Родство языков в языкознании и сравнительно-исторического метода

 

 

 

 

 

Оглавление

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

          Положение об исторической изменчивости языка является сейчас одной из прописных истин языкознания, хотя истина эта стала достоянием науки сравнительно недавно - с конца XVIII - начала XIX века.

Сравнительно-историческое языкознание - область языкознания, объектом которой являются родственные, т.е. генетически связанные языки. В сравнительно-историческом языкознании речь идет об установлении соотношений между родственными языками и описании их эволюции во времени и пространстве; сравнительно-историческое языкознание пользуется как основным инструментом исследования сравнительно-историческим методом; наиболее общая форма исследований - сравнительно-исторические грамматики  и этимологические словари (лексика) [5, c.486] .

Сравнительно-историческое языкознание противостоит описательному, или синхроническому, языкознанию, нормативному и общему языкознанию. Вместе с тем сравнительно-историческое языкознание связано как с описательным языкознанием, так и с общим языкознанием взаимовлияниями в целом ряде вопросов.

Целью данной работы является исследование родства языков в языкознании и сравнительно-исторического метода.

Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих задач:

- изучить понятие языкового  родства в языкознании;

- выявить материальное сходство  и родство языков;

- описать сущность сравнительно-исторического  метода;

- сформулировать особенности формирования сравнительно – исторического языкознания в XIX веке.

Методы исследования: анализ литературы, сравнительно-исторический метод.

Структурно работа представлена введением, двумя главами, заключением и списком литературы.

Глава 1. Историзм и языковое родство

 

1.1. Понятие языкового  родства

 

Ключевым понятием для сравнительно-исторического языкознания является понятие языкового родства - без него невозможна генетическая классификация языков и почти никакие исследования в области языковой истории.

Согласно определению, данному классиком компаративистики Антуаном Мейе, «два языка называются родственными, когда они оба являются результатом двух различных эволюций одного и того же языка, бывшего в употреблении раньше».

Из данного определения естественным образом вытекает концепция генеалогического древа и языковой дивергенции (т.е. распада единого языка-предка на языки-потомки) как основной модели исторического развития языка. Наиболее принята при этом модель генеалогического древа как классического одновершинного графа, в котором два и более узлов могут иметь единого предка, но никакой узел не может иметь более чем одного предка. Хотя эта модель и оспаривалась в ряде работ, она является наиболее общепризнанной, и абсолютное большинство лингвистических классификаций построено именно таким образом [1, c.112].

Делая утверждения о языковом родстве, исследователи часто апеллируют либо к интуитивной очевидности такового, либо вообще к неясному представлению о «сходстве».

Сходство каких-либо знаков двух или более языков может быть обусловлено различными причинами: случайным совпадением, заимствованием и, наконец, общим происхождением. Сходство, независимо возникшее в результате приспособления к одинаковым условиям, в лингвистике (в отличие от биологии) исключается, поскольку языковой знак произволен, т.е. означаемое связано с означающим лишь в силу традиции.

Для других языковых элементов это может быть не так. Например, сходство в артикуляции губных согласных в самых разных языках связано с общностью строения губ у представителей различных народов. Тенденция к тому, чтобы выражать грамматические значения лексическими средствами, нередко бывает обусловлена языковыми контактами: если грамматические системы контактирующих языков различаются настолько, что говорящие испытывают трудности при «переводе» с одной из них на другую, получают распространение модели, обходящие эти трудности за счет замены аффиксов отдельными словами.

По мнению С.А.Бурлака, С.А.Старостина, имеет смысл различать онтологический подход к языковому родству («родственные языки - это разные временные и пространственные варианты одной и той же непрерывной лингвистической традиции» [Шайкевич 1995, 198]) и гносеологический подход (т.е. доказательство языкового родства).

Продемонстрировать факт языкового родства, базируясь исключительно на онтологическом подходе, можно лишь в том случае, когда праязык исследуемых языков засвидетельствован письменными памятниками и удается четко проследить историю его развития в современный язык (языки). Но таких случаев известно не столь много. В большинстве случаев языковое наследование и родство нуждается в обосновании, а следовательно, необходимо процессуальное определение языкового родства [1, c.115].

Особую значимость вопрос о критериях языкового родства и методах его доказательства приобретает в макрокомпаративистике, т.е. при разработке гипотез о так называемом отдаленном родстве. Это связано с тем, что отдаленно родственные языки объективно находятся на гораздо более далеком расстоянии друг от друга, чем в семьях типа романской или даже индоевропейской. Сходство затемнено тысячелетиями независимого развития, и не является очевидным даже для специалистов.

Невнимание к методике доказательства языкового родства приводит к тому, что на практике проблема существования языковых семей в каждом отдельном случае решается голосованием: реальность славянской семьи, индоевропейской семьи, картвельской семьи и т.д. признается не только славистами, индоевропеистами, картвелистами и т.д., поскольку подавляющее большинство специалистов в этих областях считают соответствующее родство доказанным. Существование алтайской семьи вызывает – в том числе у тех, кто не знаком с алтайским языковым материалом, - сомнения, поскольку не все специалисты по тюркским, монгольским и тунгусо-маньчжурским языкам согласны с тем, что алтайские языки родственны друг другу. В то же время, например, гораздо слабее разработанная гипотеза о единстве афразийских языков является фактически общепризнанной. В последнее время снова активизировались дебаты по поводу существования макросемей - прежде всего, так называемой ностратической семьи языков.

Идеи исторической изменчивости языка и языкового родства родились одновременно и настолько тесно связаны между собой, что можно сказать, что это две стороны одной медали, два разных аспекта одной и той же идеи.

Языковое родство является понятием лингвистическим, а не этническим. Оно не всегда определяется географической близостью. Языки внутри языковой семьи связаны общностью происхождения и исторического развития. Общность происхождения проявляется в едином источнике родственных языков. Так, романские языки возникли из латинского языка, русский, украинский и белорусский сформировались из древнерусского языка, а все славянские языки восходят к общеславянскому, или праславянскому, языку.

Языковое родство может быть непосредственным и опосредованным. Прямое родство проявляется между языками, входящими в состав одной группы. Например, такой тип родства обнаруживается между всеми славянскими языками, и особенно между восточнославянскими – русским, белорусским и украинским. Отношение между славянскими и романскими, германскими и др. группами индоевропейских языков представляют другой тип языкового родства – опосредованный [4, c.193].

При прямом типе родства в языках наблюдается легко обнаруживаемая общность. Например, лексика славянских языков демонстрирует их непосредственную близость: вода – русск.яз., вода – болг. яз.,  woda – польск. яз., glova – польск. яз.,  hlava – чешск. яз.

Если сравнить родство таких языков, как славянские и германские, то такого явного сходства мы не обнаружим. При сравнении мы должны учитывать, что не всегда большое сходство словаря может считаться доказательством родства языков, поскольку в него входят как исконные, так и заимствованные слова. Так, в японском языке 70% слов китайского происхождения. В связи с этим обычно сравниваются не все слова, а те, которые составляют наиболее древний словарный фонд. Это такие группы слов, как имена божеств, термины родства, названия частей тела, названия элементарных действий, местоимения, простые числительные и др [7,c.76].

Кроме общности лексического состава, при установлении родства языков достоверные материалы дают грамматика и фонетика. В индоевропейском языкознании и в тюркологии первым доказательством родства языков внутри семей было установление сходства аффиксов. Например, в словах латинского, литовского и готского языков наблюдается материальное сходство в аффиксе, имеющем одинаковое значение «субъекта»:  

Lupus     лат.

Vilkas     лит.

Wulfs     гот.

Это материальное сходство не может быть случайным, поскольку грамматика принадлежит к наиболее закрытым, устойчивым сферам. Грамматические элементы /окончания, суффиксы/, грамматические категории не могут заимствоваться, за исключением тех случаев, когда аффиксы, имеющие словообразовательное значение, заимствуются вместе со словами.  Фонетика также представляет факты, на основе которых можно сделать выводы о родстве языков. Однако не все фонетические совпадения оказываются свидетельствами родства. Например, совпадение греческого слова ’3'λ IOS  (helios) – «солнце» и чувашского слова  хевел – «солнце» оказывается случайным, поскольку оно единично и незакономерно. Для того, чтобы сделать заключение о фонетическом тождестве, необходимо опираться на закономерное соответствие между звуками. Закономерные соответствия между звуками могут не отражать их полного артикулярного и акустического сходства. Например, звуки [к] и [ч] не являются идентичными, однако они образуют соответствие между собой в славянских языках.

Сравните корневую морфему в словах лик – личный, река – речной, рука – ручной. Фонетические соответствия  /в нашем примере –к –ч/ свидетельствуют о древних фонетических процессах, которые давно перестали действовать. Другим примером звуковых соответствий является английское t и немецкое z . Английское to, tide, toungue соответствует немецкому zu, zeit, zunge [9, c.217].

Таким образом, установление родства языков опирается на совокупность данных лексики, грамматики и фонетики. Родство языков проявляется в их систематическом материальном сходстве, т. е. в сходстве (точнее, в связанности закономерными звуковыми соответствиями) того материала, из которого (оставляя в стороне позднейшие заимствования) построены в этих языках экспоненты морфем и слов, тождественных или близких по значению.

 

1.2. Материальное сходство  и родство языков

 

Если материальное сходство обнаруживается в одном-двух словах или корнях (незвукоподражательных, немеждометных и не восходящих к детскому лепету) или же в территориальное распространение языковых явлений как в диалектах одного языка, так и в родственных и неродственных географически смежных языках.

Ю.С.Маслов подчеркивает, что исследование черт структурного сходства независимо от их территориального распространения и, в частности, структурного сходства языков неродственных, географически далеких и исторически между собой не связанных составляет задачу типологического языковедения, или лингвистической типологии, - учения о типах языковой структуры. Лингвистическая типология может строиться на основе самых разных структурных признаков - фонологических, морфологических, синтаксических, семантических [ 9, c.223].

Для фонологической типологии самый существенный признак - характер основной фонологической единицы языка. Там, где в качестве такой единицы выступает фонема, мы говорим о языках «фонемного строя» (к этому типу принадлежит большинство языков мира). Там же, где основной фонологической единицей оказывается слог (силлабема) или финаль и инициаль слога, мы говорим о языках «слогового строя».

Другая важная черта - просодическая характеристика слога и слова: тональные, или политонические, языки противопоставляются монотоническим, языки со свободным словесным ударением - языкам с разными типами фиксированного и палуфиксированного ударения и таким, в которых словесного ударения практически нет или оно является лишь потенциальным. Далее языки различаются по использованию тех или иных дифференциальных фонологических признаков: «слоговые» языки - по характеру инициалей и финалей слога, а «фонемные» - по степени разработанности и богатства фонемного инвентаря и специально репертуара гласных и согласных фонем и по относительной частоте употребления тех и других в тексте.

Примером языков с богатой системой гласных могут служить французский (16 гласных и 20 согласных фонем), а также английский, немецкий, шведский; примером языков, в системе которых мало гласных,- русский (6 гласных и 35 согласных), польский, арабский. В большинстве языков согласные преобладают над гласными в потоке речи, однако есть языки с обратным соотношением.

Наиболее разработанной является морфологическая типология, учитывающая ряд признаков. Из них самыми важными являются: 1) общая степень сложности морфологической структуры слова и 2) типы грамматических морфем, используемых в данном языке, в частности в качестве аффиксов. Оба признака фактически фигурируют уже в типологических построениях XIX в., а в современном языковедении их принято выражать количественными показателями, так называемыми типологическими индексами. Метод индексов был предложен американским лингвистом Дж. Гринбергом, а затем усовершенствован в трудах ученых разных стран [11, c.187].

Общая степень сложности морфологической структуры слова может быть выражена количеством морфов, приходящимся в среднем на одну словоформу. Это так называемый индекс синтетичности, вычисляемый по формуле , W M где M - количество морфов в отрезке текста на данном языке, a W (от англ. word) - количество речевых слов (словоупотреблений) в этом же отрезке. Для подсчета нужно брать естественные и более или менее типичные тексты на соответствующем языке (обычно берутся тексты длиной не менее 100 словоупотреблений). Теоретически мыслимым нижним пределом для индекса синтетичности является 1: при такой величине индекса количество морфов равно количеству словоупотреблений, т.е. каждая словоформа является одноморфемной. В действительности нет ни одного языка, в котором каждое слово всегда совпадало бы с морфемой, поэтому при достаточной длине текста величина индекса синтетичности всегда будет выше единицы. Наиболее низкую величину Гринберг получил для вьетнамского: 1,06 (т.е. на 100 слов 106 морфов).

Для английского он получил цифру 1,68, для санскрита - 2,59, для одного из эскимосских языков - 3,72. Для русского языка, по подсчетам разных авторов, получены цифры от 2,33 до 2,45. Языки с величиной индекса ниже 2 (помимо вьетнамского и английского, китайский, персидский, итальянский, немецкий, датский и др.) называют аналитическими, с величиной индекса от 2 до 3 (помимо русского и санскрита, древнегреческий, латынь, литовский, старославянский, чешский, польский, якутский, суахили и др.) - синтетическими и с величиной индекса выше 3 (помимо эскимосских, некоторые другие палеоазиатские, америндейские, некоторые кавказские языки) – полисинтетическими [12, c.321] .

Ю.С. Маслов отмечает, что с качественной стороны аналитические языки характеризуются тенденцией к раздельному (аналитическому) выражению лексических и грамматических значений: лексические значения выражаются знаменательными словами, чаще всего не содержащими в себе никаких грамматических морфем, а грамматические значения - главным образом служебными словами и порядком слов. В ряде аналитических языков сильно развиты тоновые противопоставления. Аффиксы используются в малой степени, а в некоторых аналитических языках, так называемых изолирующих (вьетнамском, кхмерском, древнекитайском), их почти вовсе нет. Встречающиеся в этих языках неодноморфемные слова, как правило, являются сложными (обычно двухкорневыми). Поскольку знаменательное слово почти никогда не несет здесь в самом себе никаких показателей синтаксической связи с другими словами в предложении, оно оказывается как бы изолированным (откуда название «изолирующие») [14, c.183].