Аргумент  третий: самотождество идеи (эйдоса) души. И четвертый аргумент: теория души как эйдоса жизни, душа, будучи жизнью тела, несовместима с его смертью; и когда умирает тело, то душа не умирает, а только отступает от тела.

    Итак, центральный аргумент в «Федоне» можно сформулировать следующим  образом: душа человека способна, говорит Платон, познавать неподвижное и вечное. Однако, чтобы уловить это последнее, она сама должна иметь сходную природу, в противном случае, все вечно пребывающее оставалось бы вне способности души к восприятию. Стало быть, душа столь же вечна и неизменна, как вечность, ей подвластная.

    Таким образом, главным для Платона  является мир идей, увенчанный идеей Блага, который был первичным даже по отношению к богам, созерцающим чистые сущности. К «созерцанию умом» этих сущностей приобщаются не только божественные души, но и души, которые когда-то были и еще станут душами смертных. Тем самым Платон указал на то, что в человеке, помимо его способностей воспринимать окружающий мир и реагировать на него, в качестве самого мира существует и действует некоторая сила какой-то другой природы, благодаря которой осуществляется переход в духовное измерение. Бессмертная душа человека связывает его с трансцендентным, т. е. сверхчувственным, миром идей. «Божественному, бессмертному, умопостигаемому, единообразному, неразложимому, постоянному и неизменному самому по себе в высшей степени подобна наша душа»⁵⁶. По Платону, состояние тела отражает состояние души. Жизненным источником тела является душа. Психологические и физические процессы изначально хаотичны и неуправляемы. Они получают свою организацию и управление от высших функций разума.

     Платон  считал, что душа «правит всем в  человеке, в особенности если она разумна», душа есть «бессмертное неуничтожимое самодвижущее начало», «душа есть нечто вещее», «есть припоминание того, что некогда видела душа»⁵⁷ по своей природе бывала созерцательницей бытия.

     Философия Платона - это определённый способ видения  того, как душа человека восходит на своё первоначальное место. Такая нацеленность на первоначальный, всеопределяющий мир, ярко выражена в том, насколько телеологичной представляет Платон жизнь человека; в философии Платона целью человеческого существования является сближение человека с истинной реальностью. Платон представляет философскую позицию, которая дает ответ на «вопрос о смысле человеческой жизни» («смысл жизни состоит в том, чтобы освободить душу от влияния материального мира»).⁵⁸

     Новым и важным в понимании взгляда на душу человека и мира в целом является то, что Платон привнес в развитие человеческой мысли новое качество действительности – психологическую действительность. Таким образом, в вопросе о взаимоотношениях души и тела значение телесного могло сводиться к минимуму, но не могло быть и речи об отрицании его существования. В отличие от материалистов Древней Греции, которые отвергали бессмертие души, Платон признавал ее бессмертие. Возможно, что такое понимание мира и человеческой души было связано у Платона с тем, что миф и логос у него были переплетены.

    Концепция времени у Платона, пожалуй, является ключом к философскому пониманию идеи бессмертия души. Круговорот вещей и событий обуславливает вечность и порядок Вселенной (не случайно символом порядка у греков была сфера)⁵⁹. Поэтому душа человека, будучи воплощением гармонии Космоса, должна следовать установленному демиургом порядку смены вещей. «И вот душа, простертая от центра до пределов неба и окутывающая небо по кругу извне, сама в себе вращаясь, вступила в божественное начало непреходящей и разумной жизни на все времена. Притом тело неба родилось видимым, а душа – невидимой, и, как причастная рассуждению и гармонии, рожденная совершеннейшим из всего мыслимого и вечно пребывающего, он сама совершеннее всего рожденного» ⁶⁰. В силу того, что душа человека «непреходящая», «совершеннее всего рожденного», она также должна стоять вне времени, и поэтому быть бессмертной. Но как объяснить ее неуничтожимость, если она «закована в темницу» смертного тела?

    Платон (в лице Сократа) предлагает своим  ученикам четыре доказательства бессмертия души. Первое состоит в обосновании происхождения противоположностей друг из друга, на основе чего жизнь есть следствие смерти, а сама смерть обуславливает, как причина, следующую жизнь. Эта очередность «непреходяща», т.е. мы обнаруживаем постоянную (замкнутую, циклическую) смену противоположных сил, в том числе и таких, как жизнь и смерть.

    Второе  доказательство исходит из положения  о том, что источником знаний человека является его душа, которая должна обладать последними уже до рождения, чтобы стало возможным их «припоминание». Припоминание, как вид знаний, также является следствием «замкнутой» каузальной цепи рассуждений. Нет такого знания, которое взялось бы ниоткуда; о нем можно лишь забыть, но затем вновь воскресить в памяти при помощи философской воли и усердия. Познание – это бесконечный процесс смены «забывания» (при рождении) и «припоминания» (при всей жизни и, особенно, в момент смерти) одного и того же набора знаний (эйдосов).

    Третье  доказательство допускает отдельное  существование тела как зримой вещи и души как незримой вещи. Тело, в силу сотворенной природы способно через определенное время разрушаться и истлевать, тогда как душа, будучи вечной и неуничтожимой сущностью, остается постоянной и неизменной по своей «природе». В этом доказательстве наиболее интересной является аргументация этической стороны проблемы. Не всякая душа оказывается блаженной и становится после смерти приближенной к богам. Речь идет только о душе философа, который при жизни уже отдалял свою душу от тела углубленным самопознанием, изучением бессмертных сущностей. Души остальных людей (в точности с индуистской, буддийской концепцией реинкарнации) могут обрести новое тело в зависимости от того образа жизни, который они вели перед смертью: «…кто предавался чревоугодию, беспутству и пьянству, вместо того, чтобы всячески их остерегаться, прейдет, вероятно, в породу ослов или иных подобных животных (…) А те, кто отдавал предпочтение несправедливости, властолюбию и хищничеству, перейдут в волков, ястребов или коршунов» ⁶¹.

    Однако душа философа заслуживает иной участи, нежели остальные, в этом отличии как раз и состоит нравственно-этический смысл аргументов бессмертия души. Еще ранее Платон утверждал: «Те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью». Это суждение по праву может считаться эпитетом всей античной и последующей философской мысли. Что же оно означает в контексте бессмертия души?

    Из  общего смысла третьего доказательства видно, что душа должна противостоять  телу, чтобы и после смерти не зависеть от него. Сама же смерть, по мнению автора диалога, и есть «освобождение и отделение души от тела». «Освободить же ее, – утверждаем мы, – постоянно и с величайшей настойчивостью желает лишь одна порода людей – истинные философы, в этом как раз и состоят философские занятия – в освобождении и отделении души от тела. (…) истинные философы много думают о смерти, и никто на свете не боится ее меньше, чем эти люди». Таким образом, философ, занимающийся познанием того, что составляет вечное благо, на самом деле занят подготовкой к смерти ⁶². Философствуя, человек избавляется от «тяжести» тела и делает свою душу свободной и чистой, чтобы затем, после смерти, она стала божественной: «Но в род богов не позволено перейти никому, кто не был философом и не очистился до конца, – никому, кто не стремился к познанию».

    Такой философский пафос смерти, неизвестный  до этого античной традиции танатологического  дискурса, по-новому расставил акценты  познания человеком смысла своего бытия. Теперь проблема жизни и смерти, наконец, перешла из области чистой мифологии в пространство философии, хотя решение ее пока еще сохраняет мифологический характер, но он проявляется лишь как фон, декорация для собственно метафизических рассуждений. Вместе с тем Платон объясняет назначение философии для человека. Это уже не космогоническая мудрость, но подлинное учение о человеке и для человека. Философ поднимается до уровня бога в своем статусе человека и гражданина посредством этического долга жизни и умирания. Оказывается, что смерть философа – это больше, нежели обычное умирание тела, это испытание для души, которая должна проявить себя как воплощение божественной идеи вечности.

    Четвертый аргумент в пользу бессмертия души завершает танатологические рассуждения  Платона. Один фрагмент этих рассуждений формально построен как силлогистическое умозаключение, которое убеждает в истинности вывода: «А то, что не примет смерти называется бессмертным. Но ведь душа не принимает смерти? Нет. Значит, душа бессмертна?». Исходная посылка этого рассуждения заключается в том, что противоположности не принимают друг друга, т.е. не превращаются друг в друга, утрачивая свои качества. Жизнь не принимает смерти, она сохраняет свое постоянство, как эйдос жизни, и является бессмертной душой.

      Современные комментарии⁶³ этого и остальных аргументов указывают на то, что Платон точно не определяет, о каком эйдосе идет речь, то ли об эйдосе жизни вообще, то ли об эйдосе жизни каждого человека. Кажется вполне оправданным, что последующие «этические выводы из учения о душе» доказывают наличие смысла индивидуального эйдоса жизни. «Ведь душа не уносит с собой в Аид ничего, кроме воспитания и образа жизни, и они-то, говорят, доставляют умершему либо неоценимую пользу, либо чинят непоправимый вред с самого начала его пути в загробный мир». Смерть Сократа, кажется, вполне исчерпывает сомнения в том, что речь идет именно о душе (и бессмертии) конкретного человека. Смерть Сократа, будучи отправной точкой в философском дискурсе Платона, является смысловым центром для всей последующей философской танатологии именно благодаря тому, что обессмертила Совесть (гений, демон) человека. Не будь этики Сократа, идея смерти «утонула» бы в очередной мистификации и мифологизации, и мы никогда не смогли бы оценить ее эвристический смысл.

    Все четыре доказательства бессмертия души заключаются в идее смысла жизни, освещенной добродетелью и знанием  человека. На этом основании смерть сама по себе лишается смысла и выносится  за пределы Человека. «Смерть –  удел всякой составной вещи. Настойчиво трудитесь», – это последнее напутствие Сидхартхи Гаутамы своим ученикам находится в полном соответствии с этикой смерти Сократа (Платона), который этот же смысл передал фразой: «…думайте и пекитесь о себе самих…». Итак, именно философии было суждено стать учением о жизни и смерти, а философам исполнить долг учителей, готовящих людей к смерти. В таком виде философский танатологический дискурс был продолжен в эпоху эллинизма.

      2.2. Эволюция представлений о природе души

     в древнегреческом  сознании

     Изучение взглядов на бессмертие невозможно без анализа основополагающих представлений о душе. В данном параграфе нам хотелось бы выделить основные концепции представлений о душе, сложившиеся в древнегреческом сознании. Также необходимо заметить, что здесь мы представляем лишь особо значимые взгляды на природу души, оказавшие наиболее сильное влияние на складывание представлений о бессмертии. Рассмотрение же каждого аспекта из этих представлений не входит в нашу задачу и представляет собой самостоятельное исследование⁶⁴. Вероятнее всего, понятие о душе впервые возникло не из размышлений над жизнью сознания, возможно, его первоначальный источник – явления полного или частичного прекращения сознательных процессов (смерть, сон, обморок, патологические состояния).

     В работах Роде указано, что это первоначальное представление о душе в своих основных чертах одинаково у многих народов и известно в качестве анимизма. Анимистическое мировоззрение в высокохудожественных образах представляют нам гомеровские поэмы. По представлению гомеровского грека, душа является странным, парадоксальным, на наш современный взгляд, существом⁶⁵. По представлению Роде, душа не играет активной роли ни в жизни сознания, ни в деятельности тела. Деятельной и заметной она становится лишь тогда, когда от него отделяется. С другой стороны, как телесные, так и духовные силы человека функционируют лишь до тех пор, пока в его теле пребывает душа. Но не она сообщает человеку жизнь и сознание, не она направляет деятельность человеческого организма, и не из нее вытекают явления мысли, чувства и воли человека. Душа не является ни принципом биологических процессов, ни носительницей фактов сознания. Это – воздухообразный двойник человека, обитающий в нем, как часть, чуждый и его телу, и его духу. Это существо не имеет у Гомера и религиозного значения: боги имеют столь же непосредственное общение с телом человека, как и с его душой, так как мысли, желания и действия человека являются функциями его тела. Душа, хотя и переживает тело, не бессмертна; в самостоятельной жизни (после отделения от тела) она не долговечна. Очевидно, различие между ней и телом не совпадает с тем различием, которое современная наука проводит между духом и материей, поскольку, по гомеровскому представлению, жизнь сознания лежит в области тела, а не души. Эта душа столь же материальна, как и тело, а духовными свойствами наделена в меньшей степени, чем связанное с ней тело. Однако следует отметить, что представления о душе как о бессильном, никчемном существе – отнюдь не общая черта анимистического мировоззрения, а только специфическая особенность гомеровского взгляда на мир. Более древний пласт греческого анимизма признает души могущественными существами, как об этом свидетельствует культ души еще в догомеровскую эпоху.