Бал в жизни русского общества и его отражение в литературе XIX века

 

                                   

 
 

К. Н. Батюшков

                                                     «Бал»

Когда трепещут эти звуки 
И дразнит ноющий смычок, 
Слагая на коленях руки, 
Сажусь в забытый уголок. 
 
И, как зари румянец дальный 
Иль дней былых немая речь, 
Меня пленяет вихорь бальный 
И шевелит мерцанье свеч. 
 
О, как, ничем неукротимо, 
Уносит к юности былой 
Вблизи порхающее мимо 
Круженье пары молодой! 
 
Чего хочу? Иль, может статься, 
Бывалой жизнию дыша, 
В чужой восторг переселяться 
Заране учится душа? 
 
< 1857 >

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Д.В. Давыдов

«Записка, посланная на бале»

Тебе легко - ты весела, 
Ты радостна как утро Мая, - 
Ты резвишься, не вспоминая, 
Какую клятву мне дала... 
Ты права... Как от упоенья, 
В чаду кадильниц, не забыть 
Обет, который, может быть, 
Ты бросила от нетерпенья. 
А я? - Я жалуюсь безжалостной судьбе; 
Я плачу, как дитя, приникнув к изголовью, 
Мечусь по ложу сна, терзаемый любовью, 
И мыслью о тебе... и об одной тебе!

(1834) 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                    Евгений Баратынский

                                      «Бал» 

Глухая полночь. Строем длинным,

Осеребренные  луной,

Стоят кареты на Тверской

Пред домом  пышным  и старинным.

Пылает тысячью  огней

Обширный  зал; с высоких хоров

Ревут смычки; толпа гостей;

Гул танца  с гулом разговоров.

В роскошных  перьях и цветах,

С улыбкой  мертвой на устах,

Обыкновенной  рамой бала,

Старушки  светские сидят

И на блестящий  вихорь зала

С тупым вниманием  глядят. 

Кружатся  дамы молодые,

Не чувствуют  себя самих;

Драгими камнями  у них

Горят уборы  головные;

По их плечам полунагим

Златые локоны летают;

Одежды  легкие, как дым,

Их легкий стан обозначают.

Вокруг пленительных харит

И суетится и  кипит

Толпа поклонников  ревнивых;

Толкует, ловит  каждый взгляд;

Шутя  несчастных и счастливых

Вертушки  милые  творят.

В движенье все. Горя добиться

Вниманья  лестного красы,

Гусар крутит свои усы,

Писатель  чопорно острится,

И оба правы: говорят,

Что в то же время можно дамам,

Меняя  слева  взгляд на взгляд,

Смеяться  справа эпиграммам.

Меж  тем  и в лентах и в звездах,

Порою  с  картами в руках,

Выходят важные  бояры,

Встав из-за ломберных  столов,

Взглянуть на мчащиеся пары

Под гул порывистый смычков. 

Но гости  глухо зашумели,

Вся зала шепотом  полна:

"Домой  уехала она!

Вдруг стало  дурно ей". - "Ужели?"

"В кадрили  весело вертясь,

Вдруг помертвела!" - "Что причиной?

Ах, боже мой! Скажите, князь,

Скажите, что  с княгиней Ниной,

Женою  вашею?" - "Бог весть,

Мигрень, конечно!.. В сюрах шесть".

"Что с  ней, кузина? танцевали

Вы в ближней  паре, видел я?

В кругу пристойном не всегда ли

Она как будто  не своя?" 

Злословье правду говорило.

В Москве меж  умниц и меж дур

Моей княгине  чересчур

Слыть Пенелопой  трудно было.

Презренья к  мнению полна,

Над добродетелию женской

Не насмехается  ль она,

Как над ужимкой  деревенской?

Кого в  свой дом она манит,

Не записных ли волокит,

Не новичков ли миловидных?

Не утомлен  ли слух людей

Молвой побед  ее бесстыдных

И соблазнительных  связей? 

Но как  влекла к себе всесильно

Ее живая  красота!

Чьи непорочные уста

Так улыбалися  умильно!

Какая бы Людмила  ей,

Смирясь, лучей  благочестивых

Своих лазоревых  очей

И свежести ланит  стыдливых

Не отдала бы сей же час

За яркий  глянец черных глаз,

Облитых влагой сладострастной,

За пламя  жаркое ланит?

Какая фее  самовластной

Не уступила б из харит? 

Как в близких  сердцу разговорах

Была пленительна  она!

Как угодительно-нежна!

Какая ласковость во взорах

У ней сияла! Но порой,

Ревнивым  гневом пламенея,

Как зла в  словах, страшна собой,

Являлась  новая Медея!

Какие слезы  из очей

Потом катилися у ней!

Терзая душу, проливали

В нее томленье слезы те;

Кто б не отер их у печали,

Кто б не оставил красоте? 

Страшись  прелестницы опасной,

Не подходи: обведена

Волшебным  очерком она;

Кругом ее заразы страстной

Исполнен  воздух! Жалок тот,

Кто в сладкий  чад его вступает, -

Ладью пловца водоворот

Так на погибель увлекает!

Беги ее: нет  сердца в ней!

Страшися  вкрадчивых речей

Одуревающей  приманки;

Влюбленных  взглядов не лови:

В ней жар  упившейся вакханки,

Горячки жар - не жар любви. 

Так, не сочувствия прямого

Могуществом увлечена -

На грудь  роскошную она

Звала счастливца молодого;

Он пересоздан был на миг

Ее живым  воображеньем;

Ей своенравный  зрелся лик,

Она ласкала  с упоеньем

Одно видение  свое.

И гасла вдруг  мечта ее:

Она вдалась  в обман досадный,

Ее прельститель ей смешон,

И средь толпы  Лаисе хладной

Уж неприметен будет он. 

В часы томительные  ночи,

Утех естественных чужда,

Так чародейка  иногда

Себе волшебством  тешит очи:

Над ней слились  из облаков

Великолепные  чертоги;

Она на троне  из цветов,

Ей угождают полубоги.

На миг  один восхищена

Живым  видением она;

Но в ум приходит с изумленьем,

Смеется сердца забытью

И с тьмой  сливает мановеньем

Мечту блестящую  свою. 

Чей  образ  кисть нарисовала?

Увы!  те дни  уж далеко,

Когда княгиня  так легко

Воспламенялась, остывала!

Когда, питомице прямой

И  Эпикура  и Ниноны,

Летучей прихоти  одной

Ей были ведомы законы!

Посланник рока ей предстал;

Смущенный взор очаровал,

Поработил воображенье,

Слиял все  мысли в мысль одну

И  пролил страстное мученье

В  глухую сердца глубину. 

Красой изнеженной Арсений

Не привлекал  к себе очей:

Следы мучительных  страстей,

Следы печальных  размышлений

Носил он на челе; в очах

Беспечность мрачная дышала,

И не улыбка на устах -

Усмешка  праздная блуждала.

Он незадолго  посещал

Края чужие; там искал,

Как слышно  было, развлеченья

И снова родину узрел;

Но, видно, сердцу исцеленья

Дать не возмог чужой предел. 

Предстал  он в дом моей Лаисы,

И остряков задорный полк

Не знаю как  пред ним умолк -

Главой поникли  Адонисы.

Он в разговоре  поражал

Людей и света  знаньем редким,

Глубоко в  сердце проникал

Лукавой шуткой, словом едким,

Судил разборчиво певца,

Знал цену кисти и резца,

И сколько  ни был хладно-сжатым

Привычный  склад его речей,

Казался чувствами  богатым