Самозванцы в россии в начале xvii века

      Прошло  несколько лет, и Борис Годунов, управлявший государством от имени  недееспособного Федора, прислал  в Углич дьяка Михаила Битяговского. Дьяк был наделен самыми широкими полномочиями. Фактически царевич Дмитрий  и его мать царица Мария Нагая  лишились почти всех прерогатив, которыми они обладали в качестве удельных владык. Битяговский контролировал  все доходы, поступавшие в удельную казну.

      Дмитрий-младший  погиб в Угличе 15 мая 1591 года. Согласно официальной версии, он нечаянно нанес  себе рану, которая оказалась смертельной. Комиссия боярина Шуйского, расследовавшая дело по свежим следам, пришла именно к  такому заключению. “Обыск” (следственное дело) Шуйского сохранился до наших  дней. Но вид неловко разрезанных  и склеенных листов давно вызывал  подозрения у историков. По слухам, царевич Дмитрий был злодейски  зарезан людьми, подосланными Борисом  Годуновым. Версия насильственной смерти Дмитрия получила официальное признание  при царе Василии Шуйском и  при Романовых. Она оказана огромное влияние на историографию. Это влияние  сказывается и по сей день.

      Смерть  Дмитрия Угличского сопровождалась бурными событиями. В Угличе произошло  народное восстание. Подстрекаемые  царицей Марией и Михаилом Нагим  угличане разгромили Приказную избу, убили государева дьяка Битяговского, его сына и др. Четыре дня спустя в Углич прибыла следственная комиссия. Она допросила сто сорок  свидетелей. Протоколы допросов, а  также заключение комиссии о причинах смерти Дмитрия сохранились до наших  дней. Однако существует мнение, что  основная часть угличских материалом дошла до нас в виде беловой копии, составители которой то ли ограничились простой перепиской имевшихся в их распоряжении черновых документов, то ли произвели из них некую выборку, а возможно, и подвергли редактированию. Тщательное палеографическое исследование текста “обыска” , проведенное сначала В. К. Клеймом, а затем А. П. Богдановым, в значительной мере рассеивает подозрения насчет сознательной фальсификации следственных материалов в момент составления их беловой копии. Основной материал переписан семью разными почерками. Входившие в комиссию подьячие провели обычную работу по подготовке следственных материалов к судопроизводству. В подавляющем большинство случаев показания свидетелей-угличан отличались краткостью, и подьячие, записав их, тут же предлагали грамотным свидетелям приложить руку. По крайней мере двадцать свидетелей подписали па обороте свои “речи” . Их подписи строго индивидуализированы и отражают разную степень грамотности, довольно точно соответствовавшую их общественному положению и роду занятий. В следственную комиссию вошли очень авторитетные лица, придерживавшиеся разной политической ориентации. Скорее всего, по инициативе Боярской думы руководить расследованием поручили боярину Василию Шуйскому, едва ли не самому умному и изворотливому противнику Годунова, незадолго до этого вернувшемуся из ссылки. Его помощником стал окольничий А. П. Клешнин. Он поддерживал дружбу с правителем, хотя и доводился зятем Григорию Нагому, состоявшему при царице Марии в Угличе. Вся практическая организация следствия лежала на главе Поместного приказа думном дьяке Е. Вылузгине и его подьячих. По прошествии времени следователь В. Шуйский не раз менял свои показания относительно событий в Угличе, но комиссия в целом своих выводов не пересматривала.

      Составленный  следственной комиссией “обыск”  сохранил не одну, а по крайней мере две версии гибели царевича Дмитрия. Версия насильственной смерти всплыла  в первый день дознания. Наиболее энергично  ее отстаивал дядя царицы Марии Михаил Нагой. Он же назвал убийц Дмитрия: сына Битяговского — Данилу, его племянника — Никиту Качалова и др. Однако Михаил не смог привести никаких фактов в  подтверждение своих обвинений. Его версия рассыпалась в прах, едва заговорили другие свидетели. Когда  позвонили в колокол, показала вдова  Битягойского, “муж мой Михаиле  и сын мой в те поры ели у  себя на подворьишке, а у него ел священник... Богдан” . Поп Богдан был  духовником Григория Нагого и изо  всех сил выгораживал царицу и  ее братьев, утверждая, что те не причастны  к убийству дьяка, погубленного посадскими людьми. Хотя показания попа откровенностью не отличались, он простодушно подтвердил перед Шуйским, что обедал за одним  столом с Битяговским и его  сыном, когда в городе ударили  в набат. Таким образом, в минуту смерти царевича его “убийцы” мирно  обедали у себя в доме вдалеке  от места преступления. Они имели  стопроцентное алиби. Преступниками  их считали только сбитые с толку  люди.

      Показания свидетелей позволяют выяснить еще  один любопытный факт: Михаил Нагой  не был очевидцем происшествия. Он прискакал во дворец “пьян на коне” , “мертв пьян” , после того как ударили в колокол. Протрезвев, Михаил осознал, что ему придется держать ответ за убийство дьяка, представлявшего в Угличе особу царя. В ночь перед приездом Шуйского он велел преданным людям разыскать несколько ножей и палицу и подложить их на трупы Битяговских, сброшенные в ров городской стены. Комиссия, расследовавшая дело по свежим следам, без труда разоблачила этот подлог. Городовой приказчик Углича Русин Раков показал, что он взял у посадских людей в Торговом ряду два ножа и принес их к Нагому, а тот велел слуге зарезать курицу и вымазать ее кровью оружие. Михаил Нагой был изобличен, несмотря на запирательство. На очной ставке с Раковым слуга Нагого, резавший курицу в чулане, подтвердил показания приказчика. Михаила Нагого окончательно выдал брат Григорий, рассказавший, как он доставал из-под замка “ногайский нож” и как изготовлены были другие “улики” .

      Версия  нечаянного самоубийства Дмитрия исходила от непосредственных очевидцев происшествия. В полдень 15 мая царевич под  наблюдением взрослых гулял с  ребятами на заднем дворе и играл  ножичком в тычку. При тем находились боярыня Волохова, кормилица Армна  Гучкова, ее сын Баженко, молочный брат царевича, постелиница Марья Колобова, ее сын Петрушка и еще два жильца (придворные служители, отобранные свиту  царевича из числа его сверстников) . Шуйский придавал показаниям мальчиков  исключительное значение и допрашивал их с особой тщательностью. Прежде всего  он выяснил, “кто в те поры за царевичем  были” . Жильцы отвечали, что “были  за царевичем в те поры только они, четыре человеки, да кормилица, да постелница” . На заданный “в лоб” вопрос, “были  ли в те поры за царевичем Осип Волохов  и Данило Битяговский” , они дали отрицательный ответ. Мальчики прекрасно  знали людей, о которых их спрашивали (сын дьяка был их сверстником, Волохов и Качалов служили  жильцами в свите царевича и были постоянными товарищами их игр) . Они  кратко, точно и живо рассказали о том, что произошло на их глазах: “... играл-де царевич в тычку ножиком  с ними на заднем дворе, и пришла на него болезнь — падучей недуг  — и набросился на нож” .

      Может быть, мальчики сочинили историю о  болезни царевича в угоду Шуйскому? Такое предположение убедительно  опровергается показаниями взрослых свидетелей.

      Трое  видных служителей царицына двора —  подключники Ларионов, Иванов и Гнидин — показали следующее: когда царица села обедать, они стояли “в верху  за поставцом, ажно, деи, бежит в верх жилец Петрушка Колобов, а говорит: тешился, деи, царевич с нами на дворе  в тычку ножом и пришла, деи, на него немочь падучая... да в ту пору, как ево било, покололся ножом  сам и оттого умер” , итак, Петрушка Колобов сообщил комиссии то же самое, что и дворовым служителям через  несколько минут после гибели Дмитрия.

      Показания Петрушки Колобова и его товарищей  подтвердили Марья Колобова, мамка  Волохова и кормилица Тучкова. Свидетельство  кормилицы отличалось удивительной искренностью. В присутствии царицы и Шуйского она назвала себя виновницей несчастья: “... она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь черная... и он ножом покололся...” ” .

      Спустя  некоторое время нашелся восьмой  очевидец гибели царевича. Приказной  царицы Протопопов на допросе показал, что услышал о смерти Дмитрия  от ключника Толубеева. Ключник, в свою очередь, сослался на стряпчего Юдина. Всем троим тотчас устроили очную  ставку. В результате выяснилось, что  в полдень 15 мая Юдин стоял в  верхних покоях “у поставца” и  от нечего делать смотрел в окно, выходившее на задний двор. По словам Юдина, царевич играл в тычку и. накололся  на нож, а “он (Юдин) ... в те поры стоял  у постав-ца, а то видел” . Юдин знал, что Нагие толковали об убийстве, и благоразумно решил уклониться от дачи показаний следственной комиссии. Если бы его не вызвали на допрос, он так ничего бы и не сказал.

      Версия  нечаянной гибели царевича содержит два момента, каждый из которых поддается  всесторонней проверке. Во-первых, болезнь  Дмитрия, которую свидетели называли “черным недугом” , “падучей: болезнью” , “немочью падучею” . Судя по описаниям  припадков и их периодичности, царевич  страдал эпилепсией. Как утверждали свидетели, “презже тово... па нем (царевиче) была ж та болезнь по месяцем беспрестанно” . Сильпый припадок случился с Дмитрием примерно за месяц до его кончины. Перед “великим днем” , показала мамкаВолохова, царевич во время приступа “объел руки Андрееве дочке Нагова, едва у  него... отнели” . Андрей Нагой подтвердил это, сказав, что Дмитрий “ныне  в великое говенье у дочери его руки переел” , а прежде “руки  едал” и у него, и у жильцов, и у постельниц: царевича:” как  станут держать, и он в те поры ест  в нецывенье за что нопадетца” . О том же говорила и вдова  Битяговкого: “Многажды бывало, как  ево (Дмитрия) станет бити тот недуг  и станут ево держати Ондрей Нагой  и кормилица и боярони, и он... им руки кусал или, за что ухватил  зубом, то объест” .

      Последний приступ эпилепсии у царевича длился несколько дней. Он начался  во вторник. На третий день царевичу “маленько  стало полехче” , и мать взяла  его к обедне, а потом отпустила  на двор погулять. В субботу Дмитрий  второй раз вышел на прогулку, и  тут у него внезапно возобновился приступ.

      Во-вторых, согласно версии о самоубийстве, царевич  в момент приступа забавлялся с ножичком. Свидетели описал забаву подробнейшим образом: царевич “играл через черту  ножом” , “тыкал ножом” , “ходил по двору, тешился сваею) (остроконечный нож..) в кольцо” . Правила игры были несложными: в очерченный па земле круг игравшие поочередно втыкали нож, который  следовало взять за острие лезвием  вверх и метнуть так ловко, чтобы он, описав в воздухе круг, воткнулся в землю торчком. Следовательно, когда с царевичем случился припадок, в руках у него был остроконечный  нож. Жильцы, стоявшие подле Дмитрия, показали, что он “набросился на нож” . Василиса Волохова описала случившееся  еще точнее: “... бросило его о  землю, и тут царевич сам себя ножом поколол в горло” . Остальные  очевидцы утверждали, что царевич  напоролся па нож, “бьючися” или  “летячи” на землю. Таким образом, все очевидцы гибели Дмитрия единодушно утверждали, что эпилептик уколол себя в горло, и расходились только в одном: в какой именно момент царевич уколол себя ножом -- при падении или во время конвульсий на земле. Могла ли небольшая рана повлечь за собой гибель ребенка? На шее непосредственно под кожным покровом находятся сонная артерия и яремная вена. При повреждении одного из этих сосудов смертельный исход неизбежен. Прокол яремной вены влечет за собой почти мгновенную смерть, при кровотечении из сонной артерии агония может затянуться.

      После смерти Дмитрия Нагие сознательно  распространили слух о том, что царевича зарезали подосланные Годуновым  люди. Правитель Борис Годунов  использовал первый же подходящий случай, чтобы предать Нагих суду. таким  случаем явился пожар Москвы. Обвинив  Нагих в поджоге столицы, власти заточили Михаила Нагого и его  братьев в тюрьму, а вдову Грозного насильно постригли и отправили  “в место пусто” — на Белоозеро. В момент смерти Дмитрия никто  из современников не подозревал о  том, что десять лет спустя “убиенному младенцу” суждено будет стать  героем народной утопии.

      Выбор имени первого на Руси “доброго царя” — героя легенды —  был во многих отношениях случайным. Даже среди столичного народа очень  немногие видели младшего сына Грозного. В небольшом городе Угличе его  знали лучше. Но там очень многим было известно, что царевич унаследовал  от отца его жестокость. Дикие забавы Дмитрия приводили в смущение современников. Восьмилетний мальчик  приказывал товарищам игр лепить снежные фигуры, называл их именами  первых бояр в государстве, а затем  рубил им головы или четвертовал. Дворянские писатели осуждали подобные “детские глумления” . Однако в народе жестокость по отношению к “лихим”  боярам воспринималась совсем иначе. Дмитрий  обещал стать таким же хорошим  царем, как и его отец. Подверженные суевериям современники считали, что  больные эпилепсией (“черным недугом” ) одержимы нечистой силой. Царевич  Дмитрий страдал жестокой эпилепсией. Но это не помешало развитию легенды  о добром царевиче. Борис Годунов  запретил поминать имя Дмитрия в  молитвах о здравии членов царской  семьи на том основании, что царевич, рожденный в шестом браке, был, по тогдашним представлениям незаконнорожденным. Но в годы Смуты об этом забыли.

      Смерть  Дмитрия вызвала многочисленные толки в народы. Но в Москве правил законный царь, и династический допрос никого не занимал. Но едва царь Федор  умер и династия Калиты пресеклась, имя Дмитрия вновь появилось  на устах.

      В период короткого междуцарствия  после смерти Федора литовские лазутчики  подслушали в Смоленске и записали молву, в которой можно было угадать  все последующие события Смутного времени. Толки были на редкость противоречивыми. Одни говорили, будто в Смоленске  были подобраны письма от Дмитрия, известившие  жителей, (то “он уже сделался великим  князем” на Москве. Другие толковали, что появился не царевич, а самозванец, во всем очень похожий на покойного  князя Дмитрия” . Борис будто  бы хотел выдать самозванца за истинного  царевича, чтобы добиться его избрания па трон, если не захотят избрать его самого.

      Молва, подслушанная в Смоленске, носила недостоверный  характер. Боярин Нагой, говоря о смерти Дмитрия, будто бы сослался на мнение своего соседа “астраханского тиуна” (слуги) Михаила Битяговского. “Тиуна”  вызвали в Москву и четвертовали после того, как он под пыткой признался, будто сам убил Дмитрия.

      Лазутчики записали, скорее всего, толки простонародья, имевшего самые смутные представления  о том, что происходило в столичных  верхах. Низы охотно верили слухам, порочившим правителя Бориса Годунова проникнутым  живым сочувствием к Романовым. Может быть, их распускали сами Романовы или близкие к ним люди? Ответить на этот вопрос трудно. В народных толках о младшем сыне Грозного невозможно уловить никаких похвал в его  адрес. О том, что царевич жив, говорили как бы мимоходом, без упоминаний о его достоинствах, законных правах и пр. Куда подробнее обсуждали  вторую версию, согласно которой “Дмитрий”  был самозванцем и пешкой в  политической игре правителя.

      Итак, борьба за обладание троном и вызванные  ею политические страсти, а не крестьянская утопическая идея о “добром царе”  оживили тень Дмитрия. После избрания Бориса на трон молва о самозванном  царевиче смолкла. Зато слух о спасении истинного Дмитрия — доброго  царя” — в народе получил самое  широкое распространение. Служилый француз Я. Маржарет, прибывший в  Москву в 1600 году, отметил в своих  записках: “Прослышав в 1600 году молву, что некоторые считают Дмитрия  Ивановича живым, он (Борис) с тех  пор целые дни только и делал, что пытал и мучил по этому  поводу” . Оживление толков о Дмитрии  едва ли следует связывать с заговором  Романовых. Эти бояре пытались заполучить корону в качестве ближайших родственников  последнего законного царя Федора. Появление “законного” наследника могло помешать осуществлению их планов. Совершенно очевидно, что в 1600 году у Романовых было столь  же мало оснований готовить самозванца Дмитрия, как у Бориса Годунова в 1598 году.