История формирования идеи царской власти на Руси

Речь. 

     Актуальность  темы. Во второй половине XV – первой трети XVI вв. заканчивается процесс объединения русских земель под началом Москвы, формируется единое русское государство. Одновременно происходило формирование новых идеологических основ русской государственности. Москва постепенно становилась активным участником международных отношений. Таким образом, возникла необходимость, во-первых, определить статус русского государства, вписать его в систему международных отношений, а во-вторых, выработать новые принципы взаимоотношений между властью и подданными. Такая необходимость потребовала от современников обращения к религиозно-политической истории Руси для создания на ее основе легендарной истории московского великокняжеского дома, религиозно-политического мифа, который, с одной стороны, был призван убедить европейских монархов в благородном происхождении московских государей, с другой стороны, обосновать возрастающую власть великих князей над подданными. Без уяснения идейных начал, сформировавшихся при Иоанне III и Василии III, невозможно понять ни дальнейшее идеологическое обоснование необходимости «царской» власти в России, ни строительства российской государственности при Иоанне Грозном, а затем и при Романовых.

     Тема  диссертации актуальна и в  общественно-политическом плане. С распадом СССР идеологические начала власти, на которых основывался советский политический режим, перестали удовлетворять современным условиям развития международных отношений и государственного строительства и потому уже стали достоянием истории. В этой связи следует говорить о том, что сегодня, как и пятьсот лет назад, для России характерны манипуляции с моделями государственного развития и формирования межгосударственных отношений, поиски оптимальной модели государственного устройства, властных отношений и поиски внешнеполитической концепции.

     Говоря  о степени изученности  проблемы, следует отметить, что в дореволюционной исторической литературе изучение вопросов формирования представлений русских книжников о «царской» власти и международном религиозно-политическом статусе Московского государства было тесно связано с отношением исследователей к вопросу о византийском влиянии на формирование этих представлений.

     Одни  исследователи (среди них Иконников В.С., Дьяконов М.А., Сокольский В., Вальденберг В.) безоговорочно признавали влияние византийских религиозно-политических идей на формирование воззрений русских книжников. Другие (такие авторы как Карамзин Н.М, Соловьев С.М., Ключевский В.О.) – полагали, что оно было куда менее значимо по сравнению с основополагающим влиянием золотоордынских политических порядков. Третья группа исследователей (Сергеевич В.С., Савва В.) – вообще отрицала подобное влияние на развитие русской политической мысли второй половины XV – первой трети XVI вв. Историки полагали, что идея самодержавия русских князей «не есть продукт византийских влияний, это плод освобождения от этих влияний».

     Еще одна составляющая нашей проблемы –  вопрос об общественных движениях конца XV – начала XVI вв., был поставлен  в научной литературе лишь в 60-х гг. XIX в. В дореволюционной историографии можно выделить две основные точки зрения на идеологическую борьбу конца XV – начала XVI вв. Сторонники первой (Жмакин В.И., Пыпин А.Н., Милюков П.Н., Сперанский М.Н. и др. ) писали о том, что Иосиф Волоцкий относил к московскому князю те признаки власти, которыми располагал византийский император; отмечали в идеях иосифлян «параллелизм» монарха и Бога, были убеждены в том, что Иосиф Волоцкий и его сподвижники являлись прямой опорой государственной власти в ее политических притязаниях, а также связывали с иосифлянами формирование официальной идеологии Московского государства.

     Представители второй точки зрения (А.С. Павлов В.С. Иконников, Голубинский) полагали, что нестяжательство являлось реакцией на «общественные нестроения». Историки полагали, что нестяжательство было связано с общественно-политической борьбой, происходившей в Русском государстве XVI в. вокруг вопроса о земле, что секуляризация монастырских земель отвечала экономическим интересам государства, а также боярства. Истинной причиной опалы и осуждения Максима Грека в 1525 г. исследователи называли его полемику против вотчиновладения монастырей.

     Противоположные этим построениям взгляды развивались  в трудах церковных (Макарий) и близких к ним историков. В характеристике Вассиана Патрикеева как религиозно-политического деятеля подчеркивалось боярское происхождение, боярская «спесь и заносчивость», о нем историки писали как о «дерзком вольнодумце и упорном противнике православной Церкви». Признавая ум, образование и писательский талант Максима Грека, исследователи отмечали, что в вопросе о вотчинных правах монастырей Максим Грек подпал под влияние Вассиана Патрикеева.

     Первые  попытки связать борьбу идей в  конце XV – начале XVI вв. с борьбой классов были сделаны еще до революции, (Плеханов Г.В., Покровский М.Н., Никольский Н.М.) а после 1917 г. такой подход стал доминирующим.

     В 1960 – 1970 гг. исследователи (в частности, Клибанов А.И.) видели положительное следствие учения нестяжателей в том, что предлагаемая ими секуляризация церковных земель могла способствовать укреплению Русского централизованного государства и расширению экономического могущества его социальной опоры – дворянства. Историки (в частности, Казакова Н.А.) подчеркивали, что идеи нестяжательства обретали ту или иную политическую окраску, в зависимости от того, какая социальная группа связывала с этими идеями свои интересы: это могла быть и великокняжеская власть, и боярско-княжеская аристократия, и дворянство. Высказывалась мысль о том, что основной водораздел идеологической борьбы конца XV – первой трети XVI вв. проходил не между нестяжателями и иосифлянами, как считалось в дореволюционной литературе, а между еретиками и иосифлянами вкупе с нестяжателями, представлявшими различные течения внутри православной Церкви.

     Имели место различия в понимании отдельных  сочинений русских книжников второй половины XV – первой трети XVI вв. в дореволюционной и советской историографии.

     Возникновение «Сказания о князьях владимирских» в дореволюционной историографии принято было связывать с падением Византии. Большинство исследователей полагали, что легенды о приобретении Владимиром Мономахом «царского» венца из Византии и о происхождении русских князей от Пруса (такие исследователи, как Иконников В.С., Дьяконов М.А., Пирлинг П., Сокольский В.)

     В историографии советского периода  закрепилось мнение, что «Сказание о князьях владимирских» подчеркивало единство процесса русской истории, устанавливая связь между князьями киевскими, владимирскими и московскими, говорило о месте русского государства в мировой истории. Считалось, что его появление было вызвано потребностью молодого русского государства в укреплении власти великого князя, что оно отразило идеи, уже назревшие в русской действительности и в русской литературе, и что оно скорее говорило не о праве русских князей на византийские земли, а об их праве на все русские земли, в том числе и на киевские.

     Изучение  проблемы «Третьего Рима» в последней  трети XIX в. осуществлялись в двух руслах – научном и философско-публицистическом. У истоков научного направления стоял Н.Ф. Каптерев, у истоков философско-публицистического – В.С. Соловьев. Н.Ф. Каптерев писал о постепенном формировании у русских книжников взгляда на Русь как «на представительницу и хранительницу истинного, неповрежденного православия...»; на Москву как на наследницу павшей Византии и других православных «царств», как на новый, «Третий Рим», на московского великого князя, как на прямого потомка и наследника бывших греческих императоров, как на «главу православного государства, как представителя, поборника и защитника вселенского православия». При этом автор добавлял, что «московские цари хотели быть наследниками византийских императоров, не выступая однако из Москвы и не вступая в Константинополь». В.С. Соловьев приводил два образа «Третьего Рима» – исторический и проективный; один он соотносил с допетровской Русью, второй – с будущей миссией или задачей, завершающим, примиряющим этапом в вековом соперничестве Востока и Запада.

     В дореволюционной историографии самым значительным явлением в исследовании идеи «Третьего Рима» стала известная работа В.Н. Малинина, где было опубликовано литературное наследие Филофея Псковского и другие сочинения, составлявшие, по мнению автора, его литературный контекст. Книга вплоть до 70-х гг. XX в. оставалась единственной специальной работой на эту тему.

     Из  представителей русского зарубежья  особого внимания заслуживает Г. Флоровский, который рассматривал теорию «Третьего Рима» в «перспективах апокалиптического беспокойства» XIV – XV вв., усиленного падением Константинополя. Он называл ее эсхатологической теорией, строго выдержанной «в эсхатологических тонах и категориях». «Третий Рим» находится у Г. Флоровского в рамках концепции «кризиса русского византинизма», и в соответствии с этим автор утверждает, что «Третий Рим» «заменяет», а не продолжает Второй.

     В отечественной историографии советского периода долгое время не было специальных исследований, посвященных идее «Третьего Рима». В середине 40-х гг. Д.С. Лихачев дифференцировал разные течения в представлении русских книжников. Он обозначил три важные разграничения: во-первых, между идеей «константинопольской вотчины» и «греческой идеей», во-вторых, между «политической теорией, направлявшей меч великокняжеской власти», и «мистической теорией», зревшей в среде русского духовенства и связанной отчасти с «греческой идеей», в-третьих, между теорией «Москва – Третий Рим», не вышедшей за пределы церковных кругов по преимуществу, и идеями «Сказания о князьях владимирских», получившими широкое распространение как в дипломатической практике, так и в официальной литературе XVI в.

     Заметный  вклад в исследование идеи «Третьего  Рима» внесли работы А.Л. Гольдберга, опубликованные в 70-е гг. XX в. Исследователю удалось существенно расширить источниковедческую базу. Введение им в научный оборот нового рукописного материала позволило по-новому решать проблемы генезиса, атрибуции, датировки изучаемых текстов, взаимоотношения между ними, последовательности их создания, а на основе этого предлагать более аргументированные решения, касающиеся содержания и смысла теории.

     Широкий подход к теории «Третьего Рима»  отличает работу Международного семинара исторических исследований «От Рима к Третьему Риму». Исследовательская программа семинара – это «Историко-религиозные и юридические аспекты идеи Рима: традиция и преобразования». Одной из ведущих тем семинара является пространственно-временное распространение римских традиций, их взаимодействие с национальными культурами, своеобразие привлечения и преломления этого опыта в разные эпохи у разных народов.

     В работе Н.В. Синицыной рассматривается  проблема генезиса и эволюции историософской модели «Третьего Рима». В своей книге автор проводит качественный историографический обзор и опирается на все последние достижения отечественной исторической науки по проблеме «Третьего Рима». А. Боханов рассматривает идею «царской» власти с историософских позиций.

     Мы  вправе констатировать, что в литературе конца 1980-х – начала 2000 гг. интерес  к заявленным вопросам сохранился, хотя общее количество публикаций несколько уменьшилось. Кроме уже упомянутых работ Н.В. Синицыной и А. Боханова можно указать на ряд качественных публикаций В.Г. Графского, Д.М. Шаховского, Л.Е. Морозовой, А.В. Чернецова, Л. Ронки де-Микелиса, опубликованные в материалах IX Международного семинара исторических исследований: «От Рима к Третьему Риму». А также сочинения А.И. Филюшкина, Я.Н. Щапова, А.А. Горского.

     В исторической науке констатируется факт перенесения на московских государей  «царских» титулов и регалий в связи с Ферраро-Флорентийской унией, падением Константинополя и освобождением от золотоордынского ига. Однако исследователи зачастую представляют в своих работах только выводы, конечный этап своих рассуждений. До сих пор не ясно, в чем именно заключалось переосмысление православно-византийских традиций на Руси, имела ли место эволюция взглядов русских книжников или же представления о «царской» власти были взяты ими в готовом виде и не претерпели существенных изменений. Если эволюция взглядов русских книжников о сущности и характере «царской» власти имела место, то с какими историческими явлениями и событиями она была связана, а также о каких этапах эволюции этих представлений может идти речь. Не закрыт вопрос и об общественных движениях конца XV – первой трети XVI вв. Дискуссионным остается сюжет о сущности и характере религиозно-политической борьбы этого времени, в связи с чем возникает вопрос о позиции московских книжников в отношении проводимого московским правительством курса централизации государственного управления и становления монархической формы правления. В исторической литературе выглядят неубедительными редкие попытки реконструкции учения о «царской» власти тех или иных русских книжников. Зачастую исследователи не использовали всей полноты источникового материала, кроме того, на умозаключения историков влияла их политическая ангажированность или цензура. В литературе остается открытым вопрос о позиции Церкви и государства в отношении развития церковно-государственных отношений как основы общественно-политического созидания.

     В целом, несмотря на определенные успехи, достигнутые в решении проблемы, ее изучение в публикациях современных авторов далеко от завершения. Отсутствие до сих пор специальных обобщающих трудов по проблемам генезиса и эволюции представлений русских книжников о «царской» власти, недостаточная изученность многих важных вопросов, стремление исследователей воздержаться от теоретических обобщений, наличие в литературе спорных точек зрения – все это свидетельствует о необходимости дальнейшей разработки указанной темы.