Современная западная философия

 Кьеркегор  пытается проследить движения  души  Авраама, чтобы, хотя бы, немного приблизится к  его  деянию.  "Последняя стадия, которую он теряет из виду, - это бесконечное самоотречение". Однако после этого Авраам  делает  движение веры, в котором он силой абсурда получает  Авраама  обратно (В этом отношении  многие  исследователи  творчества  Кьеркегора приводят в пример связь  Кьеркегора  со  своей  возлюбленной - Региной Ольсен. В Дневниках  Кьеркегора  содержится запись: "Если бы у меня была вера, я бы остался с Региной."). Авраам продолжает  верить  и  "верит  он  на  эту жизнь". Он верит, что либо Бог все же не потребует от  Исаака, либо "даст ему нового Исаака,  вновь  вернет  к  жизни принесенного в жертву".     

 Таким образом Кьеркегор определяет Авраама как  рыцаря

веры. Рыцарь веры проделывает движение  бесконечного  самоотречения, посредством которого он  выражает  свое  желание духовно и, тем самым, достигает бесконечности. Однако, с помощью веры, а именно, веры силой абсурда рыцарь веры  получает конечное. По сути дела,  посредством  веры  происходит примирение конечности человека с отчаянием перед лицом бесконечности. "Он испытал боль отказа от всего самого любимого, что бывает только у человека в этом мире, и все  же  конечное для него так же хорошо на вкус, как и для того,  кто не знает ничего более высокого..."    

 Кьеркегор  считает, что в наше  время  трудно,  или  же вовсе невозможно встретить рыцаря веры, так как в наше время никто  не  останавливается  на  вере,  но  идет  дальше. "Однако знай я, где живет подобный рыцарь веры, я отправился бы к нему пешком; ибо это чудо  абсолютно  занимает  меня... В тот самый момент, когда он попадается мне на  глаза, я тотчас отталкиваю его, сам отступаю  назад  и  вполголоса восклицаю: "Боже мой, неужели это тот человек, неужели  это действительно он? Он выглядит  совсем  как  сборщик  налогов."...Я подхожу к нему  поближе,  подмечаю  малейшее  его движение: не  обнаружится  ли  хоть  небольшое,  оборванное сообщение  переданное  по  зеркальному  телеграфу  из  бесконечности, - взгляд, выражение лица, жест,  улыбка,  выдающие бесконечное по его несообразности с  конечным.  Ничего нет!...Он полностью целен и  тверд... он  полностью  принадлежит миру, ни один мещанин не может принадлежать миру полнее, чем он."    

 В противоположность  рыцарю  веры,  которого  никто  не способен понять в этом мире, Кьеркегор определяет трагического героя - рыцаря самоотречения, человека, который  отрекается от всего в мире конечного ради некоторой идеи, выражаемой во всеобщем. Он сосредотачивает  все  свое  наличное существование в этой бесконечной идее. Но трагический герой при этом теряет конечное. Для того,  чтобы  получить  назад конечное необходим качественный прыжок - движение веры.  Но этого как раз трагический герой совершить не  может  -  все его силы были  потрачены  на  движение  бесконечного  самоотречения; движение веры способен совершить лишь рыцарь веры.     

 Кьеркегор  сравнивает рыцаря веры и трагического  героя с танцором, совершающим сложный прыжок. Масса людей  живет, погруженной в радости и печали земной жизни - они суть зрители, сидящие в зале. Трагический герой суть танцор. Он совершает прыжок вверх, какое-то время пребывает в полете, но потом все же падает вниз. Однако ему необходимо  время  для того, чтобы принять надлежащее положение.  В  противоположность трагическому герою рыцарю  веры  не  требуется  этого промедления.  Он  "превращает  прыжок  всей  жизни  в  своеобразную походку".     

 Для описания  трагического  героя  Кьеркегор  приводит следующий пример.  Некий  юноша  влюбляется  в  "прекрасную принцессу", и вся его жизнь заключена в этой любви,  однако его любовь по какой-то причине не может  быть  реализована. Когда он понимает, что не сможет добиться любви  принцессы, тогда он сосредотачивает весь  смысл  своей  жизни  в  этом одном единственном желании. Эта любовь станет для него "выражением вечной любви, примет религиозный характер, разъяснится в любви к вечной сущности, которая,  хотя  и  откажет ему в осуществлении, все же вновь примирит его в том вечном сознании ее значимости в форме вечности, которого не сможет отнять у него никакая действительность". В  мире  конечного есть многое, что невозможно, однако в мире  духа  все  возможно. Рыцарь самоотречения делает  невозможное  возможным, посредством того, что он переводит свое желание в мир духа.    

 После движения самоотречения рыцарю самоотречения  уже не нужно знать, что делает принцесса, его это уже не  может потрясти. "Одни лишь низкие натуры ищут закон  своих  действий в другом человеке, предпосылки своих действий вне  самих себя."    

 Рыцарь веры  также  проделывает  движение  бесконечного самоотречения, но после этого он осуществляет еще одно удивительное движение - движение веры. Он говорит: "Я  все  же верю, что получу ее, именно силой абсурда, силой того,  что для Бога все возможно. " И он не сможет совершить движение веры, если он не признал  до  этого  невозможность  осуществления своего желания. "А потому вера -  это  не  какое-то эстетическое волнение, но нечто гораздо более высокое;  как раз потому, что ей предшествует самоотречение, она не может быть непосредственным движением сердца, но только  парадоксом наличного существования."    

 Авраам воистину  является таким рыцарем веры. В "Страхе и  трепете"  Кьеркегор  приводит  множество  примеров  бесконечного самоотречения. Но все  они  являются  прекрасными примерами трагического героя. Однако только Авраам является рыцарем веры. Кьеркегор преклоняется перед величием  трагического героя. Он говорит, что способен понять трагического героя, но понять Авраама можно только так, как можно понять парадокс.    

 Здесь Кьеркегор  ставит некоторые проблемы, связанные  с

движением веры. Однако он не разъясняет  их,  так  как  они стоят внутри парадокса.  

Первая проблема состоит в том - "существует  ли  телеологическое устранение этического".   

 Этическое  есть нечто всеобщее, а всеобщее  -  это  то, что применимо к каждому. Этическое замкнуто в  самом  себе, не имеет ничего помимо себя, что могло составить его  цель, но является целью для всего, что находится вне его. Этической задачей каждого единичного индивида является  выражение

себя во всеобщем. "Как только  единичный  индивид  пытается сделать себя  значимым  в  своей  единичности  перед  лицом всеобщего, он согрешает и может лишь,  признав  это,  снова примириться со всеобщим. Но  всякий  раз,  когда  единичный индивид, войдя во всеобщее, ощущает стремление  утвердиться в качестве единичного, он оказывается в  состоянии  искушения, из которого может выбраться, лишь с раскаянием,  отдавая себя как единичного всеобщему." Но, если  этическое  - это высшее, что существует для человека в  наличном  существовании, тогда возможность отказа (телеологического устранения) от этического была бы противоречием, так как, устраняя эту высшую цель, ее тем  самым  разрушают,  тогда  как, в обычном смысле слова, когда нечто устраняется то  оно  не разрушается, но сохраняется в более высшем.    

 Однако в истории с Авраамом как раз содержится  такой парадокс. Высшим выражением этического для Авраама было любить сына. Поэтому, либо существует телеологическое  устранение этического, либо Авраам погиб.    

 Кьеркегор  считает, что "вера как раз и есть тот  парадокс, что единичный индивид стоит выше  всеобщего".  Отсюда следует, что вера - это такой парадокс, в котором единичный индивид стоит в абсолютном отношении к абсолюту. И в противоположность  Гегелю,  эта  позиция  не  может  быть  опосредована; вера "была и во всей вечности остается парадоксом непостижимым для мышления. И если Авраам  попробует  помыслить или опосредовать свое деяние, то он попадет в  состояние искушения, и если он все же принесет Авраама в жертву, то согрешит и должен будет в раскаянии  вернуться  ко  всеобщему.    

 Здесь Кьеркегор  приводит множество примеров  трагического героя, почерпнутых из Библии, древнегреческой  и  европейской поэзии. Трагический герой тем и отличается от рыцаря веры, что он остается внутри этического и приносит  себя в жертву всеобщему. Если бы, например, Авраам в самый  последний миг вонзил кинжал себе в грудь, если бы он принес  в жертву себя, то он был бы всего лишь трагическим героем.    

 Авраам приносит  Исаака в жертву не ради  великой  идеи, спасающей народ или государство, не для того, чтобы умиротворить разгневанного Бога, ведь тогда бы Бог потребовал  от Авраама принести самого себя в жертву.  Авраам  делает  это" ради себя самого. Он делает это  ради  Господа,  поскольку

Бог требует доказательства его веры, и делает это ради себя самого, чтобы суметь представить такое доказательство. "    

 Когда человек  приносит себя в жертву ради  какой-то великой идеи, выраженной  во всеобщем, чувствует поддержку  людей, поддержку этого всеобщего. Ему не  надо  заботиться  о том будет ли оправдано его деяние перед лицом  всеобщего  - он ведь делает это ради всеобщего. Но с  рыцарем  веры  все обстоит по иному. "К нему приближаешься с священным  ужасом,

подобно тому как племя Израилево подходило  к  горе  Синай. Что, если одинокий человек, взобравшийся на гору Мориа этот человек  не  лунатик,  который  уверенно  ступает  по  земле..."Авраам должен постоянно  находится  в  напряжении,  в страхе, ведь никто не может сказать будет ли он оправдан  в

своем деянии? Это Авраам должен решить только  сам,  только

наедине с самим собой и своим Богом. Сартр в  своей  статье "Экзистенциализм - это гуманизм" пишет, что человек,  получивший откровение от Бога, все же сам решает, как ему  поступать, так  как  он  есть  свобода  и,  следовательно  сам ответственен за свой выбор; поэтому в своем  существовании человек находится в отчаянии, но об этом  будет  говориться позднее.    

 Вторая проблема, которую ставит Кьеркегор в "Страхе  и трепете" может быть сформулирована следующим образом:  "Существует ли абсолютный долг перед Богом?"  Здесь  мы  также стоим перед парадоксом.    

 Этическое - это всеобщее, и в  качестве  такового  божественное. Поэтому, любой долг, в конце концов, есть  долг перед Богом. Долг любить ближнего - это  также  долг  перед Богом. Однако, здесь человек вступает в отношение не с  Богом, а с этим ближним. И если кто-то говорит, что его  долг - любить Бога, то он говорит некую тавтологию.    

 Поэтому задачей индивида будет являться выражение себя во всеобщем и, внешнее выше, чем  внутренне,  которое  присутствует в человеке. Все это соответствует гегелевской философии. Когда индивид  пытается  остаться  во  внутреннем, когда он уклоняется от того, чтобы выразить себя  во  внешнем, он прегрешает и находится в состоянии искушения.    

 Однако, "вера  есть такой парадокс: внутренне  выше, чем внешнее". Следовательно, все  вышесказанное  неприменимо  к движению веры, ибо вера - это парадокс, и  совершается  такое движение силой абсурда.  Обычно  считают,  что  человек определяет свое отношение к абсолюту через  свое  отношение ко всеобщему, тогда получается,  что  Бог  является  чем-то производным. Напротив, в вере человек определяет свое отношение ко всеобщему через свое отношение к абсолюту,  следовательно, человек стоит выше всеобщего. Здесь  может  показаться, что этическое может быть уничтожено, однако это  не так. Просто в вере этическое принимает несколько иное выражение, более глубокое выражение.     

 Этот парадокс, как считает Кьеркегор,  не  может  быть опосредован. Как только единичный индивид пытается  выразить свой абсолютный долг во всеобщем он признает, что находится в состоянии искушения; и "если он противостоит этому  искушению, он не может осуществить этот так называемый абсолютный долг; но если он не противостоит ему он погрешает..."     

 Таким образом, абсолютный долг перед  Богом  не  может сознаваться во всеобщем. Каждый верующий может только  один на один общаться с Богом. И если бы Авраам  попытался  соизмерить свой долг перед лицом всеобщего, то он  бы  был  в состоянии искушения, и не смог принести Исаака в жертву,  а если бы и смог, то Авраам - убийца, а не отец веры.    

 Отсюда, также  следует, что рыцарь веры не  может  быть никем понят. Он может быть понят только для самого себя (но только так, как можно понять парадокс) и для того  абсолюта, которому он поклоняется. Даже один рыцарь веры не  способен понять другого рыцаря веры. К Богу каждый должен идти своим собственным путем (на мой взгляд это положение нисколько не разрушает догматы веры, ибо тогда вера  превратилась  бы  в "исчезающую абстракцию"). Весь трагизм, как я уже  упоминал выше, состоит, именно, в том, что никто не может сказать ему прав он или нет. Но  Авраам  не  может  ни  мгновения  сомневаться в своей правоте, так как тогда бы он попал в  состояние искушения. Но чисто с человеческой  точки  зрения  - то выше любого понимания.    

 Абсолютный  долг требует  того,  что  запрещает  этика, однако он "не может привести  рыцаря  веры  к  тому,  чтобы отречься от любви". Ведь, если бы Авраам стал меньше любить своего сын,  то  это  была  бы  никакая  не  жертва,  но  - убийство.    

 Из всего  вышесказанного следует, что неправильным  пониманием является то, что быть единичным индивидом это нечто приятное и простое. Напротив, рыцарь веры понимает,  что быть во всеобщем и всецело  принадлежать  всеобщему  -  это воистину наслаждение. "Однако, он знает также, что еще выше вьется одинокая тропа, узкая и крутая; он знает,  насколько ужасно быть рожденным вовне, одиноко выходить из всеобщего, не встретив рядом ни одного путника."    

 Кьеркегор  критикует всевозможные "новоиспеченные" сектантские движения. Сектанты не понимают, что к Богу идут  в полном одиночестве, они не способны осознать нужду и страх, которые постоянно пребывают в человеке на пути к вере. Вера для них - это всего-навсего еще одно выражение  этического, еще одна сторона всеобщего. В своей вере  они  просто  хотят убежать от тягот жизни. Поэтому и у сектантов -  это  нечто веселое и беззаботное (стоит только вспомнить в наше  время американских сектантов и их многочисленных российских  последователей, например, "Московская Церковь Христа", и сразу станет ясно о чем идет речь). "Дюжина сектантов берет  друг друга под руки, им ничего неизвестно  об  одиноких  искушениях, которых ожидает рыцарь веры и от которых он не  осмеливается бежать...Сектанты оглушают друг друга  восклицаниями и криками, они удерживают страх  на  расстоянии  своими воплями, и вот такая-то шумная  компания  собирается  штурмовать небо, полагая, будто идет тем же путем, что и рыцарь веры, который в своем вселенском одиночестве  никогда  даже не слышит человеческого голоса, но идет один со своей ужасной ответственностью."