Наконец, наиболее сложно складываются связи  России с Грузией и Азербайджаном. На этих направлениях интенсивность  политического взаимодействия оказывается  самой низкой, в т.ч. и потому, что  руководство данных стран допускает  откровенно антироссийские выпады. Существует явное несовпадение позиций по чеченской  проблеме (в России считают, что поддержка северокавказских исламистов идет через Азербайджан и Грузию), по вопросам транзита каспийской нефти (Грузия и Азербайджан поддерживают проекты ее транспортировки через Супсу и Джейхан, но не через Новороссийск) и в связи с разрешением конфликтов вокруг Нагорного Карабаха, Абхазии и Южной Осетии. В результате Россия в 1999 г. сама была вынуждена настаивать на введении визового режима для граждан этих стран.

     Как и следовало ожидать, хуже всего  развиваются отношения России с  балтийскими государствами, которые, оказавшись за пределами СНГ, сразу  ввели визовый режим для россиян. Страны Балтии показывают свою прозападную  ориентацию и не торопятся укреплять  политические связи с «восточным соседом» (хотя значимая часть транзита российской нефти по-прежнему идет через Латвию и Литву). Чуть лучше обстоят дела на литовском направлении, тем более что Россия в некоторой мере зависит от Литвы — ведь через нее идет сообщение с Калининградской областью, российским эксклавом на Балтике. Руководители Литвы довольно часто бывают в Москве, в отличие от руководителей Латвии и Эстонии, которые демонстративно держат максимальную дистанцию в отношениях с Россией. Со своей стороны, российские лидеры совсем «не балуют» страны Балтии своими посещениями³⁵.

     Таким образом, отношения России с постсоветскими государствами за восемьдевять лет после распада СССР отличаются глубокой дифференциацией и многоуровневостью. Безусловно, ближнее зарубежье — зона пристального внимания отечественной внешней политики. Россия не уходит и не может уйти из «территорийпроливов», поскольку сохраняет рычаги влияния на ситуацию во многих соседних странах и конфликтных ареалах, а это позволяет ей занимать более активные позиции на мировой сцене и включаться и региональные системы баланса сил. Россия также способна воздействовать на положение в таких конфликтных узлах, как Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Крым, Нагорный Карабах. Это позволяет ей оставаться значимым фактором в постсоветском пространстве и играть роль регионального лидера.

     Постепенно  определяются перспективы взаимодействия с каждым из постсоветских государств. Если раньше СНГ воспринималось как  единое целое, страны которого зависят  от России экономически и якобы должны рано или поздно прийти к идее реинтеграции, то теперь каждая из них обретает свое лицо. Уже не может не приниматься  во внимание их участие в иных интеграционных процессах, происходящих без России. Становится ясно, что и связях с  постсоветскими государствами всякий раз нужна особая линия, учитывающая  их этнокультурную и экономическую  специфику, своеобразие политического  режима и географического положения. Отсюда — и дифференциация политики России в отношении ближнего зарубежья.

2.3. Евразийские тенденции политики  России

     В 1990е годы отношениям с Западом  Россия уделяла самое пристальное  внимание (как правило, не менее трети  визитов с заметными спадами  в 1992, 1996 и 1999 г.). При этом явный приоритет  был отдан интеракциям с тремя  странами дальнего зарубежья — США, Германией и Францией.

     На  всех уровнях довольно активными  были контакты с США. Выделяется, в частности, 1995 г., когда состоялся обмен визитами на высшем уровне: Клинтон посетил Москву в мае, Ельцин нанес ответный визит в октябре. Однако во время вторых сроков правления обоих президентов интенсивность связей существенно упала (правда, в 1998 г. президент России был в Денвере на встрече «восьмерки» и сразу же после дефолта 17 августа глава США приехал в Россию). Все же резонанс от этих встреч был небольшим. Американцы уделяли преимущественное внимание приему В. Черномырдина, который, будучи премьер-министром, считался вероятным преемником Ельцина и побывал в США дважды в 1997, один раз в 1998 г. Далее контакты развивались совсем неудачно. Руководитель кабинета Примаков, отправившийся в США, в момент начала бомбардировок Югославии развернул свой самолет и отказался от визита. Потом США в июле 1999 г. Все-таки посетил премьер-министр С. Степашин, но вскоре он был удален со своего поста³⁶.

     Очевидно, что ослабление интенсивности взаимодействия с США (политические отношения с  Канадой почти не развивались, особенно во второй половине 1990х годов) и, наоборот, усиление связей с западноевропейскими  странами следует считать существенной тенденцией второй половины этого десятилетия. Данный процесс начался после  ухода с поста министра иностранных  дел А. Козырева. И действительно, в 1996 г. внимание к Северной Америке  резко сокращается по сравнению  с предыдущими тремя годами.

     Зато  связи с Западной Европой, прежде всего с Германией и Францией, развивались более стабильно, и их фон всегда был положительным. Россия начала формирование своей новой европейской политики. На первом этапе главным партнером в Европе считалась Германия, один из главных кредиторов России. Позднее Россия стала уделять возрастающее внимание Франции — не в ущерб, а в дополнение к прогерманской политике. Пока ФРГ остается самым активным партнером России. Ее канцлеры — Г. Коль и Г. Шредер — регулярно каждый год посещали нашу страну. Со своей стороны, Ельцин, в последнее время правления мало выезжавший за рубеж, был в Германии и в 1997, и в 1998, и в 1999 гг.

     Начиная с 1997 г. Россия активно пытается усилить  французское направление своей  внешней политики. Этот факт получает позитивный отклик от президента Ж. Ширака, который охотно идет на контакт с  Москвой в стремлении сбалансировать германское влияние и укрепить позиции  своей страны в России: в течение 1997 г. он трижды побывал у нас и  повторил визиты в последующие два года, а Ельцин в 1998 и 1999 г. посетил Францию (последний раз участвовал в саммите Совета Европы в Страсбурге).

     Важнейшая внешнеполитическая инициатива нашей  страны — объявление о создании «тройки» в составе России, Германии и Франции во время приезда в Москву Коля и Ширака в марте 1998 г. В этом образовании в России усмотрели ключевой фактор европейской безопасности.

     Итак, главным содержательным моментом европейской политики России стала ориентация на союз с Германией и Францией как способ сближения с Европейским союзом и включения в систему европейского баланса сил.

     В последние три года довольно стабильны  отношения с Италией, лидеры которой  всерьез интересуются постсоветской  Россией.

     Премьер-министр Р. Проди нанес визит в Москву в 1997 г., Ельцин был в Риме в следующем, а в 1999 г. в РФ приехал новый премьер-министр М. Д'Алема. Любопытно, что на фоне ослабления взаимодействий с главными европейскими партнерами России в ее верхах было заявлено: первый визит российского президента после выборов 26 марта 2000 г. состоится в Италию.

     Наблюдается также некоторое оживление связей с Испанией, которое может стать  еще одним фактором формирования более сбалансированной (т.е. «замечающей» и другие страны) европейской политики России.

     Об  этом, в частности, свидетельствует  визит в Москву главы испанского кабинета Х.М. Аснара в мае 1999 г. В  этом контексте выделяется неадекватно  слабое взаимодействие России с Великобританией, которая, будучи ближайшим союзником  Вашингтона в Европе, не стала нашим  значимым партнером: традиции взаимопонимания  между ней и российским государством не столь крепки, как в случае с Германией и Францией.

     Однако  показательны визиты премьер-министра Т. Блэра в Москву вскоре после его избрания в 1997 г. и Ельцина в Бирмингем на саммит «восьмерки»³⁷.

     Из  других европейских географических ареалов особо можно выделить Северную Европу, отношения с которой традиционно развиваются на протяжении веков. Здесь главным партнером остается Финляндия — тесные связи с ней были налажены еще в советское время.

     Руководители  Финляндии неоднократно посещали Россию на протяжении всех последних лет, причем чаще, чем отечественные политики (на высшем уровне визитов туда вообще не было).

     Сравнительно  активно Россия взаимодействовала  с Швецией и Норвегией, о чем  говорит уже тот факт, что Ельцин успел посетить первую страну в 1996 г., а вторую — в следующем).

     Роль  других «малых» европейских государств в российской внешней политике невелика, хотя во многих из них наши политические лидеры бывают весьма часто, участвуя в многосторонних встречах.

     Например, Нидерланды, Бельгия, Дания, Португалия, Ирландия оставались на периферии российских политических интересов, да и в них  самих интерес к России был  незначителен.

     Отношения с Западом — одни из основных и в то же время самых проблемных для России.

     Решение о расширении НАТО на восток принималось  до того, как было разработано представление  о новой системе безопасности в Европе; оно стало результатом  кризиса идентичности НАТО, утратившего  после распада СССР многолетнего «естественного» врага и вынужденного искать новый смысл своего существования³⁸.

     Самым простым способом вновь обрести  такую идентичность оказалось возвращение  к старым геополитическим кодам, выработанным за десятилетия холодной войны, к прежним представлениям о потенциальном противнике.

     Тем самым мощь НАТО противопоставляется  «империалистическим устремлениям» России, якобы стремящейся любыми средствами восстановить свой контроль над территорией бывшего СССР. Западные СМИ начали настойчиво создавать образ уже новой России как «чужой» для Запада страны, принципиально невосприимчивой к ценностям либеральной демократии, пораженной коррупцией и неспособной уважать права человека.

     Цель  прокатившихся по странам Запада в 1999 г. пропагандистских кампаний —  доказать, что Россия утратила возможности  и моральное право влиять на принятие важных экономических и политических решений в Европе и в мире.

     Еще более осложнили взаимодействия между Россией и Западом война  с Югославией в марте-июне 1999 г. и последовавшие за ней события. У нас восприняли решение о бомбардировках Югославии как покушение на суверенитет независимого государства и попытку Запада, в первую очередь США, диктовать мировому сообществу свою волю в обход ООН, закрепить создание однополярного геополитического порядка и разрушить основы сложившейся после второй мировой войны системы международной безопасности.

     Таким образом, акция натовских союзников  покушалась на коренные принципы российской внешней политики и была расценена  как прямая угроза национальной безопасности.

     Отчаянным маршем десантников из Боснии в Приштинский  аэропорт Россия стремилась доказать свое право на самостоятельную позицию  в мире. В Москве опасались, что  если сегодня «наказывают» Югославию, то завтра будут давить политическими, экономическими и даже военными средствами на Россию. Один из авторов этой статьи еще в 1992 г. отмечал: тезис «сегодня Сербия — завтра Россия» есть напоминание о реальности, требующей определения политических приоритетов и моделей взаимоотношений, исходя из культурно-исторических предпосылок».

     И впрямь, очень скоро в западной прессе была инициирована мощная антироссийская кампания. Многие использованные в ней аргументы, прежде всего о коррумпированности российской политической и деловой элиты, соответствовали действительности. Но основной смысл кампании, в сущности, заключался в доказательстве тезиса Г. Киссинджера о том, что Запад принципиально не может доверять России, поскольку русской нации в целом имманентно присущ империализм и российское общество органически невосприимчиво к ценностям либеральной демократии. Следовательно, Запад должен противостоять России с тем же постоянством, с каким он сопротивлялся Советскому Союзу, вне зависимости от специфики московского режима власти.

     В итоге в 1990е годы связи с Восточной  Европой остаются слабым местом российской внешней политики. Вместе с тем  Россия за последние два года прилагала  немало усилий, чтобы стать значимым фактором на Балканах, предлагала свои услуги в качестве международного посредника и восстанавливала связи с  рядом государств данного региона. Эта активность вписывается в  российскую стратегию поддержания  «многополярного мира», таким образом, объяснять подобную политику традициями панславизма и/или покровительства  по отношению ко всем православным странам можно лишь отчасти. Базисный панортодоксизм находит весьма слабый отклик, как в общественном мнении России, так и за ее пределами. Впервые за десятилетия возникла реальная возможность прямого вмешательства объединившихся западных стран в дела России — ощутимых экономических, политических и даже военных санкций в случае продолжения военных действий в Чечне. Создавалось впечатление, что на Западе существует заинтересованность в воссоздании биполярного или, точнее, псевдо-биполярного (поскольку российско-западные отношения уже не являются ключевым фактором глобального порядка) мира: противостояния между объединенным западным сообществом и Россией — очень ослабленной, но по-прежнему в образе «империи зла»³⁹.