Возрождение во Франции

Своим романом Рабле чрезвычайно расширил и углубил доступные в ту пору формы художественного реализма. «Гаргантюа и   Пантагрюэль» — самое  демократическое   и   острое   по   мысли произведение французского Возрождения.

Рабле — большой художник слова, один из величайших масте¬ров описаний, живого диалога, портретирования. Он очень много сделал для развития французского языка. Как гуманист, он вносил в него множество античных элементов; однако, предвосхищая тео¬рии «Плеяды», Рабле проповедовал в этом отношении умеренность и в эпизоде с «лимузинским школяром» жестоко расправился с «обдирателями латыни», коверкавшими французский язык. С другой стороны, Рабле весьма обогатил французский язык элементами на¬родной речи и областными словами и выражениями, в особенности, конечно, туренскими.

Рабле не создал литературной школы и почти не имел прямых подражателей, но влияние его на последующую литературу огромно. Из крупных французских писателей, на  которых гротескный и гуманистический юмор Рабле оказал заметное воздействие, можно назвать Мольера (воспроизведшего мотивы Рабле в нескольких своих пьесах) и Лафонтена (стихотворные «Сказки»). Следует назвать имена Лесажа, Воль¬тера (например, «Кандид»), Бальзака («Озорные рассказы» которого стилистически — прямое подражание Рабле).  Из новейших писателей — А. Франса (некоторые рассказы) и Р. Роллана («Кола Брюньон»), За пределами Франции влияние Рабле всего заметнее в произведе¬ниях Свифта и Жан-Поля Рихтера.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

«ПЛЕЯДА»

1

Середина 1530-х годов характеризуется для всей Европы наступ¬лением реакции. Это движение, обычно именуемое контрреформа¬цией, находится в тесной связи с активизацией всех феодальных сил, напуганных народными восстаниями и брожением револю¬ционных идей в первой половине XVI в. Около этого времени на¬чинается рефеодализация Италии, а в других странах крепнущий абсолютизм принимает все более отчетливые очертания диктатуры дворянства. При таких условиях и во Франции дворянство, играв¬шее там уже и в первой половине века преобладающую роль в умственном и литературном движении, теперь почти полностью бе¬рет в свои руки   культурную  и  художественную  жизнь  страны.

В этой обстановке в середине XVI в. развивается деятельность «Плеяды», представляющей собой одно из крупнейших явлений французского Возрождения. [353] [354 ― илл.]

В конце 1540-х годов возник литературный кружок, состоявший из нескольких молодых образованных дворян, энтузиастов, мечтав¬ших о реформе французского поэтического языка и о создании но¬вой, гуманистической по своему характеру и вместе с тем вполне национальной поэзии. Сначала этот кружок именовался «Брига¬дой», но затем по числу его членов стал обозначаться именем со¬звездия из семи звезд — «Плеядой». Руководителем и общим учи¬телем группы юных поэтов был знаток древних языков и литера¬тур Дора, но вскоре истинными вождями ее сделались Пьер де Ронсар (Pierre de Ronsard, 1524—1585) и Жоашен (т.е. Иоа¬хим) дю Белле (Joachim du Bellay, 1522—1560). В 1549 г. вышел в свет манифест этой новой поэтической школы — «Защита и прославление французского языка», составленный дю Белле, но вдох¬новленный в значительной степени Ронсаром.

Произведение это состоит из двух частей: первая посвящена проблеме поэтического языка, вторая — теории поэзии. Первая часть начинается с протеста против мнения некоторых лиц, будто бы французский язык — язык «варварский», не приспособленный для изложения на нем тонких мыслей и высоких предметов так, как это можно сделать на языке греческом или латинском. Правда, предки нынешних французов больше заботились о делах, нежели о словесном их выражении, и потому мало думали о развитии свое¬го языка. Однако сам по себе французский язык достаточно гибок, благозвучен и силен: надо только обогатить его и облагородить.

Автор напоминает о том, что некогда языки греческий и латинский были также грубыми и что они достигли совершенства лишь в ре¬зультате длительного упражнения; в частности, латинский язык вполне развился лишь благодаря долгой учебе у греческого. Такой же путь должен проделать и французский язык.

Лучшее средство его обогащения и возвышения — заимствование из древних языков целого ряда слов и оборотов речи. Но заимствования должны про¬изводиться с разбором и разумно, в соответствии с духом родного языка — так, чтобы они казались «не принятыми извне, но проросшими естественно». Дю Белле строго осуждает тех «подражателей, которые не проникают в самые скрытые и внутренние стороны ав¬тора, взятого за образец, но сообразуются только с первым впечат¬лением и, забавляясь красотой слов, упускают из виду силу вещей». К тому же источником обогащения французского языка должна быть не только античность, но и язык ремесленников, моряков, ху¬дожников, диалекты, словообразование и т. п. Обращение к древно¬сти имеет своей задачей извлечь из нее все, что возможно, а затем преодолеть ее и отбросить, чтобы перейти целиком на соб¬ственный, родной язык.

Вторая часть трактата начинается с утверждения высокого пред¬ставления о поэте и его миссии. Поэт, по мнению дю Белле, не просто забавник или виртуоз, а тот, кто «заставляет меня негодо¬вать, успокаиваться, радоваться, огорчаться, любить, ненавидеть, любоваться, удивляться,— словом, кто будет направлять, как узда, мои впечатления и влечь меня по своему произволу». [355]

Позже Ронсар, следуя античной традиции, будет называть поэта «жрецом» или «пророком». Поэтом надо родиться. Но одного природного дарования мало: его нужно развивать работой над собой и упраж¬нением. Лучшая школа для поэта — античность. И здесь повторяет¬ся та же самая мысль, которая высказана была относительно язы¬ка: нужно учиться у древности для того, чтобы преодолеть ее и выйти на путь самобытного, вполне национального творчества. Не следует переводить древних авторов, так как это означает пол¬ное подчинение себя им, но надо подражать им с разбором и тол¬ком.

Дю Белле убеждает поэтов бросить старые, средневековые формы, бывшие в широком употреблении в тогдашней придворной поэзии,— баллады, рондо, вирле и т. п.,— и писать эпиграммы, эле¬гии, оды, сатиры. И делать это по образцу латинских поэтов, таких мастеров в этих жанрах, как Овидий, Гораций, Катулл, Марциал. А также писать со¬неты в подражание Петрарке и Саннадзаро, трагедии и комедии, следуя знаменитым древним образцам, наконец, героические поэмы в манере Гомера, Вергилия и Ариосто. Характерна здесь примесь итальянских имен к греческим и латинским, свидетельствующая о том, что античность нередко доходила до французов сквозь приз¬му итальянского Возрождения.

Кроме замечаний об особенностях отдельных жанров и форм, мы находим у дю Белле учение о двух стилях — высоком, который подобает трагедии, оде и эпической поэме, и низком, свойственном фарсу и комедии. Дю Белле дает также ряд указаний по стихосло¬жению. Он предостерегает против попыток перенесения во фран¬цузскую поэзию античной метрики. От рифмы, которую он назы¬вает «жестоким, но необходимым тюремщиком», он требует чистоты и легкости. Словом, в трактате затронуты все важнейшие вопросы, относящиеся к теории и практике поэтического творче¬ства.

Новая школа натолкнулась на некоторое противодействие, осо¬бенно со стороны придворных поэтов, но вскоре, после вмешатель¬ства Генриха II, высказавшегося в ее пользу, она одержала побе-ду и при дворе. Это покровительство короля имело также и неблагоприятные последствия для творчества молодых поэтов, несколько связав и ограничив его. По существу же, торжество, новым идеям было обеспечено гениальным творчеством Ронсара

2

Принадлежавший к знатной дворянской семье, Ронсар десяти¬летним мальчиком был назначен пажом при сыновьях короля. Позже он состоял на службе у других членов королевского дома, а подросши участвовал в разных дипломатических миссиях, что да¬ло ему возможность побывать в Шотландии, Германии, Италии и других странах Европы. Поразившая Ронсара в восемнадцатилетнем возрасте почти полная глухота прервала его карьеру. Он на не¬сколько лет отдался изучению наук и поэзии, и через год после вы¬хода   в   свет   «Защиты   и   прославления   французского   языка» дебютирует в качестве поэта пер¬вым сборником «Оды» (1550). [356]

Вскоре пришла слава, не покидав¬шая Ронсара до конца жизни. На¬чиная с этого времени жизнь поэта не богата внешними событиями. Принятый при дворе, имея право разговаривать с французскими королями как равный с равными, он пользовался широким при¬знанием и за пределами своей родины. Иностранные князья и государи осыпали его знаками дружбы и уважения. Во Франции целых полвека, до начала XVII столетия, Ронсар считался непре¬взойденным мастером поэзии и учителем новых поколений поэтов. В творчестве Ронсара можно различить несколько периодов.

Первое десятилетие (1550—1560) I — период борьбы за новые жанры и новый стиль. В эту пору Рон¬сар создал свои наиболее яркие и прославленные произведения.

Он начал с од, в которых предпри¬нял смелую попытку пересадить на французскую почву форму древнегреческой, пиндаровской оды, включая ее структуру (строфа, антистрофа и эпод), фразеологию, мифологическую образность и патетический тон. Целью Ронсара было героизировать современ¬ную ему Францию, прославить абсолютизм как выражение нацио¬нального единства. Однако характерная для времен Пиндара нераз¬витость общественных отношений, когда личность еще не выделя¬лась из коллектива и герой-победитель на олимпийских играх воспринимался как воплощение своего родного города, иначе гово¬ря народа, совершенно не соответствовала общественным условиям Франции XVI в. Поэтому попытка Ронсара, как явно искусствен¬ная, была заранее обречена на неудачу.

Ронсар сам это почувство¬вал и вскоре перешел к другому типу од, вдохновленных Горацием и посвященных преимущественно воспеванию радостей сельской жизни. Одновременно Ронсар начал культивировать любовную по¬эзию (сборники «Любовь к Кассандре», «Любовь к Марии»), поль¬зуясь по преимуществу формой сонета, которую он разработал до совершенства. Здесь вначале у Ронсара чувствуется сильное влияние Петрарки, от которого он постепенно освободился, найдя вполне самостоятельный тон, гораздо более чувственный и реалистиче¬ский, чем у итальянского поэта и его подражателей. [357]

Во второй период (1560—1572) Ронсар становится в значитель¬ной степени придворным поэтом. Он сочиняет в большом количестве мадригалы, эпиграммы, изящные маленькие стихотворения на случай, которые он раньше осуждал. В то же время он работает над огромной национальной эпопеей «Франсиада», оставшейся не¬законченной (из задуманных двадцати четырех песен осуществлены были только четыре). В основе поэмы лежит весьма распространен¬ная в средние века ученая легенда о происхождении современных европейских наций и государств от древних троянцев, считавшихся носителями высшей доблести.

Баснословная история сына Гектора, Франка, спасшегося после разрушения Трои и обосновавшегося во Франции, должна была служить прологом к истории его потом¬ков — французских королей, величие которых отождествлялось в ту пору Ронсаром с величием французского народа.

В этой поэме, в которой Ронсар подражал Гомеру и Вергилию, он впал в ту же ошибку, что и в своих пиндарических одах: современные ему усло¬вия были слишком несходны с теми, в которых слагались античные эпопеи. К тому же сюжет, избранный Ронсаром, так же как и форма его по¬эмы, был лишен всяких подлинно народных черт, необходимых для создания высокой национальной поэзии с народно-героической те¬матикой. Ронсар не мог этого не почувствовать, и это явилось причиной того, что после смерти Карла IX, который был почти офи¬циальным «заказчиком» поэмы, Ронсар прекратил работу над ней.

Наряду, однако, с этой наименее ценной официозно-придворной полосой в творчестве Ронсар пишет свои замечательные по глубине чувства «Элегии», а также серию стихотворных «Рассуждений» на политические темы, в которых проявляет большое душевное благо¬родство и независимость мысли.

В третий, последний период (после 1572 г.) Ронсар разочаровы¬вается в королевском дворе и уходит целиком в мир личной жизни. К этим годам относится такой поэтический шедевр его, как сбор¬ник «Сонетов к Елене» — песни трогательной поздней любви, пол¬ные сдержанности и платонизма, но вместе с тем живой затаенной страсти.

Несмотря на многообразие и изменчивость творчества Ронсара, оно обладает большим внутренним единством. Общая черта его — светлое, эпикурейское восприятие жизни. Ронсар, а также и другие члены «Плеяды» наслаждаются благами и преимуществами, ко¬торые доставило им Возрождение, — уничтожением стеснительных запретов и ограничений, чувственным упоением жизнью, ум¬ственными и художественными сокровищами, ставшими им впервые доступными. Жизнь представляется Ронсару в виде ро¬скошного сада, полного прекрасных цветов и плодов.

Ронсар — один из величайших певцов любви, для изображения которой он обладает более разнообразными и богатыми средства¬ми, чем Петрарка. Мы находим у него огромное количество оттен¬ков чувства, переходов, ситуаций, деталей обстановки. У Ронсара любовь всегда материальная, но вместе с тем нежная и одухотво¬ренная, как и образ любимой женщины. Кроме любви, Ронсар воспевает также вино, пирушки и другие чувственные радости жизни. [358]

В одном из своих стихотворений он восклицает: «Будь проклят, кто не знал пиров!» Но не в меньшей степени ценит Ронсар ум¬ственные наслаждения. «Хочу три дня мечтать, читая Илиаду» — так начинается один из его сонетов. В небольшой поэме «Бла¬женные острова» он мечтает о том, чтобы удалиться с друзьями в сказочное уединение и проводить там время в беседах и чтении римских поэтов.

Ронсар чрезвычайно чувствителен к удовольствиям сельской жизни и красотам природы, которую он описывает с большой проникновенностью. Природа для него — источник жиз¬ни и великая наставница. Как и возлюбленная, природа в понима¬нии Ронсара не только полна чувственной прелести, но и одухотво¬рена. Следуя античным поэтам, он населяет ее мифическими существами, которые являются воплощением ее творческих сил.

Полный языческого чувства жизни, Ронсар со спокойствием взирает на неизбежную смерть. Задача человека — выпить чашу радости до дна. Горациевский мотив «Лови мгновенье!» постоянно зву¬чит в поэзии Ронсара. В стихотворении о едва расцветшей и уже готовой увянуть розе поэт призывает:

Пока играет жизнь под сенью