и механизм принуждения и исполнения соответствующих правил.

Принципиальное различие между формальными и неформальными нормами состоит, прежде всего, в способах их утверждения. Формальные правила закрепляются в законах и различных письменных предписаниях, обязательных для исполнения, и являются всеобщими, публичными и “прозрачными” (транспарентными). Неформальные правила не фиксируются экономическими агентами, они имеют характер индивидуальных соглашений, привязаны к конкретным группам или сегментам рынка, в которых складываются свои локальные порядки, понятные для данных групп и объединяющие данные рыночные сегменты.

Правила, обеспечивая человека определенной информацией и создавая концептуальные рамки ее интерпретации экономическими  агентами, в той или иной степени обладают свойствами общественных благ. Институты, обеспечивая игроков необходимой информацией, способствуют формированию совместимых друг с другом ожиданий, обусловливающих, в свою очередь, координацию действий и достижение взаимовыгодного результата. Если этого удается добиться, то в дальнейшем институт, как набор правил, детерминирующий результат взаимодействия, будет обладать свойством самодостаточности (self-enforced).

Принуждение осуществляется, во-первых, через внутренние ограничения деятельности, во-вторых, через страх перед наказанием за нарушение соответствующих норм и, в-третьих, через общественные санкции или государственное насилие.

Институты обладают свойствами инерционности и возрастающей отдачи от масштаба. “Институты — это привычный образ мышления людей, который имеет тенденцию продлевать свое существование неопределенно долго”, — писал Т. Веблен [18, с. 202]. Инерционный характер институтов определяет “эффект исторической обусловленности развития” (path dependence), играющий важную роль в появлении и распространении инноваций. Зависимость от предшествующей траектории развития проявляется в том, что “вчерашние институциональные рамки остаются значимыми и ограничивают варианты выбора сегодня и в будущем” [18, с. 203].

Инерционность институтов определяется тем, что нормам присущи свойства общественных благ:

• неизбирательность в потреблении: использование определенной нормы одним человеком не уменьшает ее доступность для остальных, — чем доступнее норма, тем легче скоординировать на ее основе деятельность в различных сферах;
• неисключаемость в потреблении: ни одному человеку не может быть запрещено использование нормы. Потребление нормы носит совместный характер;
• неисчерпаемость в потреблении: использование нормы одним индивидом не уменьшает полезного эффекта от использования этой нормы другим индивидом.

Инерционность институтов определяется также распространенностью нормы. Это свойство нормы обусловило эффект “приоритет первого” (first come-first served), проявляющегося в том, что распространенность той или иной технологии, стандарта иногда не имеет экономического обоснования, а обусловлена приверженностью в использовании. Примером является использование клавиатуры пишущих машин и компьютеров. Начиная с 1870 г., когда появилась первая пишущая машинка, стандарт в расположении букв (QWERTY в верхнем левом углу клавиатуры) стал самым распространенным. И хотя он нигде не был зафиксирован формально, для производителей он стал ведущим, несмотря на то, что другое расположение букв может увеличить скорость печати на 20 — 40 % [цит. по 15, с. 200]. Чем шире распространена даже неэффективная норма, тем труднее ее заменить на эффективную.

Институты обладают также свойством возрастающей отдачи от масштаба: чем больше людей придерживаются институциональных норм в своей деятельности, тем эффективнее она регулирует социальную жизнь.

В силу указанных свойств институты играют роль регуляторов социального поведения. Российский ученый В. Радаев указывает, что институт характеризует правила поведения и способы поддержания этих правил, которые одновременно ограничивают и стимулируют повседневное действие хозяйственных агентов [19, с. 60]. В этом качестве они выполняют следующие функции: во-первых, снижают неопределенность, во-вторых, обеспечивают предсказуемость поведения, в-третьих, являются указателем (signpost). Таким образом, институты устанавливают предпосылки для творческой деятельности. Творчество, в рамках которого осуществляются процедуры отбора, адаптации, обучения, требует каркаса институтов, внутри которого и осуществляются изменения, обеспечивающие инновационность развития. Если институциональная среда не формирует условий для возникновения новых идей и их применения в практике, общество не сможет развиваться. С другой стороны, институты по определению формируют элементы стабильности в обществе. С этой точки зрения институты создают стабильность, необходимую для изменений. Этот постулат означает, что институты сами должны меняться.

Причинами, вызывающими изменения институтов, являются, во-первых, конфликты и трения между самими  институтами, сложившимися в разные исторические периоды, во-вторых, инновационная деятельность предпринимательских структур.

Процесс институциональных изменений является сложным и достаточно хрупким. Если институты меняются слишком быстро или слишком медленно, или без должной взаимосвязи, происходят разрушительные процессы в экономической деятельности. Поэтому процесс институциональных изменений предполагает целенаправленные политические действия, которые осуществляются посредством промышленной, научно-технической, инновационной и другой политики.

Институциональная теория развития придерживается концепции экономического роста с эндогенным (т. е. генерируемым внутри изучаемой системы) технологическим прогрессом. Характерная особенность этой модели заключается в том, что ее авторы вводят в производственную функцию в той или иной форме дополнительную переменную — человеческий капитал, понимаемый исследователем этой модели Паулем Ромером, как объем научных знаний и практического опыта, накопленных в процессе обучения и непосредственной производственной деятельности [20].

В неоклассической тории, называемой некоторыми исследователями ортодоксальной [21, с. 40], технологические возможности и ограничения также как и вкусы, предпочтения потребителей трактуются как экзогенно заданные, т. е. находящиеся вне системы, поэтому анализ сводится к обмену и размещению ресурсов, а также к принятию решений, сопряженному с этими процессами. Формирование индивидуальных потребностей под воздействием социально-экономической обстановки и непрерывная трансформация технологии производства игнорируются (рис. 2).

 

 

 

 

 

Рис. 2. Сфера ортодоксальной теории.

 

В результате такого подхода недооцениваются и игнорируются связи между процессом познания и формированием целей и ожиданий, между познанием и социально культурной средой. Технология отрывается от социального контекста на макро-уровне (система отношений в промышленности) и микро-уровне (методы организации труда внутри предприятия (организации). Одним из последствий ошибочного неоклассического подхода стал тот факт, что ортодоксальной теории так и не удалось продвинуться в понимании долгосрочных научно-технологических изменений и соответствующей трансформации экономики.

В противоположность ортодоксальной теории институционализм трактует технологию и индивидуальные вкусы и предпочтения как часть социально-экономической системы (рис. 3).

 

 

 

 

 

 

       Социально-экономическая система

 

 Рис. 3. Сфера институционной экономической теории

Социально-экономическая система может достигать и не достигать равновесия в зависимости от изменчивости среды, окружающей систему. Обычно теоретики систем исходят из допущения [21, с. 47] об изменчивости систем и тем самым о невозможности достижения внутреннего равновесия.

Тесная взаимозависимость производственно-технологической системы и институционально-культурной среды послужила основой эволюционной теории и новых философских доктрин в области теории познания, которые обосновывают идею обусловленности индивидуального поведения социально-культурным контекстом (embeddedness — укорененность). Огромное воздействие на институциональную теорию и понимание отношений между экономикой и обществом оказали работы М. Вебера, который исследовал дух капитализма как проявление протестантской этики, а впоследствии работы Ангуса Мэддисона [22, 23], согласно подсчетам которого в течение первых полутора тысячелетий новой эры показатели развития в странах Запада и во всех остальных были весьма близки и составляли (в долл. 1990 г.) в нулевом году новой эры 440 и 400 долл., а в 1500 г. — 624 и 545 долл. Запад начал явно отрываться от остального человечества лишь в XVIII — XIX вв.

Почему это стало возможным?

Главным образом благодаря тому, считает Мэддисон, что здесь своевременно осознали способность человека преобразовать на основе исследований и экспериментов и подчинить себе силы природы и поняли, что для реализации этих способностей человека-инноватора, человека-предпринимателя необходимо создать благоприятные общественные условия. “Исследовательский аспект в экспериментальной науке имел для Запада исключительное значение и стал главным условием укоренения технического прогресса, проявившего себя в полную силу в XVIII — XIX вв. Структурные перемены, устранившие ограничения на рынках, свободная купля-продажа собственности, успехи в создании корпораций и бухгалтерской отчетности и формирование надежных финансовых институтов — все это способствовало снижению рисков и развитию предпринимательства” [23]. В отличие от этого в остальной части мира отношения собственности и другие общественные институты оставались традиционно нацелены на защиту общинных и клановых приоритетов, на поддержание социального равновесия и были гораздо менее пригодны к тому, чтобы допускать самостоятельность отдельных личностей, поощрять новаторство и рискованные социальные перемены.

 

4 Экономические принципы  регулирования инноваций

Сущностные характеристики институтов позволяют выделить три уровня анализа. На первом уровне — индивиды или экономические агенты (акторы); на втором уровне — различные институциональные соглашения в виде рынков, фирм, организаций, интеграционных объединений; на третьем уровне — институциональная среда, формируемая системообразующими нормами взаимодействия.

Под институционной средой понимается совокупность основополагающих политических, социальных и юридических правил, которые образуют базис для производства, обмена и распределения. Институциональные соглашения — это договоры между хозяйственными единицами, которые определяют способы кооперации и конкуренции, и характеризуются обменом и защитой правомочий. Наличие соглашений в виде различных видов контрактов позволяет индивидам вести себя так, как ожидают окружающие.

Уровни анализа взаимосвязаны поведенческими предпосылками, взаимовлиянием институциональных соглашений, сдвигами в правилах взаимодействия.

Поведенческие предпосылки определяют модели поведения человека и взаимодействия между людьми. Неоклассическая теория в проблеме выбора исходит из концепции рациональности, а экономический агент рассматривается как упорядоченный набор стабильных предпочтений. Рациональность экономических агентов является полной, объективной и независимой. Экономические действия основаны на согласовании данных предпочтений с ограничителями в виде набора цен на товары и услуги. На уровне взаимодействия между экономическими агентами концепция рационального выбора принимает форму теории равновесия. Институциональная теория использует предпосылки об “ограниченной рациональности” и оппортунизме. Следствием неполноты информации и знания, а также противоречивости экономических интересов является оппортунистическое поведение, которое состоит в следовании собственным интересам, без соображений о морали.

Институциональные соглашения влияют друг на друга и воздействуют на индивиды и институциональную среду, что проявляется в формировании структуры рынка, поведении фирм под влиянием изменений рыночной ситуации. С одной стороны, институциональные соглашения формируют социальные условия жизни индивидов, поскольку правила кооперации и конкуренции определяют набор возможностей экономических агентов, ограничивая ситуация выбора и создают новую систему предпочтений. С другой стороны, институциональные соглашения влияют на институциональную среду, воздействуя, например, на законодательство.

Сдвиги в правилах взаимодействия означают изменения в системе ценообразования, налогообложения, таможенного регулирования, лицензирования и т. д. Эти правила влияют на эффективность институциональных соглашений, изменяя структуру трансакций.

Институциональные соглашения и институциональная среда в совокупности формируют институциональную структуру или, согласно Д. Норту, институциональную матрицу [13], которая не только является ограничителем в процесс выбора и обмена, но и их результатом.

Институциональная среда может способствовать как легальной, так и нелегальной (т. е. без участия государства) деятельности экономических агентов. Основной причиной нелегального осуществления экономической деятельности являются высокие трансакционные издержки, связанные с действием в рамках закона. Индивид подчиняется закону не столько под воздействием императива “хорошо все, что законно”, сколько из-за ожидания выгод от соблюдения законов. Если государство способно содействовать реализации интересов экономического агента через снижение трансакционных издержек в легальном секторе экономики, у последнего есть стимулы к добровольному подчинению закону.