О доблестях, о подвигах, о славе

      Русское летописание в процессе своего становления опиралось на опыт переводной литературы, причем освоение этого опыта носило творческий характер. Летопись, в отличие от византийских хроник, строилась погодно, а не по циклам, соответствующим периодам правления того или иного императора, правящей династии. Она, как плод коллективного труда, отличалась широким масштабом охвата событий, стихийным проявлением народной точки зрения на ход истории. Повествование в летописи носило открытый характер, было разомкнуто в пространстве и времени, то есть могло быть продолжено до сего дня, вобрав события и русской, и мировой истории.

      Вопрос  о времени возникновения русского летописания относится к разряду спорных в науке. Разрозненные записи важнейших исторических событий, видимо, существовали уже в конце X века, однако летописание еще не имело системного и целенаправленного характера. Становление летописного дела на Руси принято связывать с просветительской политикой князя Ярослава Мудрого и относить к 30—40-м годам XI века. Большая роль в развитии летописания принадлежала Киево-Печерскому монастырю, где около 1113 года монахом Нестором был создан первый из дошедших до нас летописных сводов — «Повесть временных лет».

      «Повесть  временных лет»— ценнейший исторический   источник, который содержит обширные историко-географические сведения о славянских племенах, их обычаях и нравах, взаимоотношениях с соседними народами. Первая датированная 852 годом статья связывалась, летописцем с началом Русской земли. Под 862 годом помещалась легенда о призвании варягов, где устанавливался единый предок русских князей — Рюрик, 
в месте с братьями Синеусом и Трувором приглашенный 
новгородцами «княжить и володеть» Русской землей. 
Эта легенда не свидетельствовала о неспособности русских самостоятельно устроить свое государство, она служила актуальной в то время цели — доказательству политической независимости от Византии. Следующий поворотный этап в истории связан с крещением Руси при князе Владимире Святославиче (988), что приобщило страну к христианской культуре. Дело Владимира, который, по словам летописца, «землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил», продолжил его сын Ярослав Мудрый: он «посеял книжные слова в сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение принимая книжное. Заключительные статьи «Повести временных лет» рассказывали о княжении Святополка Изяславича. Это время омрачено участившимися половецкими набегами на Русь, феодальными распрями и народными бунтами, и иол и ческой антитезой эпохи становится противопостановление «креста» и «ножа», политики единства и вражды между князьями-братьями. Высшей степени драма-пи и конфликт достигал в «Повести об ослеплении Вашим Теребовльского», читающейся под 1097 годом.

      «Повесть временных лет» — наиболее значительный использования фольклорной традиции в литературе Киевской Руси. Восстанавливая дохристианский, до-письменный период в истории Руси,, летописец был вынужден обращаться за сведениями к родовым преданиям, топонимическим легендам, дружинной поэзии. Воздействие фольклора, прежде всего сказалось на изображении героев начальной части летописи (Олега, Ольги, Игоря, Святослава, Владимира), которым даются немногословные, но яркие характеристики, выделяющие главную черту в образе героя, причем индивидуального порядка. Эпически лаконична летописная характеристика князя Святослава, сына княгини Ольги. Перед нами человек прямодушный и мужественный, простой в общении с воинами; он предпочитал победу в открытом бою военной хитрости, поэтому, выступая в поход, неизменно предупреждал врагов: «Хочю на вы ити!» Зная о засаде, с малыми силами вступил в бой и погиб, строго следуя закону воинской чести. Причем характеристика герою дается через его поступки, она насквозь действенна и предельно конкретна: «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много и храбрых воинов. И легко ходил в походах, как пардусъ, и много воевал. В походах же не вози,л за собою ни воза, ни котла, не варил мяса, но, тонко нарезав конину или зверину, или говядину, на угляхъ зажарив, ел. Не имел он и шатра, но спал, подостлав войлок, с седлом в головах; такими же были и прочий его воины». В более поздних фрагментах летописи образ князя (становится официальным и парадным; являясь воплощением общих христианских добродетелей: любви к Богу, почитания церкви, милости к убогим, воздержания от похоти и пьянства, — он лишается ярких индивидуальных примет.

      О влиянии фольклора на «Повесть временных  лет» свидетельствует решение в  ней темы воинского подвига. Победа русичей над врагами может изображаться без религиозной мотивировки, без появления на поле боя небесного воинства, как результат единодушного желания «хороброй» русской дружины «не посрамить земли Русской и лечь костьми тут, ибо мертвые срама не имут». Выполненные в эпической манере рассказы летописи содержат больше бытовых реалий, чем эпизоды о деяниях князей-христиан. Это, например, уздечка в руках отрока, который во время осады Киева, якобы в поисках пропавший лошади, пробирается сквозь вражеский стан. В развитии фольклорных по происхождению сюжетов «Повести» часто используется эффект неожиданности. Конь, от которого, по предсказанию волхвов, Олегу Вещему суждено было погибнуть, давно мертв, однако его череп таит смертельную опасность: «выползла змея из черепа и ужалила в ногу», после чего князь «разболелся и умер». Рассказы, выросшие на фольклорной основе, диалогичны, стиль близок к живой разговорной речи. Недаром в летописи так много пословиц и поговорок, впитавших народную мудрость. «Если повадится волк к овцам, то выносит все стадо, пока не убьют его; так и этот, если не им его, то всех нас погубит», — рассуждают древляне, узнав, что князь Игорь идет за повторной данью.

        Несмотря на то что в поле  зрения летописца часто попадали трагические события русской истории: убийство но приказу брата князей Бориса и Глеба, набеги кочевников и разорение Русской земли, — как и народный сказитель, он верил в конечное торжество добра и справедливости, его произведения пронизаны чувством исторического оптимизма. Осуждая политику княжеских «котор», летописец выступал против князей, прозванных в народе Окаянными и Гориславичами, заботился о единстве Русской земли, «которую обронили» деды и отцы «трудом великим и храбростью».

      О высоком уровне развития учительной прозы Киевской Руси свидетельствует «Поучение» Владимира Мономаха (1053—1125). В советах, которые князь перед смертью давал сыновьям и «иным, кто прочтет», отразился не только его опыт авторитетнейшего государственного деятеля, политика и полководца, но и его литературная образованность, писательский талант, его представления о нравственном облике христианина.

      Сочинение Владимира Мономаха, известное нам  благодаря Лаврентьевской летописи, где оно читается под 1096 годом, состоит из трех частей: собственно «Поучения», автобиографической «Летописи» военных походов и житейских «трудов» князя, «Письма» к Олегу Святославичу; при этом «Летопись» и «Письмо» служат как бы иллюстрацией основных положений «Поучения». Видимо, осенью 1096 года Владимир Мономах по просьбе сына Мстислава обратился к Олегу Святославичу с посланием, причиной чего стала личная трагедия: в битве с Олегом погиб его сын Изяслав. В «Письме» князь утешал врага и, отказываясь от мести, призывал прекратить усобицы. Владимир Мономах нашел в себе мужество признать вину сына, которому, по его словам, не следовало бы «искать чужого», а отца «в позор и в печаль вводить». Он предложил Олегу покаяться, примириться и вернуться в свой удел. Основная часть «Поучения» была написана в 1099 году, когда двоюродные братья Мономаха, Святополк Изяславич и Святослав Давыдович, предложили ему выступить против Ростиславичей и отнять их «волость». Он отказался от участия в междоусобной войне, а свой кодекс феодальной чести изложил в «Поучении», которое позднее, уже «сидя на санях», то есть в ожидании близкой смерти, переработал, усилив нем общечеловеческое начало. Последней по времени создания была автобиографическая «Летопись», где Владимир Мономах подводил итог своей государственной деятельности за 1072—1117 годы, перечисляя совершенные им военные походы, которых было «80 и 3 великих», не считая малых, а также описывая интересные эпизоды своих охот: как туры поднимали его на рога вместе с конем, как вепрь с бедра меч сорвал, а медведь возле колена потник прокусил, как он «коней диких своими руками связал». Возможно, тогда же у Владимира Мономаха возникла мысль о формировании единого комплекса написанных им произведений.

В назидание  современникам и потомкам он создал в «Поучении» идеальный образ  русского князя, который беспрекословно подчиняется старшему в роде, живет  в мире и согласии с равными себе князьями, не притесняя «младших» князей и бояр, по возможности избегает ненужного кровопролития, строго соблюдает христианские заповеди, беспрестанно трудится. Главный завет князя — «не погублять душу» раскрывался через ритмически организованный ряд афористических по форме советов: «Всего же более убогих не забывайте», «Ни правого, ни «виновного не убивайте»; «Старых чтите как отца, а молодых как братьев», «Лжи остерегайтеся и пьянства и блуда, от того ведь душа погибает и тело». Кроме общехристианских наставлений, «Поучение» включало ряд конкретных советов по организации хозяйства (за всем в доме нежит следить самому, не полагаясь на управителей и слуг), по поведению в военном походе (не надеясь на воевод, самому устанавливать ночную стражу), по отношению к близким (любить жену, но не давать ей над собою власти). Важное место в духовном завещании Владимира Мономаха занимал призыв к деятельному образу жизни, чтобы человек ночью и днем, в зной и в стужу не давал себе покоя. Князь благодарил Бога за то, что создал его не ленивым, «на всякие дела человеческие годным». Призывая детей постоянно учиться, он приводил в пример своего отца, который, «дома сидя», изучил пять языков.

      Один  из первых мирских писателей Древней  Руси, автор «Поучения» был хорошо образованным человеком, знакомым с русской и европейской литературной традиции и. Его сочинение принято рассматривать в одном ряду с «Наставлением» французского короля Людовика Святого, поучениями византийского императора Василия и англосаксонского короля Альфреда. Владимир Мономах свободно владел разными стилями речи, варьируя их и «Поучении» в зависимости от темы и жанра: автобиографическая часть произведения написана безыскусно и просто, языком, близким к разговорному; «высокий слог» характерен для рассуждений этико-философского толка; тонким лирическим чувством пронизаны многие фрагменты послания к Олегу Святославичу, например просьба князя отпустить к нему вдову Изяслава, чтобы, обнявшись, вместе с ней оплакать погибшего.

      «Поучение»  Владимира Мономаха, вышло за рамки маетного документа, сфера хождения которого ограничена одной семьей или родом. Философская глубина размышлений о Боге и человеке, о жизни и смерти, не утратившие своего значения ценные практическая советы, поэтическая образность стиля — все это помогло произведению пережить свою эпоху, войти в «золотой фонд» русской и мировой литературы.

      Традиции  ораторской прозы Киевской Руси нашли  свое преломление в поэтике «Слова о полку Игореве» и «Слова о  погибели земли Русской», подготовили почву для возникновения одного из самых загадочных и прекрасных явлений древнерусской литературы — послания к князю Даниила Заточника. Не одно десятилетие продолжается научная дискуссия о том, кто такой Даниил Заточник (реальное или вымышленное лицо, боярский холоп или близкий к князю человек), за что он попал в опалу и был сослан на озеро Лаче, какому князю Ярославу «бил челом», жалуясь на свою горькую участь. Споры вызывают и вопросы, связанные с тем, какая из переработок послания, «Слово» или «Моление», ближе к авторскому тексту и когда они возникли: в конце XII или в первой половине XIII века. 

      В основе послания Даниила Заточника  к князю лежит мотив разлада  между мечтой и действительностью. Автор убежден, что право на уважение дает человеку только ум, поэтому первые строки произведения звучат как гимн мудрости, не знающей границ: «Вострубим как в златокованые трубы в разум ума своего и заиграем в серебряныя органы, возвышая мудрость свою». Однако писатель вынужден признать, что человек, обладающий умом и талантом, подобен в современном ему обществе сухому дереву, стоящему при дороге и посекаемому проходящими мимо, если он не знатен и не богат: «Богатого везде знают, и на чужой стороне он друзей имеет, а нищий и в своей ненавидимым ходит. Богатый заговорит — все замолчат ' и вознесут слова его до облаков, а нищий заговорит — все на него закричат ».

      «Плененный  нищетой», Даниил Заточник взывает  о , помощи к князю, используя целую  «гроздь» сравнений, что придает  его прозе особый ритм: он просит князя избавить его от нищеты, как серну от сетей, как птенца от силков, как утенка от когтей ястреба, как овцу от львиной пасти. Неповторимость стиля послания связана с афористичностью и иносказательностью речи автора. Не случайно в произведении Даниила Заточника исследователи видят «искусную словесную мозаику», составленную из метких «речений»: «Золото сокрушается огнемь, а человекъ несчастьями», «Моль одежды ест, а невзгоды человека», «Птица весне радуется, а младенец матери» и др. «Слово» Даниила Заточника, где распространение |   послания шло за счет включения в текст новых высказываний на темы, затронутые автором, напоминает сборник изречений типа « Пчелы ».

      «Моление», другая и, видимо, более поздняя переработка      послания, пародийно по своему характеру. Здесь господствует «скомороший» стиль, полный парадоксов и 
игры слов; речь автора уподобляется алогичной и бессвязной речи шута, у которого «лубян ум» и «толстян язык», в то время как в послании все было подчинено единой цели — иллюстрации ума и образованности автора      мечтающего стать княжеским дружинником. Даниил Заточник убеждал князя в том, что обладает талантом поэта, хвалебные песни которого «слаще меда». Он примерял на себя одежды и обязанности посла, который, как       «мудрый муж», будет думать о деле, а не проводить время в пирах и застольях. Заточник видел себя и в роли       княжеского советника— «думца». Высокий уровень самосознания автора, уверенного в том, что ум — основное богатство человека, и надеющегося, что его знания и таланты будут востребованы обществом, свидетельствует о появлении в русской литературе накануне монголо-татарского нашествия черт ренессансного характера.