Анализ произведений Бунина

      Помимо  смещения планов (настоящего и прошлого) в новелле есть и другие временные  несоответствия. Даже будучи расставленными последовательно, события Олиной жизни  разорваны. Главная тема – о легком дыхании – не связана с каким-либо конкретным периодом жизни девушки. Нет системы и в обращениях к прошлому. Таким образом, категория времени в новелле неравномерна, с обрывами и в результате как бы происходит своеобразное «освобождение» от времени.

      Важную  роль играет и описание событий с разных точек зрения. Бунин подробно освещает жизнь Оли с точки зрения безличного всезнающего повествователя, городских толков о ее гимназической славе, самой Оли с помощью записей в ее дневнике, классной дамы и т.д. С одной стороны, с каждым новым шагом перспектива становится все более опосредованной, удаленной: рассказчик – слухи – офицер – цитаты «из старой смешной книги». С другой стороны, происходит встречное «движение», усиливается непосредственное: сцена с начальницей – чувства самой Оли – речь Оли и ее почти слышимое, приближенное дыхание. Единая «точка опоры», точка отсчета отсутствует. Классная дама «в трауре, в черных лайковых перчатках, с зонтиком из черного дерева», давно жившая «какой-нибудь выдумкой, заменяющей ей реальную жизнь», - полная противоположность Оли Мещерской.

      Но  именно классная дама окончательно «превращает» Олю в некий образ – «легкое  дыхание». Автор называет подряд три  выдумки, которые заменяли «маленькой женщине в трауре» действительную жизнь. Сначала такой выдумкой был ее брат-прапорщик, затем обсуждение, что она хорошая труженица. «Смерть Оли Мещерской пленила ее новой мечтой»,-говорит автор, соединяя эту новую выдумку с двумя прежними – и реальная девушка становится мечтой, «легким дыханием», рассеявшимся в «холодном весеннем ветре».

       1.3. Концептуализация  времени в рассказе  «Холодная осень». 

      В художественном тексте время не только событийно, но и концептуально: временной поток в целом и отдельные его отрезки членятся, оцениваются, осмысливаются автором, повествователем или героями произведения. Концептуализация времени – особое представление его в индивидуальной или народной картине мира. Истолкование смысла его форм, явления и признаков проявляется:

1. в оценках и комментариях повествователя или персонажа, включенных в текст: "И многое, многое пережито было за эти два года, кажущиеся такими долгими, когда внимательно думаешь о них, перебираешь в памяти все то волшебное, непонятное, непостижимое ни умом, ни сердцем, что называется прошлым", (" Холодная осень");
2. использовании тропов, характеризующих разные признаки времени: Время, робкая хризалида, обсыпанная мукой капустница, молодая еврейка, прильнувшая к окну часовщика, - лучше бы ты не глядела! (О. Мандельштам. Египетская марка);
3. в субъективном восприятии и членении временного потока в соответствии с принятой в повествовании точкой отсчета;
4. в противопоставлении разных временных планов и аспектов времени в структуре текста.

      Для темпоральной (временной) организации  произведения и его композиции обычно значимо, во-первых, сопоставление или противопоставление прошлого и настоящего, настоящего и будущего, прошлого и будущего, прошлого, настоящего и будущего, во-вторых, противопоставление таких аспектов художественного времени, как длительность–однократность (моментальность), быстротечность–продолжительность, повторяемость–единичность отдельного момента, временность–вечность, цикличность-необратимость времени. В произведении течение времени и субъективное его восприятие могут служить темой текста, в этом случае его временная организация, как правило, коррелирует с композицией, а концепция времени, отраженная в тексте и воплощенная в его темпоральных образах и характере членения временного ряда, служит ключом к интерпретации.

      Рассмотрим  в этом аспекте рассказ И.А. Бунина «Холодная осень», входящий в цикл «Темные аллеи». Текст строится как повествование от первого лица и характеризуется ретроспективной композицией: в основе его – воспоминания героини. «Сюжет рассказа оказывается встроенным в ситуацию речемыслительного действия воспоминания. Ситуация воспоминания становится при этом единственным и главным сюжетом произведения»³². Перед нами, таким образом, субъективное время героини рассказа.

      Композиционно текст состоит из трех неравных по объему частей: первая, составляющая основу повествования, строится как описание помолвки героини и ее прощания с женихом холодным сентябрьским вечером 1914 года; вторая – содержит обобщенную информацию о тридцати годах последующей жизни героини; в третьей, предельно краткой, части оценивается соотношение «одного вечера» - мига прощания – и всей прожитой жизни: "Но, вспоминая все то, что я пережила с тех пор, всегда спрашиваю себя: да что же все-таки было в моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осенний вечер. Ужели он был когда-то? Все-таки был. И это все, что было в моей жизни – остальное ненужный сон»³³.

      Неравномерность композиционных частей текста – способ организации его художественного времени: она служит средством субъективной сегментации временного потока и отражает особенности его восприятия героиней рассказа, выражает ее темпоральных оценки. Неравномерность частей определяет особый временной ритм произведения, который основан на преобладание статики над динамикой.

      Крупным планом в тексте выделяется сцена  последнего свидания героев, в которой оказываются значимыми каждый их жест или реплика, ср.:

      «Оставшись одни, мы еще немного побыли в столовой, - я вздумала раскладывать пасьянс, - он молча ходил из угла в угол, потом спросил:

      - Хочешь пройдемся  немного?

      На  душе у меня делалось все тяжелее, я безразлично отозвалась:

      - Хорошо…

      Одеваясь  в прихожей, он продолжал  что-то думать, с милой  усмешкой вспомнил стихи  Фета:

      Какая холодная осень!

      Надень  свою шаль и капот…»

      Движение  объективного времени в тексте замедляется, а затем останавливается: «миг» в воспоминаниях героини приобретает продолжительность, а «физическое пространство оказывается лишь символом, законом некой стихии переживания, захватывающей героев, овладевающей ими»³⁴:

      Сперва  было так темно, что  я держалась за его рукав. Потом стали обозначаться в светлеющем небе черные сучья, осыпанные минерально-блестящими звездами. Он, приостановясь, обернулся к дому:

      - Посмотри, как совсем  особенно, по-осеннему  светят окна дома…

      В то же время описание «прощального вечера» включает образные средства, которые явно обладают проспективностью: связанные с изображаемыми реалиями, они ассоциативно указывают на будущие (по отношению к описываемому) трагические потрясения. Так, эпитеты холодный, ледяной, черный (холодная осень, ледяные звезды, черное небо) связаны с образом смерти, а в эпитете осенний актуализируются семы «уходящий», «прощальный» (см., например: Как-то особенно по-осеннему светят окна дома. Или же: Есть какая-то деревенская осенняя прелесть в этих стихах). Холодная осень 1914 года. Рисуется как преддверие роковой «зимы» ("Воздух совсем зимний") с ее холодом, мраком и жестокостью. Метафора же из стихотворения А. Фета: …Как будто пожар восстает–в контексте целого расширяет свое значение и служит знаком грядущих катаклизмов, о которых не догадывается героиня и которые предвидит ее жених:

      - Какой пожар?

      - Восход луны, конечно…  Ах, боже мой, боже  мой!

      - Что ты?

      - Ничего, милый друг. Все-таки грустно.  Грустно и хорошо.

      Длительности  «прощального вечера» противопоставляется  во второй части рассказа суммарная характеристика последующих тридцати лет жизни рассказчика, а конкретность и «домашность» пространственных образов первой части (имение, дом, кабинет, столовая, сад) сменяются перечнем названий чужих городов и стран: Зимой, в ураган, отплыли с несметной толпой прочих беженцев из Новороссийска в Турцию… Болгария, Сербия, Чехия, Бельгия, Париж, Ницца…

      Сопоставляемые  временные отрезки связаны, как  мы видим, с разными пространственными  образами: прощальный вечер - прежде всего  с образом дома, длительность жизни – с множеством локусов, именования которых образуют неупорядоченную, открытую цепочку. Хронотоп идиллии трансформируется в хронотоп порога, а затем сменяется хронотопом дороги.

      Неравномерности членения временного потока соответствует  композиционно-синтаксическое членение текста – его абзацное строение, которое также служит способом концептуализации времени.

      Первая  композиционная часть рассказа характеризуется  дробностью абзацного членения: в  описании «прощального вечера» сменяют  друг друга разные микротемы – обозначения отдельных событий, обладающих особой важностью для героини и выделяющихся, как уже отмечалось, крупным планом.

      Вторая  же часть рассказа представляет собой  один абзац, хотя в ней повествуется о событиях, казалось бы, более значимых как для личного биографического времени героини, так и для исторического времени (смерть родителей, торговля на рынке в 1918 г., замужество, бегство на юг, Гражданская война, эмиграция, смерть мужа). Отдельность этих событий снимается тем, что значимость каждого из них оказывается для рассказчика ничем не отличающейся от значимости предыдущего или последующего. В определенном смысле все они настолько одинаковы, что и сливаются в сознании рассказчицы в один сплошной поток: повествование о нем лишено внутренней пульсации оценок (монотонность ритмической организации), лишено выраженного композиционного членения на микроэпизоды (микрособытия) и заключено поэтому в один «сплошной» «абзац». Характерно, что в его рамках многие события в жизни героини или вообще не выделяются, или не мотивируются, не восстанавливаются и предшествующие им факты, ср.: Весной восемнадцатого года, когда ни отца, ни матери уже не было в живых, я жила в Москве, в подвале у торговки на Смоленском рынке…³⁵

      Таким образом, «прощальный вечер» - сюжет первой части рассказа – и тридцать лет последующей жизни героини противопоставляются не только по признаку «мгновение/длительность», но и подчеркивают бессилие человека перед судьбой.

      Ценностное  отношение героини к разным событиям и соответственно временным отрезкам прошедшего проявляется в их прямых оценках в тексте рассказа: основное биографическое время определяется героиней как «сон», причем сон «ненужный», ему противопоставляется только один «холодный осенний вечер», ставший единственным содержанием прожитой жизни и ее оправданием. Характерно при этом, что и настоящее героини (я жила и все еще живу в Ницце чем бог пошлет…) интерпретируется ею как составная часть «сна» и тем самым приобретает признак ирреальности. «Сон»-жизнь и противопоставленный ей один вечер различаются, таким образом, и по модальным характеристикам: только один «миг» жизни, воскрешаемый героиней в воспоминаниях, оценивается ею как реальный, в результате снимается традиционное для художественной речи противопоставление прошлого и настоящего. В тексте рассказа «Холодная осень» описываемый сентябрьский вечер утрачивает временную локализованность в прошлом, более того, противостоит ему как единственно реальная точка в течение жизни - настоящее же героини сливается с прошлым и приобретает признаки прозрачности, иллюзорности. В последней композиционной части рассказа временное соотносится уже с вечным: И я верю, горячо верю: где-то там он ждет меня – с той же любовью и молодостью, как в тот вечер. «Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне…». Я пожила, порадовалась, теперь уже скоро приду.

      Причастной  к вечности оказывается, как мы видим, память личности, устанавливающая связь между единственным вечером в прошлом и вневременностью. Память же живет любовью, которая позволяет «выйти из индивидуальности во Всеединство и из земного бытия в метафизическое подлинное бытие»³⁶.

      Интересно в связи с этим обратиться к  плану будущего в рассказе. На фоне преобладающих в тексте форм прошедшего времени выделяются немногочисленные формы будущего – формы «воления» и «открытости», лишенные, как правило, оценочной нейтральности. Все они объединены семантически: это или глаголы с семантикой памяти/забвения, или глаголы, развивающие мотив ожидания и будущей встречи в ином мире, ср.:

      Буду  жив, вечно буду помнить этот день; Если меня убьют, ты все-таки не сразу забудешь меня?.. – неужели я все-таки забуду его в какой-то короткий срок?.. ну что ж, если убьют, я буду ждать тебя там. Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне.–я пожила, порадовалась, теперь уже скоро приду.

      Характерно, что высказывания, содержащие формы  будущего времени, дистантно расположенные  в тексте, соотносятся друг с другом как реплики лирического диалога. Диалог этот продолжается через тридцать лет после его начала и преодолевает власть реального времени. Будущее для героев Бунина оказывается связанным не с земным бытием, не с объективным временем с его линейностью и необратимостью, а с памятью и вечностью. Именно длительность и сила воспоминаний героини служат ответом на ее юношеский вопрос-рассуждение: "И неужели я все-таки забуду его в какой-то короткий срок - ведь все в конце концов забывается?" В воспоминаниях героини продолжают жить и оказываются более реальными, чем ее настоящее, и покойные отец и мать, и погибший в Галиции жених, и чистые звезды над осенним садом, и самовар после прощального ужина, и строки Фета, прочитанные женихом и, в свою очередь, также сохраняющие память об ушедших (Есть какая-то деревенская осенняя прелесть в этих стихах: «Надень свою шаль и капот…» Времена наших дедушек и бабушек…).