Выразительные средства (стилевые фигуры) на примере произведений ОГенри

      Радость и теплота человеческого общения  во всей гамме его проявлений –  любви и участия, самоотречения, верной, бескорыстной дружбы – вот  те жизненные ориентиры, которые, по мысли О. Генри, способны скрасить человеческое существование и сделать его осмысленным и счастливым. [20, 15]

      Социальность  О.Генри прежде всего проявляется в его демонстративном и подчеркнутом демократизме. Писатель стремится привлечь внимание привилегированной части общества к людям, обделенным благами в этом обществе. И поэтому он часто делает героями своих новелл тех, кто, выражаясь современным языком, находится «у черты бедности».

      Кроме сатирического и комического, в  исследуемой прозе настойчиво проступает лирическое начало, задушевное чувств («великодушие в сочетании с любовью»). Это достигается, олицетворением предметов и их воздействием на повествователя и автора. У О. Генри лирическое чувство выражено просто и изящно: «… я тут рассказал вам ниже не примечательную историю про двух глупых детей из восьмидолларовой квартирки, которые самым неудачным способом пожертвовали друг для друга своими величайшими сокровищами» («Дары волхвов»). Мы обнаруживаем лирическую интонацию в речевой характеристике персонажей у О. Генри. Наряду с лингвостилистическими параметрами здесь очень существенно художественное своеобразие описания интонации, ее воспроизведения. [20, 19]

      Сложный шлейф поэтики ассоциаций возникает  при анализе слов, словосочетаний и предложений новелл. О. Генри тонко чувствует слово и демонстрирует виртуозную изобретательность в создании неожиданных сравнений, метких и ярких метафор.

      Метафоры: Уши горели от безмолвного неодобрения. На двадцать долларов в неделю далеко не уедешь. Следующие два часа пролетели на розовых крыльях.

      Эпитеты: радостных часов, высокой чести, снова заструился каштановый водопад,  туманные намеки,  бурной и искренней радости.

     Литота: с коротенькими молитвами 

     Гиперболы: мудрые, удивительно мудрые люди,  из всех дарителей эти двое были мудрейшими.

     Сравнения: буквы в слове «Диллингхем» потускнели, словно не на шутку задумались. И вот прекрасные волосы Деллы рассыпались, блестя и переливаясь, точно струи каштанового водопада. Они спускались ниже колен и плащом окутывали почти всю ее фигуру. Ее голова покрылась мелкими локончиками, которые сделали ее удивительно похожей на мальчишку, удравшего с уроков.  Джим неподвижно замер у двери, точно сеттер, учуявший перепела. Тут она вдруг подскочила, как ошпаренный котенок.

     Олицетворения: С лица за двадцать секунд сбежали краски. металл заиграл; дары их были мудры.

      Ирония  – действенное средство создания словесно комического образа в произведениях  О.Генри. Языковые средства для выражения  иронии у О.Генри весьма богаты и  разнообразны. Например:

      Which instigates the moral reflection that life is made up of sobs, sniffles, and smiles, with sniffles predominating (“The Gift of the Magi”). [40, 162]

      Пер.: Откуда напрашивается философский  вывод, что жизнь состоит из слез, вздохов и улыбок, причем вздохи преобладают («Дары волхвов»).

      Иронический образ актуализируется в пределах контекста одного предложения на лексико-семантическом уровне, то есть наблюдается полная одноуровневая  актуализация образа. Ирония используется как средство характеристики ситуации и формирования читательского отношения.

      My cosmopolite was sustaining the pride and reputation of the earth when the waiters closed in on both combatants with their famous flying wedge formation and bore them outside, still resisting (“A Cosmopolite in a Café”). [40, 163]

      Описывая  поведение одного из героев своего рассказа, О.Генри иронизирует, характеризуя героя фразой «гордость и доброе имя земли», в то время как тот  затеял пьяную драку в кафе. Размеры  контекста, необходимого для актуализации словесно комического образа иронической направленности, не превышают одного развернутого предложения.

      ‘A competence is to be desired. But when you have so many millions that!’ she concluded the sentence with a gesture of despair. ‘It is the monotony of it,’ she continued, ‘that palls. Drives, dinners, theatres, balls, suppers, with the gilding of superfluous wealth over it all. Sometimes the very tinkle of the ice in my champagne glass nearly drives me mad’ (“While the Auto Waits”). [40, 67]

      Пер.: «Достаток в средствах, конечно, желателен. Но когда у вас столько миллионов, что… - она заключила фразу жестом отчаяния. – Однообразие, рутина, - продолжала она, - вот что нагоняет тоску. Выезды, обеды, театры, балы, ужины – и на всем позолота бьющего через край богатства. Порою даже хруст льдинки в моем бокале с шампанским способен свести меня с ума» («Пока ждет автомобиль»).

      Через речь героя выражено отношение к  нему. Главная героиня рассказа относится  к маленьким снобам из среды клерков  и продавщиц, которые тешат себя эфемерными иллюзиями, стремясь подняться над себе подобными и приблизиться к социальной элите. В данном примере налицо присутствие подтекста с эмоциональной доминантой смысла. Оценка читателя формируется на лексико-семантическом уровне через семантику лексических единиц, имеющих или получивших в данном контексте эмоционально-оценочные и экспрессивные коннотации (gesture of despair - жест отчаяния, monotony - однообразие, drives me mad – сводит меня с ума).

      Очень часто в качестве средств, конструирующих контекст и определяющих его оценочное поле, выступают различные тропы, в этом случае оценка также создается имплицитно. Среди тропов излюбленным приемом О.Генри является метафора. Например:

      John dragged the cold mutton from the ice-box, made coffee and sat down to a lonely meal face to face with the strawberry marmalade’s shameless certificate of purity. Bright among withdrawn blessings now appeared to him the ghosts of pot roast and the salad with tan polish dressing. His home was dismantled. A quinsied mother-in-law had knocked his lares and penates sky-high. After his solitary meal John sat at a front window.

      He did not care to smoke. Outside the city roared to him to come join in its dance of folly and pleasure. The night was his. He might go forth unquestioned and thrum the strings of jollity as free as any gay bachelor there. He might carouse and wander and have his fling until dawn if he liked; and there would be no wrathful Katy waiting for him, bearing the chalice that held the dregs of his joy. He might play pool at McCloskey’s with his roistering friends until Aurora dimmed the electric bulbs if he chose. The hymeneal strings that had curbedhim always when the Frogmore flats had palled upon him were loosened. Katy was gone (“The Pendulum”). [40, 203]

      Пер.: Джон достал из ледника холодную баранину, сварил кофе и в одиночестве уселся за еду, лицом к лицу с наглым свидетельством о химической чистоте клубничного  желе. В сияющем ореоле, среди  утраченных благ, предстали перед  ним призраки тушеного мяса и салата с сапожным лаком. Его очаг разрушен. Заболевшая теща повергла в прах его лары и пенаты. Пообедав в одиночестве, Джон сел у окна.

      Курить  ему не хотелось. За окном шумел  город, звал его включиться в хоровод  бездумного веселья. Ночь принадлежала ему. Он может уйти, ни у кого не спрашивая, и окунуться в море удовольствий, как любой свободный, веселый холостяк. Он может кутить хоть до зари, и гневная Кэти не будет поджидать его с чашей, содержащей осадок его радости. Он может, если захочет, играть на бильярде у Мак-Клоски со своими шумными приятелями, пока Аврора не затмит своим светом электрические лампы. Цепи Гименея, которые всегда сдерживали его, даже если доходный дом Фрогмора становился ему невмоготу, теперь ослабли, - Кэти уехала («Маятник»).

      В данном примере автор имплицитно формирует совершенно однозначную отрицательную оценку у читателя, чем создается иронический образ.

      Иногда  метафора может сочетаться с каламбурным  обыгрыванием слова, как в следующем  примере:

      Exactly at eight Hickey & Mooney, of the vaudeville team (unbooked) in the flat across the hall would yield to the gentle influence of delirium tremens and begin to overturn chairs under the delusion that Hammerstein was pursuing them with a five-hundred-dollar-a-week contract (“The Pendulum”). [40, 209]

      Пер.: В половине восьмого они расстелят  на диване и креслах газеты, чтобы  достойно встретить куски штукатурки, которые посыплются с потолка, когда  толстяк из квартиры над ними начнет заниматься гимнастикой. Ровно в  восемь Хайки и Муни – мюзик-холлная парочка (без ангажемента) в квартире напротив – поддадутся нежному влиянию Delirium Tremens (белая горячка) и начнут опрокидывать стулья, в уверенности, что антрепренер Гаммерштейн гонится за ними с контрактом на пятьсот долларов в неделю («Маятник»).

      Ироническая характеристика пьющей парочки из мюзик-холла  в данном отрывке создается уже  в первом предложении gentle influence-нежное влияние. Иронический образ сенсибилизирован последующим контекстом, в котором наблюдается обыгрывание значений слов.

      Другие  тропы также могут участвовать  в создании оценки контекста, но их единичное употребление встречается, как правило, редко. Чаще они сочетаются друг с другом в контексте, формируя сильное оценочное поле.

      Примером  такой организации контекста  может быть следующий:

      Among the customers at Bogle’s was a young man named Seeders, who worked in a laundry office. Mr. Seeders was thin and had light hair, and appeared to have been recently rough-dried and starched. He was too different to aspire to Aileen’s notice; so he usually sat at one of Tildy’s tables, where he devoted himself to silence and boiled weakfish.

      One day when Mr. Seeders came in to dinner he had been drinking beer. There were only two or three customers in the restaurant. When Mr.Seeders had finished his weakfish he got up, put his arm around Tildy’s waist, kissed her loudly and impudently, walked out upon the street, snapped his fingers in the direction of the laundry, and hied himself to play pennies in the slot machines at the Amusement Arcade (“The Brief Debut of Tildy”). [40, 78]

      Пер.: Среди посетителей Богля был  молодой человек по имени Сидерс, работавший в прачечной. Мистер Сидерс был худ и белобрыс, и казалось, что его только что хорошенько высушили и накрахмалили. Он был  слишком застенчив, чтобы добиваться внимания Эйлин; поэтому он обычно садился за один из столиков Тильди и обрекал себя на молчание и вареную рыбу.

      Однажды, когда мистер Сидерс пришел обедать, от него пахло пивом. В ресторане  было только два-три посетителя. Покончив с вареной рыбой, мистер Сидерс встал, обнял Тильди за талию. Громко и бесцеремонно поцеловал ее, вышел на улицу, показал кукиш своей прачечной и отправился в пассаж опускать монетки в щели автоматов («Дебют Тильди»).

      Описание  внешности и поведения мистера Сидерса осуществляется через иронический образ, формирующий у читателя определенное негативное отношение к этому молодому человеку. Это прежде всего лексические единицы too different to aspire to (слишком застенчив, чтобы добиваться внимания). Имплицитная оценка создана на лексико-семантическом уровне за счет тропов: зевгмы, используемой для описания поведения мистера Сидерса в ресторане (… he devoted himself to silence and boiled weakfish – обрекал себя на молчание и вареную рыбу), и сравнений, описывающих его внешний вид как молодого человека, работающего в прачечной (… and appeared to have been recently rough-dried and starched- казалось, что его только что хорошенько высушили и накрахмалили). Отрицательная оценка выражена эксплицитно в семантике лексических единиц, формирующих понятийное поле, связанное с поведением мистера Сидерса в нетрезвом состоянии (… kissed her loudly and impudently – громко и бесцеремонно поцеловал ее; … snapped his fingers in the direction of the laundry – показал кукиш своей прачечной; досл. просто начхал на свою прачечную).

      Особо следует остановиться на такой стилистической фигуре, как разрядка, которая часто  используется О.Генри в качестве актуализатора иронического образа.

      Так, описывая капризного “уставшего”  от жизни богатенького юнца, О.Генри пишет:

      ‘Symons, I’m going to Coney Island.’ He said it as one might say: ‘All’s off; I’m going to jump into the river’ (“Brickdust Row”). [40, 24]

      Пер.: - Саймонс, я отправляюсь на Кони-Айленд. – Это прозвучало так, словно он сообщил: «Все кончено. Пойду брошусь в реку» («Квартал “Кирпичная пыль”»).

      В приведенном примере с разрядкой  иронический образ актуализируется  на лексико-семантическом уровне в  пределах абзаца.

      В заголовке может быть и аллюзия. Так, в названии рассказа “Hostages to Momus” – «Заложники Момуса», содержится аллюзия на мифологического героя (Момус – бог насмешки в древнегреческой мифологии). Называя незадачливых похитителей «заложниками Момуса», автор имеет в виду причудливый ход событий, в результате которого они сами же оказываются одураченными.

      Одним из действенных способов создания иронического образа является сравнение. Например:

      William Pry was the first on the spot. He was an expert at such gatherings. With an expression of intense happiness on his features, he stood over the victim of the accident, listening to his groans as if to the sweetest music (“A Comedy in Rubber”). [40, 51]

      Пер.: Уильям Прай первым прибыл на место. Он был знатоком по части таких зрелищ. Весь сияя от радости, он стоял над  жертвой несчастного случая и внимал ее стонам, словно нежнейшей музыке («Комедия любопытства»).

      Иронический образ в данном примере создается  за счет неожиданного сравнения. В этом примере О.Генри своеобразно описывает  нью-йоркских зевак, которые при  всяком счастливом или несчастном случае, теряя разум, неудержимо стремятся к месту происшествия. Сравнение разноплановых понятий groans - стоны и sweetest music – нежнейшая музыка создает комический иронический образ.

      Близок  к приему сравнения и прием  нарушения логических связей, соединения абсолютно разнородных понятий. Примером такой организации контекста может быть следующий:

      As he sat there was not in the whole city for him a bed or a broiled lobster or a street-car fare or a carnation for his buttonhole unless he should obtain them by sponging on his friends or by false pretences (“The Shocks of Doom”). [40, 15]