Фромм

выражен в  такой  форме "Я есмь двумя, силой жизни  и  материей  жизни, двумя

одновременно".  Конечное  следствие  идеи,  что  мысль  может   осуществлять

постижение только в противоречиях, находит еще более решительное продолжение

в ведантистском  образе мышления,  который постулирует, что мысль - со всеми

ее  тончайшими  различениями - представляет  собой "только  более неуловимый

горизонт  незнания,  на  самом  деле  самый  неуловимый из  всех  иллюзорных

проявлений майи"17.

     Парадоксальная  логика имеет важное значение  для  понятия бога. Так  как

бог  представляет высшую реальность и так  как  человеческий разум постигает

реальность в  противоречиях,  то  о боге  не может  быть  высказано никакого

утверждения18. В  Веданте идея  всеведение  и  всемогущества  бога считается

крайней  формой  незнания. Мы  видим  здесь  связь  с безымянностью  дао,  с

безымянным именем бога, открывшего себя  Моисею, абсолютным "ничто" Мейстера

Экхарта.  Человек  может  знать  только  отрицание,  но ни  в коей  мере  не

утверждение  высшей реальности. "Итак, не может вообще  человек познать, что

есть  Бог. Одно  знает он хорошо: что  не  есть  Бог: "Так, не довольствуясь

ничем,  разум  стремится к  обладанию высшим  из всех  благ"19  По  Мейстеру

Экхарту,  "Божественное  единство  это  отрицание  отрицаний,   и  отрешение

отрешений. Каждое творение содержит в себе  отрицание: оно отрицает, что оно

нечто  другое"20. Единственное дальнейшее следствие в  том, что для Мейстера

Экхарта бог  становится "абсолютным  ничто",  так  же как высшая реальность в

Кабалле это "En Sof'', бесконечное единое.

     Я  рассмотрел различие  между   аристотелевской и парадоксальной  логикой,

чтобы  подготовить  почву  для важного  различения в  понятии любви к  богу.

Учителя   парадоксальной   логики   говорят,  что  человек  может  постигать

реальность  только в противоречиях и никогда  не может постичь в мысли высшую

реальность - единство, Единое само по себе. Это ведет к тому, что человек не

должен искать как высшей цели ответа именно в  мышлении. Мысль может привести

нас только к знанию, что  она не  может  дать нам  окончательного ответа. Мир

мысли оказывается  в плену парадокса.  Единственный способ, которым мир в его

высшем смысле может быть  охвачен, состоит не  в  мышлении,  а в действии, в

переживании единства. Так,  парадоксальная логика ведет  к выводу, что любовь

к богу это не познание бога мыслью, не  мысль о собственной  любви к  богу, а

акт переживания  единства с ним.

     Это   ведет  к подчеркиванию значения  правильного  образа жизни.  Все  в

жизни, всякое мелкое и всякое  важное действие, посвящены  познанию бога, но

познанию  не   посредством  правильной  мысли,   а  посредством  правильного

действия. Это можно ясно видеть в восточных религиях. В брахманизме, так же

как  в  буддизме и  даосизме,  высшая  цель  религии  не  правильная вера, а

правильное  действие. То  же  самое мы  находим  и в  иудейской  религии.  В

иудейской  традиции  вряд   ли   когда-либо   существо-вал раскол   в вере

(единственное  "'зрительное  исключение  -  расхожде-ние между  фарисеями   и

саддукеями - было расхождением  двух  противоположных  социальных  классов).

Особое  значение  в иудейской рели-гии  (особенно в  начале нашей эры)  имел

правильный образ  жизни, хелах, (Наlаchа  -  это слово  имеет то же значение;

что и дао).

     В  Новое время тот же принцип  был выражен Спинозой, Марксом  и Фрейдом. В

Философии Спинозы  центр  в тяжести смещен с  правильной веры на  правильное

поведение в жизни. Маркс  утверждал  тот  же принцип, говоря "Философы  лишь

различным образом  объясняли мир, но  дело заключается а том, чтобы избегать

его".  Фрейдовская  парадоксальная  логика привела  Его к психоаналитической

терапии, все углубляющемуся переживанию человеком самого себя.

     С  точки зрения  парадоксальней  логики, суть не в .мысли, а в  действии.

Эта установка  ведет  к нескольким другим следствиям. Во-первых,  она ведет к

терпимости, которую  мы находим в индийском и китайском  религиозном развитии.

Если правильная мысль не  является высшей истиной  и путем к спасению, то нет

причины  бороться с другими людьми, чья мысль  приходит к иным формулировкам.

Эта  терпимость  прекрасно  выражена в истории  о нескольких  людях, которым,

предложили  описать  в  темноте слона.  Один,  прикоснувшись  к  его  хоботу,

сказал, что это  животное подобно водяной трубе, другой, прикоснувшись к уху,

сказал,  что  это  животное  подобно  вееру, третий, прикоснувшись к  ногам,

описал животное как столб.

     Во-вторых,  парадоксальная точка  зрения  ведет к подчеркиванию значения

изменения человека в  большей степени,  чем значения  развития  догматов,  с

одной стороны, и  науки, с другой. С индийской, китайской  и мистической точек

зрения,   религиозная  задача  человека  состоит  не  в  том,  чтобы  думать

правильно, а  в  том,  чтобы правильно  действовать  и/или  воссоединиться  с

Единым в акте сосредоточенного созерцания.

     Противоположность  этому составляет  главное направление  западной мысли.

Поскольку она  надеялась  найти высшую истину в  правильной мысли,  то акцент

был сделан на мышлении, хотя правильное действие тоже  было признано важным.

В религиозном  развитии что вело к формулировке догматов, бесчисленным спорам

о догматических  формулировках, к  нетерпимости к "не-верующему" или еретику.

Далее, это вело к подчеркиванию "веры в бога", как основной цели религиозной

установки. Это, конечно,  не значит, что  в западной мысли  не было понятия о

том, что надо жить правильно. Но все же человек, который  верил в бога -даже

если он не жил  по-божески - чувствовал себя более  высоким,  чем тот, кто жил

по-божески, но не верил в бога.

     Сосредоточение  внимания  на  мышлении  имеет  еще и другое, исторически

очень важное, следствие. Идея, что можно найти истину в  мысли;

     ведет  не только  к  догме, но  также и к науке  В научной  мысли главное;

что  имеет значение, это правильная  мысль, как в аспекте интеллектуальной

честности, так  и в аспекте применения научной  мысли к практике  -то  есть, в

технике.

     Короче  говоря,  парадоксальная мысль   ведет  к  терпимости и  усилию  в

направлении самоизменения.  Аристотелевская точка зрения ведет к догме и

науке, к католической церкви, и к открытию атомной энергии.

     Последствия  различия между этими двумя  точками зрения на проблему  любви

к богу уже  достаточно полно показаны и необходимо только кратко суммировать

их.

     В   преобладающей  на Западе  религиозной   системе любовь к богу  это   в

сущности  то  же,   что  и  вера  в   бога,  в  божественное  существование,

божественную  справедливость, божественную  любовь.  Любовь  к  богу  это  в

сущности мысленный  опыт. В восточных религиях  и в мистицизме любовь к богу

это напряженное  чувственное переживание единства,  нераздельно соединенное с

выражением этой  любви  в  каждом жизненном действии.  Наиболее  радикальная

формулировка  этой цели дана  Мейстером Экхартом: "Если бы я  превратился  Б

бога и он сделал меня единым с собой, то если б я  жил по-божески, не было бы

между нами различия. . . Некоторые люди воображают, что  они увидят бога так,

как  если бы он стоял  здесь, а они там, но так  не  может быть. Бог и я:  мы

одно. Познавая бога, я принимаю его в себя. Любя бога, я проникаю в него"21.

     Теперь   мы   можем  вернуться   к  важной  параллели  между   любовью  к

собственным   родителям  и  любовью  к   богу.  Ребенок  начинает  жизнь   с

привязанности  к своей  матери,  "как  основе всякого  бытия". Он  чувствует

беспомощность   и  необходимость   всеобъемлющей  любви  матери.   Затем  он

обращается к  отцу, как  к новому  центру его  привязанности;  отец становится

руководящим началом  мысли и  действия;  на  этой стадии ребенок мотивирован

необходимостью  достичь  отцовской похвалы и  избежать  его  недовольства.  На

стадии полной  зрелости он  освобождается от матери и  отца  как опекающих и

направляющих  сил;  он  утверждает  в  самом  себе  материнский  и отцовский

принципы. Он  становится своим собственным отцом и  матерью; он сам есть отец

и мать. В истории  рода человеческого мы видим - и можем  предвидеть наперед -

то   же   развитие:  от   первоначальной  любви  к   богу,  как  беспомощной

привязанности  к матери-богине, через послушную привязанность к богу-отцу, к

зрелой стадии, когда бог перестает быть внешней  силой, когда человек вбирает

в себя принципы любви  и справедливости, когда он становится  единым с богом,

и  наконец,  к   точке,  где  он говорит о боге  только   в поэтическом,

символическом смысле.

     Из  этих размышлений следует, что  любовь к богу нельзя отделить  от любви

к своим родителям. Если человек не освобождается от  кровной привязанности к

матери, клану, народу,  если он сохраняет детскую зависимость от карающего и

вознаграждающего  отца  или какого-либо иного авторитета, он не может развить

в  себе более  зрелую любовь к  богу; следовательно,  его  религия  является

такой, какой она  была на ранней стадии развития, когда  бог воспринимался как

опекающая всех мать или карающий-вознаграждающий отец.

     В   современной  религии  мы  находим все  стадии,  от  самого  раннего и

примитивного  развития   до  высшей   стадии.  Слово  "бог"  обозначает  как

племенного  вождя, так  и  "абсолютное ничто". Таким  же  образом,  и каждый

индивид  сохраняет  в себе,  в  своем  бессознательном,  как  было  показано

Фрейдом, все стадии, начиная со стадии  беспомощного младенца. Вопрос в том,

до какой стадии человек дорос. Одно вполне определенно: природа его любви  к

богу  соответствует  природе  его любви к  человеку, и  далее, действительный

характер его  любви к богу и человеку часто  остается бессознательным, будучи