Философия Ницше: философия завтрашнего дня

Потому рассмотрим те отличительные качества христианства, которые Ницше со всей яростью обличает в своих работах. 

Для начала, говорит  Ницше, рассмотрим первую великую опасность  для христианской веры. Для этого  обратимся к самому началу Библии. “Ветхий Бог” от скуки изобретает и создает человека: человек занимателен. Но человеку скучно, и он тут же создал для человека животных. Здесь первый промах Бога по Ницше: “человек не нашел животных занимательными, – он возгосподствовал над ними, он не пожелал быть животным”. И вот Бог создает женщину, чтобы разрешить скуку Адама – второй промах Бога. Через женщину человек вкусил познания и стал адским страхом для ветхого Бога – он стал величайшим промахом Бога, ибо стал Ему соперником: наука делает равным Богу. Отсюда, по мнению Ницше, и выходит идея христианства – наука есть первый грех, первородный грех, а потому должна быть запрещена: ты не должен познавать! 

С другой стороны, в основе христианства лежат 3 великих  пласта – Вера, Надежда, Любовь. Позволим себе рассмотреть и их. 

Хорошо известно, пишет Ницше, что Вера и истина – два совершенно различных, почти противоположных мира. (Тех, кто знает это, на Востоке считает мудрецами). Для веры нет необходимости в знании как таковом, более того, познание способно дискредитировать веру, а потому должно быть тогда запрещено. (Вспомним исследования Тертуллиана – вера и разум несовместимы, а потому “Credo quia absurdum”). 

Надежда не случайно привнесена в идею христианства. Сильная  надежда есть величайшая движущая сила в мире, мало того, ее невозможно опровергнуть действительностью, ибо она связана с потусторонним. А потому надежда есть сильнейший жизненный стимул для всех тех, кто не может достигнуть счастья своими силами – для всех сирых, хворых и больных, заключает Ницше, – она своего рода наркотик. 

Любовь –  тоже основополагающая сила христианства. За счет любви христианство может укорениться в тех местах, где были до этого другие культы. То же целомудрие – “усиливает внутренний пыл религиозного инстинкта – делает культ горячее, мечтательнее, душевнее”. С другой стороны, любовь есть чувство, которое заставляет воспринимать реальность не такой, каковой она является на самом деле. Господствует сила иллюзии, при любви можно многое вынести, почти все перетерпеть. Вот где их истинная роль… 

Теперь же пора вернуться к самому началу, ибо самой монументальной язвой христианства Ницше считает сострадание. Сострадание, считает Ницше, в наибольшей степени способствует упадку и деградации. Сострадание увеличивает ущерб, наносимый личности страданием, порой достигаемый эффект до нелепости превышает величину причины, его вызвавшую. Сострадание противоречит самому принципу развития, закону отбора. В человеке поощряется то, что должно погибнуть, поддерживает в жизни все само неудачное. Сострадание же назвали добродетелью, и, мало того, сделали фундаментом всех других добродетелей, сделали фундаментом добродетели то, что противоречит самой жизни! Может ли что-либо быть более абсурдным, спрашивает Ницше? 

Но это в  самом основании религии, а как  же поступают сами жрецы христианства? И на этот вопрос Ницше дает ответ. 

Они извратили  историю Израиля, из величайших людей  они сделали иродов, все величайшие примеры истории они превратили в случаи послушания или непослушания Богу. 

Доказательством истины служит у них некое мученичество – очень правдивое доказательство! 

Чтобы объяснить  свою необходимость, они придумали  “откровения” и необходимость толковать  “Святое писание”.  

С этих пор жрецы  проникают во все сферы человеческой жизни. “…при рождении, браке, болезни, смерти, не говоря о “жертве” (трапезе), – является священный паразит, чтобы лишить все это естественности, “освятить” их, выражаясь его языком…”. Любое неповиновение Богу (читайте жрецу) называется грехом, следовательно, единственное спасение –это прямое подчинение жрецу. 

Ницше не хочет быть голословным и приводит огромное количество примеров из Библии, примеров того, как может беспринципно врать христианство.  

“И сказал им: истинно говорю вам: есть некоторые  из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе” (Марк 9, 1). – Хорошо солгал, лев.” 

“А кто соблазнит  одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и  бросили его в море” (Марк 9, 42) – Как это по-евангельски!” 

“Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее, избрал Бог, чтобы посрамить значащее…(Павел 1 к Коринф. 1, 20)”. – прямое доказательство всех вышеприведенных слов… 

Отсюда Ницше  выводит свой критерий истины: христианский священник есть критерий истины, ибо  “все его ценности, все его цели вредны, но кого он ненавидит, что он ненавидит, то имеет ценность…”. 

Наконец, фундаментальный  вывод Ницше: христианство есть фикция, оно не имеет никакой связи с действительностью – чисто воображаемые сущности (Бог, душа, свободная воля), воображаемые действия (грех, наказание, искупление), общение с воображаемыми существами (Бог, душа), воображаемая наука о природе (антропоцентризм), воображаемая психология, телеология (Божий суд, Царство Божие) – все это есть сущность decadence… 

И в конце  концов, против всего этого decadence и  направлена концепция морали Ницше, ибо, как считает Ницше, “…мы сами, свободные умы, уже есть “переоценка  всех ценностей”, воплощенный клич войны и победы над всеми старыми понятиями об “истинном” и “неистинном”…”. И Бог должен, по идее Ницше, все-таки умереть, а мы – стать Новыми Богами… 

…Но прост приговор и суров:

Был растерян или  уверен –

Но в опилки, но в опилки

Он пролил досаду и кровь! 
 
 

Четверть четвертая (незаконченная). 

Концепция морали:

“Переоценка всех ценностей…” 

Неустрашимо совершает  он свои набеги, врывается в крепости морали, проникает сквозь частоколы  религии, никому и ничему не даёт он пощады, никакие запреты церкви и государства не останавливают его. За собой оставляет он, подобно флибустьерам, разрушенные церкви, развенчанные тысячелетние святилища, опрокинутые алтари, поруганные чувства, разбитые убеждения, сломанные загородки нравственности, горизонт, объятый пламенем пожаров, неимоверный маяк отваги и силы. Но он не оборачивается назад – ни для того, чтобы обозреть свою добычу, ни для того, чтобы владеть ею; незнаемое, ещё никем не завоёванное, непознанное – вот его безграничная область, разряд силы, “борьба с сонливостью” – его единственная радость. Не принадлежа ни к какой вере, не присягая никакому государству, с чёрным флагом аморализма на опрокинутой мачте, отдав все помыслы священной неизвестности, вечной неопределённости, с которой он кровно связан демоническим родством, непрестанно готовит он новые набеги. С мечом в руке, с пороховой бочкой в трюме, отчаливает он от берега и, в одиночестве, среди гибельных опасностей, поёт во славу себе величественную песнь пирата, песнь пламени, песнь своей судьбы… 

С.Цвейг, “Фридрих Ницше”.  

Прежде всего, необходимо еще раз определить цель последующего рассмотрения истории  и сущности морали, исходя из возможности  переоценки ценностей. Сделаем это  словами самого Ницше: “…нам необходима критика моральных ценностей, сама ценность этих ценностей должна быть однажды поставлена под вопрос, – а для этого необходимо знание условий и обстоятельств, из которых они произросли, среди которых они развивались и изменялись… – знание, которое отсутствовало до сих пор и в котором даже не было нужды”. 

Потому первоначально  необходимо глубоко рассмотреть  историю и сущность существующей морали, чтобы, основываясь на выводах  этого рассмотрения, перейти к  переоценке ее ценностей. 

Итак, в истории  морали Ницше выделяет два ключевых периода.  

В течение первого (доисторического) сущность всех деяний определялась их последствиями –  людей интересовал не сам поступок, а его результат, и, следовательно, одобрительное или неодобрительное  суждение высказывалось в некоторой  степени в зависимости от успеха или неудачи каждого отдельного поступка – Ницше называет этот период “доморальным”.  

В последние  же десять тысячелетий продолжается “моральный период” – люди постепенно предоставляли решающий голос о  ценности поступка уже не его результатам, а его происхождению. Наконец, люди пришли к единению в вере в то, что ценность поступка может определяться намерениями человека. Это и есть тот опасный предрассудок, считает Ницше, на котором и основывается всякий моральный суд, всякая похвала и порицание, и даже философствование.  

С другой стороны, вообще Ницше выделяет 2 типа морали, которые, правда, могут совмещаться  в неравнозначном соотношении в  различных обществах, да и не только в них, но и в самой душе человека. 

К первому типу Ницше относит “мораль господ”. Эта мораль создается некими благородными людьми для постановления того, что хорошо и благородно. Такие люди чувствуют себя мерилом ценности, они не нуждаются в одобрении, “они говорят: “что вредно для меня, то вредно само по себе”, они сознают себя тем, что вообще только и дает достоинство вещам, они созидают ценности”. Предпосылкой подобной системы ценностей служит мощная телесность, бьющее через край здоровье и все, что обуславливает его сохранность – война, охота, турниры, танец, наконец, все то, что обеспечивает сильную, свободную активность вообще. Подобная мораль, пишет Ницше, есть мораль самопрославления – здесь провозглашается хорошим чувство мощи, побуждаемая этим чувством необходимость дарить и раздавать. Эти люди почитают строгость и суровость: “Твердое сердце вложил Вотан в грудь мою”, говорится в одной старой скандинавской саге”. Такие люди вообще особое влияние уделяют почету к древности – эта традиция зиждется на глубоком уважении этих сильных, волевых людей к своей истории и родовитости. Более всего, считает Ницше, эта мораль исходит из такого принципа, что обязанности существуют только по отношению к себе равным, а по отношению к низшим возможно поступать по велению сердца, “находясь по ту сторону добра и зла”.  

Абсолютно антагонистична морали господ – “мораль рабов”. Само происхождение этой морали – это противопоставление неких надуманных ценностей рабов – низших людей – ценностям господ, другими словами – извращение благородных ценностей высших людей, пишет Ницше. Все угнетенные, насилуемые, страдающие, несвободные люди выдвигают свои, новые ценности – “в категорию злого зачисляется все мощное и опасное, обладающее грозностью, хитростью и силой…”. Здесь очевидна некая фундаментальная пассивность этой морали, ибо господа сами создают свои ценности – выступают активными созидателями, творцами, в то время как рабы всего лишь пассивно называют “плохим” все присущее высшим людям, а “хорошим” – все, что характерно для униженных, больных и неспособных к созиданию. Сама эта мораль, утверждает Ницше построена на страхе – страхе, направленном против силы, мощи и свободы (в том числе и нравственной). А потому понятие “хороший человек” ассоциируется с неопасностью данного человека, что может объясняться трусостью, глупостью и многим другим, вообще свойственном рабской натуре.  

Ницше, как итог, выделяет 3 причины возникновения  подобной морали:

инстинкт стада  против сильных и независимых;

инстинкт страждущих и неудачников против счастливых;

инстинкт посредственности против исключений. 

Теперь имеет  смысл рассмотреть вышеприведенное  рассуждение в применении к конкретной истории нашего мира. 

Проследим тогда  за историей Иудеи. Первоначально здесь  все обстояло согласно естественному  ходу вещей, но после покорения Великим  народом римлян иудеи стали по сути рабами (но их decadence к тому же объясняется восстаниями самих стадных евреев против их же правителей – что видимо и ослабило их к тому времени, хотя, конечно, глупо отрицать мощь Римской армии). И тут в высшей степени, считает Ницше, проявляется скрытая Воля к власти евреев, отношение к которым самого Ницше во многом противоречиво – он то восхищается силой их Воли к власти, то склонен обвинять их в деградации всего мира. 

Единственным  средством мести Риму евреи находят  своеобразный путь их нравственного порабощения. Они извращают все их ценности, и вдобавок (чтобы мало не показалось) и всю историю: “Все, что было содеяно на земле против “знатных”, “могущественных”, “господ”, не идет ни в малейшее сравнение с тем, что содеяли против них евреи; евреи, этот жреческий народ, умевший в конце концов брать реванш над своими врагами и победителями лишь путем радикальной переоценки их ценностей, стало быть, путем акта духовной мести”.  

Таким образом, классическое уравнение (хороший = знатный = могущественный = прекрасный = счастливый = боговозлюбленный) меняется кардинально: “только одни отверженные являются хорошими; только бедные, бессильные, незнатные являются хорошими; только страждущие, терпящие лишения, больные, уродливые суть единственно благочестивые, единственно набожные, им только и принадлежит блаженство, – вы же, знатные и могущественные, вы, на веки вечные злые, жестокие, похотливые, ненасытные, безбожные, и вы до скончания времен будете злосчастными, проклятыми и осужденными!”… (легко увидеть, заявляет Ницше, кто в этой борьбе победил – достаточно взглянуть – кому стоят храмы в центре Рима). 

Таким образом, христианская мораль есть по сути мораль мести (при том, что она провозглашает  всеобщее прощение!) – в этом уже  само по себе проявляется чувство беспринципной лжи. 

Приведу пример Ницше. Фома Аквинский, великий учитель  и святой, пишет: “Блаженные в царстве  небесном узрят наказания осужденных, дабы блаженство их более услаждало  их” (перев. с лат.). Или вот еще: “Там приду я в восторг, видя стольких царей, о которых возвещалось, что они были взяты на небо, и которые будут стонать в кромешном мраке вкупе со своим Юпитером! Думаю, это приятнее того, что можно лицезреть в цирке, двух амфитеатрах и на всем ристалище”.