Контрольная работа по "Русская литература современная"

4. Филолгические труды М. Грека

      Максим Грек - знаменитый деятель русского просвещения. Родился, по предположениям, около 1480 г. в Арте (в Албании), в семье высокопоставленной и образованной. Еще юношей Максим отправился в Италию, где занимался изучением древних языков, церковной и философской литературы; здесь он сблизился с видными деятелями эпохи Возрождения, сошелся с известным издателем классиков, венецианским типографом Альдом Мануцием, был учеником Иоанна Ласкариса. Глубокое впечатление произвели на него проповеди Савонаролы, под влиянием которого окончательно определился стойкий нравственный характер Максима.

       По возвращении из Италии, около 1507 г., он постригся в афонском Ватопедском монастыре, богатая библиотека которого послужила для него новым источником знаний. В 1515 г. протом афонским получена была от великого князя Василия Ивановича  просьба прислать в Москву, на время, ватопедского старца Савву, переводчика. За дряхлостью Саввы братия решила отправить Максима.

      Он не знал еще русского языка, но монахи считали его незаменимым ходатаем своим пред Москвой и выражали в послании к великому князю надежду, что Максим, благодаря своим познаниям и способностям "и русскому языку борзо навыкнот". В Москве Максим был принят с большим почетом.

    Первый труд его - перевод толковой Псалтири, сделанный при помощи русских толмачей и писцов - заслужил торжественное одобрение духовенства и "сугубую мзду" князя; но домой по окончании труда, несмотря на просьбы Максима, отпустили только его спутников. Максим продолжал трудиться над переводами, сделал опись книгам богатой великокняжеской библиотеки, исправлял богослужебные книги - Триод, Часослов, праздничную Минею, Апостол. Оставаться келейным книжником в среде тогдашней русской жизни человек таких познаний и религиозных воззрений, как Максим, не мог, и столкновение его с новой средой - при всем благочестии обеих сторон - было неизбежно.

       Проповедь Максима о безусловной иноческой нестяжательности была принята за хуление всех русских подвижников, допускавших для своих монастырей владение вотчинами. Наконец, Максим сам признал на соборе, что сомневается в автокефальности русской церкви. Суровым приговором пристрастного собора, утвержденным враждебно-настроенным против Максима великим князем, он был сослан в Волокаламский монастырь, где заключен в темницу.

      Здесь Максим провел более двадцати лет.

      В последние годы участь Максима была несколько смягчена: ему разрешили посещать церковь и приобщаться святым Таин, а в 1553 г., по ходатайству некоторых бояр и Троицкого игумена Артемия, он был переведен на житие в Троицкую лавру. В том же году царь, отправляясь, по обету, в Кириллов монастырь на богомолье, посетил Максима, который в беседе с царем посоветовал ему заменить обет богомолья более богоугодным делом - заботой о семьях павших под Казанью воинов. В 1554 г. его приглашали на собор по делу о ереси Башкина , но он отказался, боясь, что и его примешают к этому делу. В 1556 г. он умер.

     Сочинения Максима Грека, не считая грамматических заметок, построены по общему типу обличения и распадаются на три больших отдела:

I. экзегетические,

II. полемико-богословские - против латинян, лютеран, магометан, иудеев (жидовствующих), армян и язычников ("эллинские прелести")

III. нравственно-обличительные.

Последние имеют особенно важный исторический интерес; отрицательные явления тогдашней жизни - от лихоимства властей до половой распущенности, от веры в астрологию до ростовщичества - нашли в Максиме убежденного противника. Уважение, которым Максим пользовался у лучших современников, свидетельствует о том, что значение его сознавалось и в его время. У него находили и книжное поучение, и нравственный совет, и из кельи его вышло не мало учеников, между которыми достаточно назвать князя Курбского , инока Зиновия Отенского , Германа , архиепископа казанского. Многие мысли Максима легли в основание постановлений Стоглавого собора: таковы главы об исправлении книг, о презрении бедных, об общественных пороках, о любостяжании духовенства; лишь в вопросе о монастырских вотчинах собор принял сторону иосифлян. Несмотря на то, что Максим усвоил лишь одну сторону гуманистического образования - приемы филологической критики - и остался чужд содержанию гуманизма, он явился в истории древнерусского образования "первым посредствующим звеном, которое соединило старую русскую письменность с западной научной школой" (Пынин).

5. Двуязычная грамматика «Адельфотес»

Адельфотес (греч. Αδελфoτης — братство), полное название Адельфотес. Грамматіка доброглаголиваго еллинословенскаго языка. Совершеннаго искуства осми частей слова. Ко наказанїю многоименитому Російському роду — греческо-церковнославянская грамматика.

       Была составлена во Львове в 1588 году ректором и преподавателем братской школы Арсением Элассонским (впоследствии, архиепископом Суздальским и Тарусским, канонизированным в 1982 г.) и его учениками. С помощью наставников и учащихся школы составление грамматики было закончено в 1588 г. и сразу же началось еë печатание, однако вышла она только осенью 1591 года.

       Особенностью этой грамматики является то, что она была напечатана на двух языках: греческом и славянском. В развернутом виде с левой стороны книги — находился греческий текст, с правой — славянский.

       Грамматика состояла из 4 частей: орфографии, просодии, этимологии и синтаксиса. Греческая грамматика сравнивалась со славянской.

        Кроме того, учебник служил вступлением к изучению других наук: диалектики, риторики, музыки, арифметики, геометрии, астрономии, медицины и богословия.

       Грамматика «Адельфотес» долгое время была единственным учебником греческого языка в восточнославянских школах. Она на практике показала равноценность греческого и церковнославянского языков, что теоретически доказывали ученые того времени.

      Образцом для «Адельфотеса» послужили грамматики Константина Ласкариса, Кленарда и Филиппа Меланхтона. Это издание важно не только тем, что в нëм наряду с греческим материалом дается славянский, но и тем, что здесь закладывались основы будущей украинской национальной филологии.

6. Зизаний Л.

Лаврентий Зизаний

— Православный Протопоп Литовский в городе Корце, сочинитель первой известной нам Славянской Грамматики, напечатанной в Вильне под заглавием: Грамматика Словенска совершеннаго искусства осми частей слова и иных нужных новоставлений. Л.Ζ. в Вильне в друкарьни Братской, року Божого афчs (1596), а от создания Мира зрг месяца февраля вi. Книга сия весьма редка, и потому достойна подробнейшего описания. Она напечатана в 8 или почти в 12 долю листа. После упомянутого заглавия напечатана Епиграмма на Грамматику в следующих стихах:

Грамматика письма всех научает,

Четырма частьми латве уразумляет,

Орфографиею и Просодиею,

Синтаксисом и Этимологиею,

А предуреченное ей опаство

Подает певное искусство,

Которые прагнут быти досконали,

В письме и словах абы не партали,

Але известно все познавали

И чего ся учат, абы добре знали;

Ключем бо есть, отворяючи всем ум

К познанию в преправый разум;

По которой власня як по всходе пойдет

Каждый, есть ли хочет, всех наук дойдет.

После чего следует Послание Спудеом изрядным и всем любителям доброглаголиваго и пространнаго языка Словенскаго, еже о Христе братии нашей С. О Господе радоватися.

    В сем небольшом предисловии пишет он о пользе Грамматики. Потом краткое примечание желающим слагать стихи, и вслед за тем стихи к ученикам от Сочинителя, а другие стихи от Типографа. После чего начинается самая Грамматика Словенска составлена Лаврентием Зизанием. Граматика расположена по вопросам и ответам. Глава 1-я о Грамматике, 2-я—о Орфографии. Буквы гласные разделяет он на долгие, краткие и двовременные. Долгие четыре: И, Ять, Омега и Я; кратких три: Е, О и У; двовременных четыре: А, I, Юсъ и Ижица. На сем-то основано у него и стихосложение, в чем последует ему и Мелетий Смотрицкий в своей Грамматике. Частей речи у него восемь: но Междометие не считается между оными, а вместо его Различие, или мнимый Член иже, по подобию Греческого члена О. Падежей у него 6, ибо Предложного нет, а причисляет он его к Дательному. Склонений имен Существительных и Прилагательных без разбору всех десять. Спряжений два; Наклонений Глаголов 4; Залогов 5; Времен 5: 1) Настоящее, 2) Мимошедшее, 3) Протяженное вместо Совершенного, 4) Пресовершенное, 5) Будущее. В Просодии он исчисляет только роды стихов и разделяет на три: Ироический, Елегический и Ямбический. На конце присовокуплено толкование Молитвы Господней Отче наш; но не Грамматическое, а Логическое. Вся сия краткая Грамматика заключается в 59 листах осмушных.

Другая книга, Зизанием в Вильне же 1596 г. напечатанная, Славянская Азбука с приложенными Молитвами, а при ней краткий Лексикон под названием Лексик, сиречь речения в кратьце собранны и из Словенского языка на простой Русский диалект истолкованы Λ.Ζ. Весь сей Лексикон заключается в 34 листках в осмушку. К концу оного присовокуплено расположенное вопросами и ответами на 6 листках Стефана Зизаниа (Брата его) изложение о православной Вере коротким пытаньем и отповеданьем для латвейшаго выразуменя Христианским детям. Катехизис сей православен в статьях отличительных от Папистов. В нем следует наставление, как должно творить Крестное на челе Знамение, и что оно значит, написано также православно, а напоследок Месяцеслов и Пасхалия.

Третья книга Зизаниева есть Большой Катехизис, написанный им на литовском языке и представленный в перевод на рассмотрение Московскому Патриарху Филарету, который чрез избранных из своего Духовенства переправил его по тогдашнему в России образу мыслей и напечатал, на славяно-русском языке, 1627 г., в Москве, в листе, под названием: Катехизис, по-Литовски Оглашение, русским же языком нарицается Беседословие, избранный от Божественых писаний Евангельския Проповеди, Апостольских учений и Святых Богоносных Отец, в вопросах и ответах, рекше во образе хотящаго разумети и во образе могущаго разум дати. Раскольники вторично напечатали сию книгу в Гродне, 1788 г., потому что в ней поправщиками протолковано перстосложение Крестного Знамения сообразно их умствованиям. У них Катехизис сей обыкновенно называется Большим для отличия от Малого, при Патриархе Иосифе изданного.

Брат сего Протопопа, бывший в Вильне Учителем, издал там же, в 1596 году на Славянском и Польском языке в 8 долю листа Поучение Св. Кирилла, Патриарха Иерусалимского, о Антихристе, с посвящением Константину Константиновичу Князю Острожскому.

7. Первые грамматики славянских языков М. Смотрицкий

           В 1618—1619 годах вышел главный филологический труд Восточных славян «Ґрамматіки Славенския правилное Cvнтаґма» (Евье, ныне Вевис под Вильнюсом) — основа церковнославянской грамматической науки на следующие два века, выдержавшая множество переизданий, переработок и переводов. Там, на берегу озера с тем же названием, в начале XVII века распола­галось имение князей Огинских, где в 1618 году Богдан Огинский основал типографию, печа­тавшую славянские и польские книги. «Грамматика» Смотрицкого — выдающийся памятник славянской грамматической мысли.

          «Грамматика» состоит из следующих частей: орфография, этимология, синтаксис, просодия. Написанный по образцу греческих грамматик, труд Смотрицкого отражает специфические явления церковнославянского языка. Ему принадлежит установление системы падежей, свойственных славянским языкам (в этом Смотрицкий опередил западных грамматистов, подгонявших падежи живых языков под нормы латинского языка), установление двух спряжений глаголов, определение (ещё не совсем точное) вида глаголов и др.; отмечены лишние буквы славянской письменности, в которых она не нуждается. «Грамматика» Смотрицкого имеет и раздел о стихосложении, где вместо силлабического стиха предлагается пользоваться метрическим, как якобы более свойственным славянской речи (в действительности — воспроизводящим авторитетный античный образец; эксперимент Мелетия с искусственной метризацией церковнославянского языка не имел последствий). Его «Грамматика» насыщена множеством примеров, облегчающих усвоение грамматических правил. Она неоднократно переиздавалась (Вильно, 1629; Кременец, 1638, 1648; Москва, 1648, 1721, с приближением к живому русскому языку и дополнительными статьями о пользе изучения грамматики) и оказала большое влияние на развитие русской филологии и преподавание грамматики в школах. В азбуковниках XVII века из неё сделаны обширные выписки. «Грамматика» Смотрицкого учитывалась авторами ряда последующих славянских грамматик, изданных за границей — Генриха Вильгельма Лудольфа (Оксфорд, 1696), Ильи Копиевича (Амстердам, 1706), Павла Ненадовича (Рымник, 1755), Стефана Вуяновского (Вена, 1793) и Авраама Мразовича (Вена, 1794). Смотрицкий подчеркивал необходимость сознательного усвоения учебного материала — «умом разумей слова». Им было выдвинуто 5 ступеней обучения: «зри, внимай, разумей, рассмотряй, памятуй». Некоторые исследователи упоминают о якобы составленном Смотрицким примерно тогда же словаре, но этим сведениям подтверждения не найдено. Столь же сомнительны сведения о греческой грамматике Смотрицкого (якобы 1615 года издания в Кёльне). Однако подтверждено его участие в написании «Букваря языка славенска», напечатанного в 1618 году в том же Евье. Оборот заглавного листа «Грамматики» 1619 года украшает герб Богдана Огинского, а сама книга име­ет посвящение патриарху константинополь­скому Тимофею и архимандриту Виленского монастыря Леонтию Карповичу. Московское издание 1648 года - четвёртое по счёту. Напечатанное по повелению царя Алексея Михайловича и с благословения его духовного отца московского патриарха Иосифа, оно по­явилось анонимно, в «отредактированном» ви­де, дополненное лингвистическими рассуж­дениями, авторство которых приписывают Максиму Греку. Основному тексту предпосла­но довольно обширное предисловие, в кото­ром содержатся сентенции о пользе грамматики, о необходимости чтения Священного Писания, а также «душеполезные наставле­ния» отцов церкви.  «Грамматика» разделена на четыре части: орфогра­фию, этимологию, синтаксис и просодию, представлявшую новую систему ударений в стихосложении. «Чесому учат сия четыречасти. Орфография учит право писати, и гласом в речениих прямо ударяти. Этимологиа учит речения в своя им части точне возносити. Синтаксис учит словеса сложне сычиняти. Просодиа учит метром, или мерою коли­чества стихи слагати». Изначально призванная противосто­ять усилению полонизации западного края, книга Смотрицкого сыграла важ­ную роль в культурном развитии России. До появления в 1755 году «Российской грамматики» М.В. Ломоносова она явля­лась основным учебником церковно-славянского языка. На протяжении нескольких десятилетий грамотные люди учи­лись по «Грамматике славенской» «благо глаголати и писати». Но если признать честно, славянская грамматика Мелетия Смотрицкого была написана невразумительным языком. Для ее преодоления требовалось много терпения и даже отваги. Постичь по ней «известное художество глаголати и писати учащее» было мудрено. «Что есть ударение гласа?» — мог прочесть русский человек и ломал голову над ответом: «Есмь речений просодиею верхней знаменование». Или: «Что есть словес препинание?» «Есть речи, иначертанием различных в строце знамен, разделение». Но разобраться все же было можно. И это была серьезная книга, содержащая, между прочим, и правила, как «метром или мерою количества стихи слагати». И эта просодия филолога-новатора у современников и ближайших потомков тоже частенько не вызывала сочувствия. Известный поэт XVIII века В.К. Тредиаковский в статье «О древнем, сред­нем и новом стихотворении российском» пи­сал по этому поводу: «Неизвестно, способ ли ему рифмический не полюбился или так он был влюблён в греческий древний и ла­тинский способ стихосложения, что со­ставил свой, для наших стихов, совсем греческий и потому ж латинский. Но коль ни достохвальное сие тщание Смотрицкого, однако учёные наши духов­ные люди не приняли сего состава его стихов, остался он только в его грамма­тике на показание потомкам примера, а те утверждались отчасу более на рифмических стихах среднего состава, при­водя их в некоторую исправность и об­разца польских стихов».

8. Грамматика Г. Лудольфа

Лудольф — в  отличие от многих других, побывавших в России иностранцев — отнесся  к   наблюденным  им  фактам  и   к  слышанным  рассказам  с  исключительной трезвостью,  с  живым  и  доброжелательным  интересом,  с  достаточным   доверием  и  с  достаточной  осторожностью.  Книга  в  основном  посвящена  языку,  но она дает  немало  и  для  историка  культуры,  нравов,  хозяйства России конца  XVII  века. 1  Двенадцать  вводных  страниц и  завершающий книгу  трактат  о  природе  и  населении  России   (стр.   91-ая   след.) дают  в  основном достоверный   и  обобщенный,   а  не  анекдотический  материал  о стране  и  народе. Меньше  половины  основного текста   занимает   краткая   оригинальная  и   чрезвычайно   ценная грамматика  русского  языка,   разговорного  языка  разных  классов общества, но  преимущественно господствующего класса. Большую часть   книги,  и  наиболее   увлекательную  для   всякого   читателя часть— занимают диалоги,  пять  бытовых  и  один  на  тему  о  рели гиозных спорах, ханжестве,  пристрастии к  обрядам.  Эти  диалоги, в  особенности  второй,  третий  и  четвертый,  представляют памятник  во  всех  отношениях  не  менее  интересный,  чем  повести  или интермедии  того  времени,  памятник  одинокий,   исключительный  по   своему  жанру. Ничего подсобного  ему  в  нашей  письменности не было. Появившиеся у нас в 1716 году  переводные "Разговоры дружеския Дезидерна Еразма на российскомъ и галанскомъ языкахъ"  по содержанию так далеки от  русской  действительности и  быта,  что  в  отношении  историческом  и литературном,  да  и по языку  не   могут  итти  в  сравнение  с  "Phrases  et  modi   loquendi" Лудольфа.   Своеобразие  этого  жанра  в том, что он  имел  практическое   назначение  По  этим   диалогам   читатели   книги  должны  были  научиться  тому или иному языку (в  одном случае русскому, в  другом  голландскому,  в  третьем   латышскому  и  т.  д.).  Но  как это. далеко  от  "разгрворннков".  позднейшего  времени!  В  названных  мною  книгах не  только  обдуман  и  выдержан   тематический  план диалогов,— им придана часто литературная выразительность, а  в  отличие  от   драматической   литературы  того   времени   они поразительно   реалистичны,   точны   в  языковой  характеристике участников диалога ибогаты верно подмеченными  чертами нравов  и  быта  той  страны  и  эпохи,   какую  описывают.   Это  конечно  не художественная   литература,   это  (промежуточный   жанр   между научной  или  учебной и художественной  литературой.  К  тому же еще  все  этого  рода книги  (и  в  особенности   книга  Г.  Лудольфа) имели  малое  распространение  и  обращались  в  среде  изучающих данный   язык, и не владеющих   им,  т.  е.  стояли   целиком   вне общего   литературного  процесса,   не  оказывали  воздействия  на него.  Но  для  нас  все такого  рода  книги  представляют  первосте­пенной  важностиисточник по  истории  языка,  культуры,  быта —наряду   с   памятниками художественной    литературы   с   одной стороны,  и  историческими  документами  с  другой.