Язычество Древней Руси

Обереги в виде рыси, как бы готовой к прыжку, должны были считаться надежной охраной. Лютый зверь является крупнейшим кошачьим наших широт и одним из сильнейших и ловких хищников русских лесов. Пребывание рыси на деревьях, прыжки сверху вниз могли содействовать сближению ее с небесными символами.

«Утко-кони». Самыми интересными, ключевыми для решения многих вопросов космогонического характера, являются костяные подвески в виде лошадок с утиным туловищем. В первой книге о язычестве мне уже приходилось писать о них.

 Расшифровать  этих «утко-коней» сделана мною на основе интересной работы А.А. Бобринского о семантике русской деревянной резьбы. Автор привлек «широкий сравнительный материал, говорящий о зрительном воплощении геоцентрической картины мира:  днем солнце движется по небу над землей и его влекут кони (иногда лебеди), а ночью солнце плывет по подземному океану и влекут его водоплавающие птицы.

Этим и объясняется сопряженность в народном искусстве образов коня и лебедя или коня и утки.

Подвески лесного Левобережья Днепра дают нам интереснейший синтез дневных и ночных символов солнца. Но здесь изобретатели этого синтеза не поставили рядом птицу и лошадь, а слили их в одну фантастическую фигуру с утиным (или птичьим вообще) туловищем и гордой головой коня с ажурной гривой. Подвески носились на толстых шерстяных шнурах.

Сумма всех амулетов обеспечивала в глазах древнерусских людей, во-первых, благоденствие семьи, во-вторых, ее безопасность, особенно четко выраженную образом «лютого зверя», а в-третьих, в комплект амулетов вводился символ вечного движения солнца над землей и под землей. Снова приходится перевести это на словесную форму:

«Да будет так, доколе стоит белый свет!»

Заклинание пространства. («Четырехчастная композиция».) В предшествующих разделах мы видели, что в заклинательном искусстве русской деревни идея пространства  содержалась в самом широком смысле как макрокосм, в состав которого, по понятиям того времени, входило следующее: плоская земля, двое небес над нею, солнце, луна, звезды и подземно-подводный мир, по которому солнце путешествует ночью.

Но наряду с этим космическим образом существовало и другое представление о таком пространстве, где отсчет идет от человека вовне, на «все четыре стороны». Именно такое пространство видим мы в многочисленных заговорах, сохранивших почти до наших дней анимистические представления людей каменного века. Пространство в заговорах не пустынно, не абстрактно, а наполнено всем, что есть в природе и что создано человеком: полями и лесами, реками и озерами, горами и оврагами, дорогами, селами, домами, людьми, птицами, зверьем и рыбами. Составители заговоров, древние волхвы, заставляли людей, обращавшихся к ним за колдовской помощью, перечислять сотни (!) элементов, наполняющих это пространство.

Одним  из древнейших выразителей этой идеи пространства, окружающего нас со всех сторон, был знак креста, зафиксированный (за несколько тысяч лет до возникновения христианства) у древних земледельцев энеолита. Крест помещали  внутри солнечного круга, чтобы обозначить повсеместность его света, распространяющегося во все стороны. Этих сторон четыре. И до сих пор в нашем языке сохранились выражения: «пустить на все четыре стороны», «со всех четырех сторон». В 19 в. богомольцы-паломники, отправляясь на богомолье, крестились и клали поклоны, прощаясь с родными местами, «на все четыре стороны». Почему именно четыре? Ответ ясен - это основные и простейшие географические координаты: восток и запад, север и юг. Или еще проще: вперед и назад, влево и вправо. Идея координат, умение определять страны света, появилось, очевидно, еще у бродячих охотников мезолита, выбравших в качестве ориентира Полярную звезду - единственную неподвижную звезду небосвода, «ось мира». Восток и запад определялись по восходу и закату солнца, север - по Полярной звезде, а полдень - по апогею солнца, по самой короткой тени.

В энеолите на расписной керамике трипольской культуры крестообразные знаки сочетались, во-первых, с солнечным кругом, а во-вторых, со знаком земли-поля. Ромб, означавший землю, делился косым крестом на четыре квадрата, а точки-зерна внутри квадратиков располагались крестообразно. Все это в орнаменте, как неоднократно приходилось говорить, дожило до 19 века.

Крестообразная, четырехчастная композиция стала устойчивейшим орнаментальным узлом у многих народов. Применительно к Древней Руси нам следует ответить на вопрос: не возник ли крестообразный орнамент русского средневековья на основе христианского креста? Ответ, разумеется, будет отрицательным, так как истоки этого знака уводят слишком далеко вглубь веков, а, кроме того, идея «четырех сторон» очень четко проявляется на самых языческих объектах - на идолах славянских богов. Четырехгранный идол 4 в. н.э. из Иванковиц, Збручский идол и деревянный четырехгранный идол западных славян достаточно красноречиво свидетельствуют о том, что понятие четырех сторон было прочно связано с защитой «со всех четырех сторон». Киевский алтарь Рода с его строго ориентированными четырьмя выступами говорит не о безразличных четырех сторонах, а о севере и юге, востоке и западе.

Крестообразность, ставшая символом повсеместности, сказалась и на заклинательном орнаменте. В качестве примера возьмем вещи из русских языческих курганов середины 10 века того времени, когда язычество при Святославе особенно энергично противилось всему христианскому.

В Черной Могиле и кургане Гульбища найдены квадратные застежки от кожаной одежды. Они украшены растительным узором, главным элементом которого является распускающийся росток. Этот росток иногда называют крином, т.е. лилией, но изучение многих серий подобных изображений на разных вещах приводит  к выводу, что в основе рисунка-знака лежит как бы рождающийся росток, лопающееся зерно. Знак этот очень устойчив. Он состоит из двух отогнутых в стороны язычков и центрального язычка-листика, или почки, устремленного вверх. Боковые язычки могут быть половинками прорастающего зерна (на цветных изображениях они иного цвета, чем срединный), но могут быть и первыми листьями, как и срединный. Средний язычок, вероятнее всего, изображал почку. Это растение в процессе его рождения, показанное в тот момент, когда неподвижное получает жизненный импульс и начинает движение, рост. Это момент зарождения жизни.

Узор, в который вложена идея жизненного начала, направлен остриями срединных листиков ростка «на все четыре стороны». Совами это можно выразить так: «Да будет всюду жизнь!»

Такая же четырехчастная крестообразная композиция есть и на турьих рогах из Черной Могилы. Для этих заклинательных композиций изготовлены особые  серебряные квадратные накладки, набивавшиеся на среднюю часть рога отдельно от оковки устья. На малом роге композиция подобна узору на застежках, а на том большом роге, который содержит изображение смерти Кощея, она затейливо осложнена. Четыре ростка размещены по углам квадрата остриями вовне: в промежутках между углами даны дополнительно четыре меньших ростка. Мудрый мастер, в образованности и изощренности которого мы уже имели возможность убедиться, вплел в общую гирлянду еще четыре ростка, язычки которых обращены не вовне, а внутрь, к центру квадрата. Смысл такой усложненности композиции (ее повторит через 200 лет полоцкий мастер Лазарь Богша) заключался в том, что эманация благодати, заклинательная сила рисунка-заговора оказывалась направленной не только на все четыре стороны от подразумеваемой точки отсчета, но и к самой  этой точке, к человеку, к владельцу священного предмета. В такой форме магический рисунок охватывал как бы универсальное пространство, включавшее и местопребывание человека и окружающий его мир.

Среди курганных инвентарей много подвесок с крестом в круге, с крестом из пяти квадратиков, с крестом с пересеченными концами. Есть кресты (как простые, так и пересеченные) среди заклинательных знаков на семилопастных височных кольцах. Особый интерес представляют крестики, к которым неправомерно было применено наименование «скандинавского типа».             М.В. Фехнер убедительно доказала, что называть так их нельзя: в Швеции и на Готланде найдено 6 экземпляров, в Норвегии - 2, а на территории Руси - 69 экземпляров в 32 пунктах.

Датируются эти крестики 11 веком; их носили женщины в составе ожерелий, иногда по нескольку штук. Находки в безусловно языческих погребениях с трупосожжением совершенно исключают связь их с христианством.

На каждой лопасти креста мы видим наверху три четко обозначенных солнца; среднее помещено несколько выше боковых. Здесь перед нами типичный показ «солнца в трех позициях» (восхода, зенита и заката). От небосвода с «тресветлым» солнцем вниз идут линии точек-капель. В центре креста - иногда ромб, иногда - круг (изредка маленький крестик). Всю композицию можно истолковать как стремление изобразить на крестовидном амулете схему макрокосма с землей в центре и четырьмя небосводами на каждом конце креста. Высшая форма защиты с помощью белого света с солнцем в движении, со струями дождя и землей здесь соотнесена с идеей заклинания пространства на все четыре стороны. Сосредоточены эти крестовидные амулеты в северной части земли радимичей и на стыке кривичей с мерей (между Клязьмой и Нерлью). В городских древностях эти амулеты не встречены.

Городское прикладное искусство, известное нам по кладам, зарытым во время татарского нашествия, а по времени изготовления предметов относящееся к концу 11- началу 13 вв., дает нам много примеров четырехчастной крестовидной композиции.

Прежде всего следует обратить внимание на то, что четырехчастная композиция из кринов (для удобства можно употребить этот ошибочный, но привычный термин) встречается и на самых поздних домонгольских вещах с христианскими изображениями (иконки, кресты-энколпионы), что свидетельствует о том, что она бытовала не как простой узор, а имела в глазах русских людей совершенно определенное магическое значение, которое было лишь усилено христианской магической символикой.

Четырехчастная, «координатная» композиция встречается на разных хорошо видимых частях богатого убора княгинь и боярынь: на диадемах, колтах, ряснах и нашивных бляшках, украшавших одежду.

От центра композиции (круга, квадрата) отходят во все четыре стороны ростки, крины. Они, как правило, обведены белой линией, которая внизу сливается с контуром крина, образуя с ним единую сплошную кривую. В целом крин и его обводка образуют сердцеобразную кривую. В центре крин и его обводка образуют сердцеобразную фигурку с ростком внутри. Это - идеограмма, хорошо выработанная, устойчивая.

На некоторых нашивных бляшках магическое воздействие на окружающее пространство усилено еще одним эшелоном ростков, расположенных на внешнем кольце вокруг основной композиции. В качестве примера можно привести крупную золотую бляху с облачением московского митрополита Алексея. Вся нашивная орнаментация относится не ко времени Алексея (1354-1378гг.), а, очевидно, получена им по наследству от своих предков, черниговских бояр середины 12 в. Середину этой бляхи занимает стандартная для вещей с эмалью четырехчастная композиция, вписанная в круг. Вокруг этого средника описана еще одна орнаментальная полоса, расчлененная на четыре участка; разрывы между участками приходятся точно на те места, куда направлены острия ростков срединной композиции. В каждом участке внешней полосы изображено по четыре ростка остриями тоже вовне. Получается нечто вроде военной диспозиции: силы добра и жизни ведут круговую оборону; первый эшелон образуют четыре участка внешней орнаментально полосы, в которых ростки-крины как бы ощетинились своими копьями против врага. Разрывы в рядах первого эшелона прикрыты четырьмя остриями срединной композиции; в свою очередь каждый отрезок внешней линии прикрывает интервал между кринами срединной композиции. Благодаря такому распределению сил достигается полная повсеместность эманации доброго начала или полная, круговая оборона от повсеместно существующего зла.

Четырехчастная композиция прочно утвердилась в русском прикладном искусстве с 10 по 12 в. включительно и перешла на предметы христианского культа. Формой синтеза были кресты и иконки квадрифолийной формы. На некоторых крестах мы видим на каждой стороне креста по «знаку поля» (косой крест и 4 точки), а в медальонах на концах креста надпись IC XC NHKA, свидетельствующую о том, что церковники, руководившие изготовлением таких крестов, рассуждали точно так же, как и их предшественники волхвы; христианское наслоилось на языческое, как бы усиливая новой символикой старую традиционную.

Встречается на вещах 12 - начала 13 в. и та универсальная форма оберега, которая известна нам по турьему рогу из Черной Могилы, когда мастер изобразил четыре ростка устремленными вовне, а четыре разместил в интервалах и повернул их остриями к центру. Такова, например, композиция на кресте Евфросинии Полоцкой 1161 г., изготовленном мастером Лазарем Богшею.

Эта же идея воплощена и в некоторых дробницах саккоса Алексея: вся круглая бляха разделена орнаментальным крестом на четыре части, а в секторах между перекладинами креста помещены круги с ростками внутри.

В лопастях креста тоже есть ростки, но они, как и на рассмотренной уже дробнице, расположены в два эшелона. Первый (внешний) эшелон одинаков по направлению с ростками в кругах - острия пышных ростков направлены к центру. Ростки же второго эшелона, облегающие сердцевину бляшки, направлены остриями вовне.

Общий облик дробницы представляет собою сильно увеличенный «знак поля» - крест с точками в углах креста.

Важным для правильной расшифровки знаковой системы русских мастеров средневековья, продолжавших дело древних волхвов-хранильников, является прочтение средников четырехчастной композиции. В центре иногда бывает только круг или круг с точкой; это мало помогает прочтению. Но довольно часто в центре оказывается классический «знак поля», «знак засеянной нивы» - квадрат (реже круг), разделенный на четыре части с четкой точкой в центре каждого малого квадратика.

Есть разные вариации этого знака. Иногда в центре изображали крестик или крестообразный цветок.

Крест в центре композиции, составленной из растительного орнамента, мог означать идеограмму пространства. В пользу этого говорят слова: «окрест» (вокруг нас), «окрестности» (места, окружающие что-либо). Пространство, всесторонне окружающее нас, определено словом, в основе которого не «круг», а «крест». Реальным выражением этой связи «крест - пространство» были перекрестки путей, с которыми связано много поверий, заговоров. «На путях» хоронили мертвых, на перекрестке дорог былинный или сказочный богатырь выбирает свою судьбу. От перекрестка четыре пути вели «на все четыре стороны», т.е. в пространство вообще.