Историко-правовой анализ новгородских берестяных грамот XI-XV веков

Изначально имущественные права в совокупности принадлежали всем членам семьи или рода. В случае смерти одного из них не порождала какого бы то ни было правопреемства, перехода права, а лишь меняла порядок получения наследства. Появление Русской Правды ознаменовало собой начало первого периода в развитии наследственного права на  Руси.

Наследство в Русской Правде носит название «статка» или «задницы», то есть того, что оставляет за собой отправляющийся в мир иной5. Памятник, перечисляя вещи переходящие к наследникам, упоминает в основном движимое имущество: дом, двор, товар, рабов, скот. О землях не говорится ни слова. В главном, наследование по завещанию не отличается от наследования по закону или обычаю. В завещании позволялось назначение наследниками только тех лиц, которые в любом случае вступили бы в обладание имуществом. Если «кто умрет без ряду» (без завещания), то его имущество наследуют исключительно члены семьи и только они.

  Русская Правда говорит лишь о наследовании после родителей. После отца наследуют дети от законной супруги. Из детей сыновья исключают дочерей, которые вступают в наследство только при отсутствии первых. Наследство делится между детьми в равном количестве, без преимуществ старшинства - именно отсутствие принципа первородства обращает на себя внимание.

5. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права - М.: «СПАРК», 1995. С.469

Часто случалось, что  к моменту вступления завещания в законную силу, старшие братья уже обзаводились собственным хозяйством, тогда большая часть переходила ее младшим членам.

Что же касается наследственного права в данном исследовании, то единственное упоминание о нем встречается в грамоте 818.

Грамота 818 (1160–1180)

Перевод: «У Песковны 5 кун и гривна. У Фимы 5 кун. У Завида 5 гривен. В туле (в тайнике) 4 гривны серебра. Всё это я даю брату»

Вероятнее всего, это черновик завещания. Если исходной формой было тулъ, то мыслимы две возможности: а) деньги на черный день в самом деле могли иногда прятать в пустой колчан он подходит для этой цели примерно в той же степени, что и сакраментальный чулок нашего времени; б) слово тулъ имело также и более общее значение того же типа, что у отмеченного Далем диалектного тула (скрытное, недоступное место).

Характерной чертой грамоты является отступление от формы завещания, которую принято было считать традиционной. Отсутствует обращение к Богу, как к высшему мерилу справедливости; не упомянут душеприказчик и участие священнослужителя.

Берестяная грамота 818 является примером наследования по ряду.  Грамота выделяется тем, что наследство переходит по боковой линии, что как принято считать, невозможно для данного времени. Предполагаемой причиной такого рода завещания может быть отсутствие у автора более близких родственников. Все это свидетельствует о возможности отступления от норм писаного права, руководствуясь в схожих ситуациях нормами обычного. Так же, следует заметить и возрастание значения субъективной воли наследодателя.

 

Иммунитет и патронат

Сведения об иммунитете и патронате в данной главе, прежде всего основаны на работе Юшкова В.С. Общественно политический строй и право Киевского государства. Развитие данных институтов было весьма дискуссионным, но автор доказывает, что иммунитет и патронат возник в XI—XII вв.,  носил слабо выраженный и неразвитой характер и, следовательно, объем защищаемых им прав был не так широк, как впоследствии.

В средневековой Руси под иммунитетом подразумевались привилегии крупных землевладельцев, заключавшиеся в правах самостоятельного управления населением своей вотчины, сбора государственных податей и осуществления суда. Примером его проявления является грамота 1060 (2/2 XII века):

«…я ходил к роте…грамоту послал, а ты мне не присылаешь денег- семи гривен и 17 резан. Получив  у меня месячное, отдай госпоже».

Можно предположить, что речь идет о помесячной дани, которую автор письма собрал для госпожи ( или которую он сам должен выплачивать госпоже).

В грамоте 1059 ( 2/2 XII века) упоминается почестье – почетный дар господину, требуемый обычаем в определенных ситуациях.

« От Перенега к Голчану. Возьми почестье, как ты условился со мной. Всади же в ладью его [посланного с почестьем] для отправки сюда. Сколько возьмут за перевоз, дам я».

 Патронат же  возник еще в Киевской Руси.  Так, например, было указано, что князья осуществляли патронат средствами так называемой специальной княжеской опеки над значительным кругом людей, связанных с княжеской администрацией или с княжеским хозяйством. Все люди, пользовавшиеся патронатом, с одной стороны, подлежали личной княжеской юрисдикции, а с другой — их личность, имущество и свобода охранялись усиленными наказаниями. Подтверждение данного предположения можно найти в берестяной грамоте 850 (1140-1160):

Перевод: "Поклон от Борза, Путьши и всей дружины Петроку. Вот ты дал нам землю ... (далее упомянут князь Святополк); а теперь ... (вероятно, следовало сообщение о том, что некто пытается эту землю отнять).

 Из обрывков фраз на обороте можно понять, что авторы просят Петрока подтвердить их права.

В данном случае в круг опеки попадает княжеская дружина. К сожалению, из-за лакуны в конце 2-й строки внутренней стороны остается неясной роль Святополка в этом конфликте. В частности, можно предположить, что, давая дружине землю, Петрок действовал от имени Святополка или Святополк эту раздачу земли каким-то образом санкционировал. Святополк княжил в Новгороде в 1142-1148 гг., пока он не был выведен злобы его ради, как сказано в НПЛ (л. 25 об.). Действующий князь всегда именуется в берестяных грамотах просто князем, без имени. Поскольку Святополк назван здесь по имени, следует полагать, что грамота написана уже после его изгнания - скорее всего в ближайшее время после этого события, когда в связи со сменой князя появились новые претенденты на землю. Таким образом, грамота № 850 получает весьма узкую датировку - 1148 г. или немногим позже.

В общем, под исследование иммунитета и патроната попали грамоты - 789, 910, 952, 958, 959, 863, 900, 831, 834, 850, 851, 890, 794, 798, 812, 788, 1059, 1060, 1057.  Подводя  итог, следует сказать о неразрывной связи иммунитета и патроната с собственностью на землю.

 

 

Преступление и наказание

Рассмотренным мною в работе периодом будет период связанный с действием Русской Правды, которая  охватывает собою время от начала XI в. до конца XIII в. Тем не менее, необходимо пользоваться памятниками всей этой эпохи в совокупности.

Термин «п р е с т у п л е н и е» хотя и известен был в эпоху Русской Правды (в переводной литературе с греческого языка), но в самой Русской

Правде не употреблялся, ибо ей чуждо то понятие о преступлении, которое

выражается этим термином, т. е. нарушение закона. Термин, употребляемый Русской Правдой, есть обида. В такой формулировке можно усмотреть частноправный характер преступления, так как подразумевается, что обида – направленность преступлений против личных и имущественных прав частных лиц и группы лиц. Тем не менее, сама Русская Правда «штраф» за обиду приписывает выплачивать не в пользу потерпевшего, а в пользу общественной власти.

В Русской Правде отражены только два вида преступлений: против личности (убийство, телесные повреждения, оскорбления, побои) и собственности (разбой, кража, нарушение земельных границ, незаконное пользование чужим имуществом). В работе это отражено в грамотах 959, 855, 952 и 954, 907, 776 соответственно. Сопоставив данные виды преступлений с существующими преступлениями в Русской Правде, становится ясно, что наблюдаемая правоприменительная практика расширяет понимание существующих норм и вовлекает обычное право. Еще одной особенностью рассмотренных грамот является частое упоминание о включенности в процесс полномочных лиц.

Начиная говорить о преступлениях против личности, стоит упомянуть грамоту 959  (1090-е).

От Станигостя к Олуче. Вот ты конфисковал у меня кобылу, а я в этом не виноват. А сказывал (на меня худо? про табун?) Жиронежко; оштрафуй же (его) на три гривны’.

Жиронежко донес административному лицу Олуче, что Станигостъ что-то противоправное с табуном лошадей. За это Олуча конфисковал у Станигостя кобылу. Станигостъ заявляет в своей грамоте, что он не виноват, и требует от Олучи наказать клеветника штрафом. В данной ситуации мы можем наблюдать ситуацию, связанную с обращением к норме ст. 67 Русской Правды VI редакции6, которая предусматривала проверку показаний на лжесвидетельство (поклеп).

Норма ст. 68  Русской Правды Пространной редакции нашла отражение в грамоте 855 (1140–1160): «Если кто у кого выбьет зуб, так что кровь будет видна во рту, а очевидцы подтвердят, то взыскать с обидчика 12 гривен штрафа (в пользу князя) да за выбитый зуб пострадавшему гривну».

Содержание: Дело об избиении и выбитом зубе.

... [следовало  бы ехать] ныне в город, но не  позволяет дьяк. А выбит зуб. Нежатиничевы  отроки били их шестерых. А [что  касается денег на] лечение, то я выплачу им'

Стоит отметить, что грамота не упоминает о выплате штрафа в пользу князя. Возможна версия, что подобные вопросы могли решаться во внесудебном порядке, обходя нормативно-правовой источник. Предположительно, что деньги на лечение не являются гривной пострадавшему, а скорее способ примирения сторон.

Одна из особенностей уголовного права по Руссской Правде - яркая классовая природа древнерусского права при анализе объекта преступного посягательства. Ответственность резко различается в зависимости от социальной принадлежности потерпевшего.

 

6.  Юшков С.В. Русская  Правда. Происхождение, источники и ее значение./ Под ред. О.И. Чистякова.  М., Зерцало-М 2002. С. 62.

Так, за убийство основной массы свободных людей платится вира в 40 гривен. Жизнь представителей верхушки феодалов оценивается двойной вирой в 80 гривен. Жизнь же зависимых людей оценивается в 12 и 5 гривен, которые даже не называются вирой.

 Грамота  952 (1140–1160)  упоминает виру суммой в четыреста гривен, что не вписывается в рамки норм Русской Правды. Можно предположить, что такая сумма появляется в виду знатности убитого и нескольких замешанных в этом людей. Но, даже принимая все эти условия во внимание, сложно представить соответствие преступления данной сумме. Другой характерной чертой грамоты является коллективная ответственность за преступление упомянутого Фомы.

«От Радка к отцу. Товарец я послал в Смоленск. А Путилу-то убили, а нас с Вячешкой за вину Фомы хотят арестовать, говоря: «Заплатите четыреста гривен, или же Фому подайте сюда; а коли не так, посадим вас в тюрьму!» Кланяюсь тебе’. Второе письмо: ‘Поклон от Вячешки к Лазорю. Я послал привычного к навьючиванью коня; а сам [все] сделал вовремя (или: а сам поспел (туда-то), готов и т. п.)»

 

Грамоту 954 (1100–1120) можно считать одним из источников, фиксирующих преступления против собственности. Особую значимость данной грамоте придает характер совершаемого преступления, а именно – насылание порчи на животных домашних хозяйств.

Перевод: ‘Грамота от Жирочка и Тешка Вдовину. Скажи Шильцу: «Зачем ты насылаешь порчу на (менее вер.: насилуешь) чужих свиней? [Об этом] донесла Ноздрька. Ты осрамил весь Людин конец: с Торговой стороны [пришла] грамота, она была о конях, с которыми ты сделал то же самое»’.

 

Грамота 907  (1100–1120)  является крайне сжатым и поэтому трудным для интерпретации посланием, которое можно понимать только как не первое звено в некотором обмене информацией. Сообщение касается широкого круга лиц, замешанных в преступлении против собственности.

Содержание: Письмо к посаднику Гюряте — От Тука к Гюряте (расследование дела о краже).

Грамота от Тука к Гюряте. Крали-то братнины холопы, [крали] у брата. А теперь он (хозяин дома), сговорившись с родственниками, свалил [всё] на эту кражу, вместо [того, чтобы объявить] о той краже. А у него (в его ведомстве) действительно украдено, ан ведь он взял (за свое молчание) у Иванкова смерда три гривны, а кражу княжеского имущества скрыл'

Перед нами отчет административного лица, посланного на расследование преступления, перед главой администрации очевидно, посадником. Пример такого отчета среди берестяных грамот в предыдущем исследовании уже есть: это грамота № 247 (XI в.), к сожалению, фрагментированная, автор которой сообщает, что заявление о взломе и грабеже оказалось ложным, и требует наказать обвинителя.

Можно предложить следующую версию событий. Не названное по имени лицо (Х), о котором в грамоте говорится просто он, чиновник, в ведении которого находится какое-то княжеское (т. е. государственное)

имущество. Иванков смерд украл нечто из этого имущества. Х это знал, но не объявил, взяв за свое молчание с Иванкова смерда три гривны. О недостаче через какое-то время всё же стало известно, и посадник поручил расследование этого дела Туку. А в доме Х-а незадолго до этого случилась кража: у Х-ова брата что-то украли его собственные холопы. Тогда Х решил списать недостачу за счет именно этой кражи. Поскольку были необходимы свидетели того, что именно пропало, Х сговорился с родственниками об их лжесвидетельстве в его пользу. Умелый следователь Тук смог всё это распутать и посылает посаднику свой лаконичный отчет  грамоту № 907.

Чрезвычайно ценно то, что адресат грамоты практически надежно отождествляется с посадником Гюрятой (отцом посадника Мирослава Гюрятинича и дедом посадника Якуна Мирославича). При этом, судя по содержанию грамоты, в момент ее написания Гюрята находился именно в данной должности. Точных дат посадничества Гюряты летопись, к сожалению, не дает: Гюрята относится к той ранней части новгородской истории, от которой до нас дошел лишь простой перечень посадников. По примерному расчету лет Гюрята должен был посадничать в какой-то момент между концом XI в. и началом 1110-х годов. Посадник Гюрята с высокой вероятностью отождествляется также с новгородцем Гюрятой Роговичем, со слов которого летописец Нестор передает в Повести временных лет (под 1096 г.) красочный рассказ о народах северного Урала. Беседа Нестора с Гюрятой состоялась, как можно заключить из сообщения Нестора, в 1114 г. Иванко, косвенно упомянутый в грамоте, вероятно, будущий посадник Иванко Павлович.

Данный источник является очень ценным, благодаря широкому кругу упомянутых административных лиц.