История формирования идеи царской власти на Руси

     В первом направлении формулировалось  то значение «царского» титула московских князей, в каком их хотели представить в Москве на международной арене в зависимости от тех или иных церковно-религиозных и политических событий. Постепенно увеличивалось количество сфер приложения и расширялось значение «царского» титула московских князей: от довольно узкого значения «царского» титула (в середине XV в.) московских князей в качестве защитников и покровителей православия русских земель, бытовавшего преимущественно в церковно-религиозной литературе панегирического характера, к значению московского государя, «царя» в качестве единого, суверенного религиозно-политического главы всего православного населения русских земель, единственного легитимного государя, представляющего Русь в международных отношениях, покровителя и защитника русской Церкви (в 70 – 80-х гг. XV в.). С этого времени «царский» титул русских князей, помимо церковно-религиозной сферы, стал употребляться в церковно-политической и дипломатической сферах.

     После признания в конце 80-х гг. XV в. «царского» титула московских князей в дипломатической переписке с Максимилианом, будущим императором Священной Римской империи, в 90-х гг. XV в. московским митрополитом был озвучен тезис о великой роли Москвы – московского князя (московского государства) и русской Церкви – в судьбах вселенского православия. В XVI в. размышления на эту тему породили историософскую и историко-легендарную теории, обосновывавшие, с одной стороны, «царский» титул московских князей, с другой – автокефалию русской Церкви, называя Московское государство  «царством». Благодаря этому Московское государство получило идеологические основы для решения дипломатических, политических и церковно-религиозных задач. Формировался образ мировой державы.

     Во  втором направлении значение «царского» титула московских князей эволюционировало от признания иерархами русской Церкви великого княжения «богодарованным» только московским государям (середина XV в.) к провозглашению московского князя «божьим слугой», «своим господином» «христианским Господарем Русским», не подчиняться которому означает «Божью повелению противится» (70-е гг. XV в.). Следующий этап формирования представлений о «царской» власти происходит в рамках публицистического обсуждения характера, пределов и прерогатив «царской» власти (90-е гг. XV в. – первая треть XVI в.), где авторы единогласно признавали, что единовластие (монархия) является наилучшей формой государственного устройства, но полемизировали в отношении пределов «царской» власти. Титул «царя» начинает фигурировать в общественно-политической, идеологической и государственной сферах.

     В целом следует говорить о том, что ни один автор второй половины XV – первой трети XVI вв. не представлял «царскую» власть совершенно неограниченной. С другой стороны, русские книжники видели единовластие единственной формой управления государства, противопоставляя его произволу боярско-княжеского многовластия. Объявляя государя гарантом «правды» и «нелицеприятного суда», книжники порой не всегда осознанно фактически создавали предпосылки для формирования неограниченной власти монарха. Поскольку, являясь гарантом «правды» (т.е. гарантом соответствия политической и судебной практики законодательным нормам), государь, чья воля в силу данной обязанности представлялась выше любого закона, определял ее содержание и характер.

     Следует отметить, что источником для формирования учения о «царской» власти на Руси послужили православно-византийские традиции в том виде, в каком  они нашли отражение в Кормчей, «Пчеле» и т.д. Учение о «царской» власти на Руси отличалось от аналогичного учения в Византии рядом черт, из которых следует выделить две наиболее существенные. Суть первой заключается в том, что на Руси в значительно большей степени делался акцент на принципах симфонии церковной и государственной властей, суть второй – в том, что на Руси «царскую» власть представляли ограниченной большим количеством пределов, начиная морально-нравственными и заканчивая неповиновением церковных властей или даже подданных. Возможно, эти пункты отличий обусловлены историческими реалиями. Если в Византии уже сформировавшийся институт императорской власти довлел над формирующейся церковно-общественной организацией христианства, то на Руси власть московских князей начинает возвышаться с того момента, когда Церковь поддержала московских государей.