Философские концепции Фейербаха

     Правда, при рассмотрении философии Спинозы пантеизм понимался Фейербахом более узко и более строго. Проницательно выявляя мировоззренческую суть пантеизма Спинозы, Фейербах замечал, что он представляет собой «теологический атеизм, теологический материализм», поскольку он материн являющуюся антитезой бога, «превращает в предикат или атрибут божественного существа». Так понимал Фейербах смысл утверждения Спинозы, что протяженность — это один из атрибутов бога как субстанции. В ходе этого истолкования Фейербах формулировал свои собственные материалистические убеждения: «Материя есть существенный объект ума. Не будь материи, не было бы для разума ни побуждения, ни материала для мышления, не было бы содержания. От материи нельзя отречься, не отрекаясь от разума», и в то же время «ее нельзя признать, не признавая разума», в силу чего «материалисты — это рационалисты».¹⁴

     4.Общая  сущность человека.

       Религия коренится в существенном  отличии человека от животного:  у животных нет религии. Хотя  старшие, не владевшие критическим методом зоографы, и приписывали слону религиозность наряду с другими похвальными качествами,  тем не менее, религия слона — это басни. Кювье,  один из величайших знатоков животного мира,  на основании личных наблюдений не ставит слона выше собаки.

     В чем же заключается это существенное отличие человека от животного? Самый простой,  самый общий и вместе с тем самый обычный ответ на этот вопрос: в сознании в строгом смысле этого слова; ибо сознание в смысле самоощущения,  в смысле способности чувственного различения,  в смысле восприятия и даже распознавания внешних вещей по определенным явным признакам свойственно и животным. Сознание в самом строгом смысле имеется лишь там,  где субъект способен понять свой род,  свою сущность. Животное сознает себя как индивид,  — почему оно и обладает самоощущением,  — а не как род,  так как ему недостает сознания,  происходящего от слова «знание». Сознание нераздельно со способностью к науке. Наука — это сознание рода. В жизни мы имеем дело с индивидами,  в науке — с родом. Только то существо,  предметом познания которого является его род,  его сущность,  может познавать сущность и природу других предметов и существ. Поэтому животное живет единой,  простой,  а человек двоякой жизнью. Внутренняя жизнь животного совпадает с внешней,  а человек живет внешней и особой внутренней жизнью. Внутренняя жизнь человека тесно связана с его родом,  с его сущностью. Человек мыслит,  то есть беседует,  говорит с самим собой. Животное не может отправлять функций рода без другого индивида,  а человек отправляет функции мышления и слова — ибо мышление и слово суть настоящие функции рода — без помощи другого. Человек одновременно и «Я» и «ты»; он может стать на место другого именно потому,  что объектом его сознания служит не только его индивидуальность,  но и его род,  его сущность.

     Сущность  человека в отличие от животного  составляет не только основу,  но и  предмет религии. Но религия есть сознание бесконечного,  и поэтому  человек сознает в ней свою не конечную и ограниченную,  а  бесконечную сущность. ¹⁵Доподлинно конечное существо не может иметь о бесконечном существе ни малейшего представления,  не говоря уже о сознании,  потому что предел существа является одновременно пределом сознания. Сознание гусеницы,  жизнь и сущность которой ограничивается известным растением,  не выходит за пределы этой ограниченной сферы; она отличает это растение от других растений,  и только. Такое ограниченное и именно,  вследствие этой ограниченности,  непогрешимое,  безошибочное сознание мы называем не сознанием,  а инстинктом. Сознание в строгом или собственном смысле слова и сознание бесконечного совпадают; ограниченное сознание не есть сознание; сознание по существу всеобъемлюще,  бесконечно. Сознание бесконечного есть не что иное,  как сознание бесконечности сознания. Иначе говоря,  в сознании бесконечного сознание обращено на бесконечность собственного существа.¹⁶

     Но  в чем же заключается сущность человека,  сознаваемая им? Каковы отличительные признаки истинно  человеческого в человеке? Разум,  воля и сердце. Бездушный материалист говорит: «Человек отличается от животного только сознанием; он — животное,  но такое,  которое обладает сознанием». Он не принимает,  таким образом,  ибо внимание,  что в существе,  в котором пробудилось сознание,  происходит качественное изменение всей его сущности. Впрочем,  этим нисколько не умаляется достоинство животных. Сила мышления есть свет познания,  сила воли — энергия характера,  сила чувства — любовь. Разум,  любовь и сила воли это совершенства. В воле,  мышлении и чувстве заключается высшая,  абсолютная сущность человека,  как такового,  и цель его существования. Человек существует,  чтобы познавать,  любить и хотеть. Но какова цель разума? — Разум. Любви? — Любовь. Воли? — Свобода воли. Мы познаем,  чтобы познавать,  любим,  чтобы любить,  хотим,  чтобы хотеть,  то есть быть свободными. Подлинное существо есть существо мыслящее,  любящее,  наделенное волей. Истинно совершенно,  божественно только то,  что существует ради себя самого. Божественная «троица» проявляется в человеке и даже над индивидуальным человеком в виде единства разума,  любви и воли. Нельзя сказать,  чтобы разум (воображение,  фантазия,  представление,  мнение),  воля и любовь были силами,  принадлежащими человеку,  так как он без них — ничто,  и то,  что он есть,  он есть только благодаря ним. Они составляют коренные элементы,  обосновывающие его сущность,  не являющуюся ни его непосредственным достоянием,  ни продуктом. Это силы,  оживотворяющие,  определяющие,  господствующие,  это божественные,  абсолютные силы,  которым человек не может противостоять.

     Как бы мог чувствующий человек противиться  чувству,  любящий — любви,  разумный — разуму? Кто не испытал  чарующей силы звуков? А что такое  сила звуков,  как не сила чувства? Музыка — язык чувства; звук — это громко выраженное чувство,  которое сообщается другим. Кто не испытывал силы любви или по крайней мере не слыхал, о ней? Кто сильнее: любовь или индивидуальный человек? Человек ли владеет любовью или,  напротив,  любовь человеком? Когда любовь побуждает человека даже с радостью идти на смерть ради любимого существа,  то, что это — его собственная индивидуальная сила или скорее сила любви? Кто из мыслящих людей не испытал на себе силы мышления,  тихой,  бесшумной силы мышления? Когда ты погружаешься в глубокое раздумье,  забывая о себе самом,  об окружающем,  ты ли владеешь тогда разумом или разум владеет тобой и поглощает тебя? Разве научное вдохновение не есть величайшая победа разума над человеком? Разве жажда знания не есть, безусловно, непреодолимая, всепобеждающая сила? А когда ты подавляешь свою страсть,  отказываешься от своих привычек,  одним словом,  одерживаешь победу над самим собой,  — что это — всепобеждающая сила,  твоя личная,  самодовлеющая сила или скорее сила воли,  моральная сила,  которая овладевает тобой помимо твоего желания и наполняет тебя негодованием против тебя самого и твоих личных слабостей?

     Человек — ничто без объекта. Великие,  выдающиеся люди,  раскрывающие пред нами сущность человека,  подтверждали это своею жизнью. Они знали только одну преобладающую страсть: желание достигнуть цели,  которая была главным объектом их деятельности. Но тот предмет,  с которым субъект связан по существу,  в силу необходимости,  есть не что иное,  как собственная,  но объективная сущность этого субъекта. Общий предмет нескольких одинаковых по роду,  но различных по виду индивидов является их собственной объективной сущностью,  во всяком случае, в той мере,  в какой он служит этим индивидам объектом сообразно их особенностям.

     Человек самого себя познает из объекта: сознание объекта есть самосознание человека. По объекту мы можем узнать человека и его сущность. В объекте обнаруживается сущность человека,  его истинное объективное «Я». Это относится не только к умственным,  но и к чувственным объектам. ¹⁷Наиболее отдаленные от человека объекты являются откровениями его человеческой сущности,  поскольку и потому что они являются его объектами. Луна,  солнце и звезды взывают к человеку: познай самого себя. То,  что он их видит,  и видит так,  а не иначе,  свидетельствует о его собственной сущности. На животное производят впечатление только непосредственно для жизни необходимые лучи солнца,  на человека — равнодушное сияние отдаленнейших звезд. Только человеку доступны чистые,  интеллектуальные,  бескорыстные радости и аффекты; только человеческие глаза знают духовные пиршества. Взор,  обращенный к звездному небу,  созерцает бесполезные и безвредные светила и видит в сиянии их свою собственную сущность,  свое собственное происхождение. Природа глаза небесна. Поэтому человек возвышается над землей только благодаря зрению,  поэтому теория начинается там,  где взор обращается к небу. Первые философы были астрономами. Небо напоминает человеку о его назначении,  о том,  что он создан не только для деятельности, но и для созерцания.

     Собственная сущность человека есть его абсолютная сущность,  его бог; поэтому мощь объекта есть мощь его собственной  сущности. Так сила чувственного объекта  есть сила чувства,  сила объекта  разума — сила самого разума,  и,  наконец,  сила объекта воли — сила воли. Человек,  сущность которого определяется звуком,  находится во власти чувства,  во всяком случае, того чувства,  которое в звуке находит соответствующий элемент. Но чувством овладевает не звук,  как таковой,  а только звук,  полный содержания,  смысла и чувства. Чувство определяется только полнотой чувства,  то есть самим собой,  своей собственной сущностью. То же можно сказать и о воле и о разуме. Какой бы объект мы ни познавали,  мы познаем в нем нашу собственную сущность; что бы мы ни осуществляли,  мы в этом проявляем самих себя. Воля,  чувство,  мышление есть нечто совершенное,  поэтому нам невозможно чувствовать или воспринимать разумом — разум,  чувством — чувство и волей — волю,  как ограниченную,  конечную,  то есть ничтожную силу. Ведь конечность и ничтожество — понятия тождественные; конечность есть только эвфемизм для ничтожества. Конечность есть метафизическое,  теоретическое выражение; ничтожество — выражение патологическое,  практическое. Что конечно для разума,  то ничтожно для сердца. Но мы не можем считать волю,  разум и сердце конечными силами,  потому что всякое совершенство,  всякая сила и сущность непосредственно доказывают и утверждают самих себя. Нельзя любить,  хотеть и мыслить,  не считая этих факторов совершенствами,  нельзя сознавать себя любящим,  желающим и мыслящим существом,  не испытывая при этом бесконечной радости. Сознавать для существа, значит, быть предметом самого себя; поэтому сознание не есть нечто отличное от сознающего себя существа,  иначе как бы могло оно сознавать себя? Поэтому нельзя совершенному существу сознавать себя несовершенством,  нельзя чувство ощущать ограниченным и мышлению ставить пределы.

     Сознание  — это самоосуществление,  самоутверждение,  любовь к себе самому,  наслаждение собственным совершенством. Сознание есть отличительный признак совершенного существа. Оно может быть только в полнокровном,  совершенном существе. Доказательством этого служит даже человеческое тщеславие. Человек смотрится в зеркало и испытывает удовольствие,  рассматривая свой облик. Это удовольствие является необходимым,  непроизвольным следствием совершенства и красоты человека. Тщеславен только тот,  кто восхищается своей личной красотой,  а не человеческой красотой вообще. Человеческой наружностью следует восхищаться,  в мире нет ничего более прекрасного и величественного. Во всяком случае, каждое существо любит себя,  свое бытие и должно его любить. Бытие есть благо. «Всё,  — говорит Бэкон,  — что достойно бытия,  достойно и знания».¹⁸ Все существующее ценно,  представляет нечто выдающееся и поэтому утверждает и отстаивает себя. Сознание — это высшая форма самоутверждения,  та форма,  которая сама есть отличие,  это — совершенство,  счастье,  благо. Всякое ограничение разума и вообще человеческой сущности вытекает из обмана,  из заблуждения. Разумеется,  человеческий индивид может и даже должен считать себя существом ограниченным — этим он отличается от животного; но он может сознавать свою конечность,  свою ограниченность только в том случае,  если его объектом является совершенство,  бесконечность рода,  независимо от того,  будет ли то объект чувства,  совести или мыслящего сознания. Если,  однако,  человек приписывает свою ограниченность целому роду,  то он заблуждается,  отождествляя себя с родом,  — это заблуждение тесно связано с любовью к покою,  леностью,  тщеславием и эгоизмом. Ограниченность,  которую я приписываю исключительно себе,  унижает,  смущает и беспокоит меня. Чтобы освободиться от чувства стыда и беспокойства,  я приписываю свою личную ограниченность человеческому существу вообще. Что непонятно для меня,  непонятно и для других,  чего же мне смущаться? Это не моя вина,  это зависит не от моего рассудка,  а свойственно рассудку рода. Но это — смешное и преступное заблуждение. На существо человеческой природы,  на сущность рода,  то есть на абсолютную сущность индивида,  нельзя смотреть как на нечто конечное,  ограниченное. Каждое существо довлеет себе. Ни одно существо не может отрицать себя,  то есть свою сущность,  ни одно существо не есть по себе существо ограниченное. Напротив,  каждое существо по себе бесконечно и заключает в себе  «Для человека нет ничего красивее человеческого существа» (Цицерон,  О природе богов,  кн. I). И это не есть признак ограниченности,  так как он и другие существа помимо себя находит прекрасными; его радует красота животных форм,  красота растительных форм,  красоты природы вообще. Но лишь абсолютное,  совершенное создание может без чувства зависти любоваться обликом других существ, своего бога,  свою высшую сущность. Всякая ограниченность того или иного существа заметна только для существа другого,  высшего рода. Жизнь насекомых несравненно короче жизни более долговечных животных,  но эта кратковременная жизнь кажется им самим не менее длинной,  чем долголетняя жизнь — другим. Листик,  на котором живет гусеница,  представляется ей целым миром,  бесконечным пространством.

     Человек становится тем,  что он есть,  благодаря своему таланту,  богатству,  украшениям. Как же можно считать  свое бытие небытием,  свое богатство — нищетой,  свой талант — неспособностью? Если бы растения обладали зрением,  вкусом и способностью суждения,  то каждое из них считало бы свой цветок наиболее прекрасным,  ибо рассудок цветка,  его вкус не простирался бы дальше его производительной способности. Высший продукт этой способности казался бы растению величайшим произведением в мире. Рассудок,  вкус,  сила суждения не могут отрицать того,  что утверждается самим существом,  иначе этот рассудок принадлежал бы не данному,  а какому-нибудь иному существу. Рассудок измеряет вещи меркой существа. Если существо ограниченно,  то чувство и рассудок также ограниченны. Но ограниченный рассудок не есть граница в глазах ограниченного существа; такое существо вполне счастливо и довольно своим рассудком,  оно сознает его,  прославляет,  считает его дивной,  божественной силой; ограниченный рассудок,  в свою очередь,  ценит и восхваляет то ограниченное существо,  которому он принадлежит. Оба как нельзя более подходят друг к другу. Рассудок — это кругозор данного существа. Наше существо не простирается за пределы нашего зрения,  и наоборот. Зрение животного не простирается дальше его потребностей,  а его существо — дальше этих же потребностей. И сколь обширна твоя сущность,  столь же неограниченно твое самоощущение,  настолько ты — бог. Разлад между рассудком и существом,  между силой мыслительной и силой производительной в человеческом сознании является,  с одной стороны,  разладом личным,  не имеющим общего значения,  с другой — только кажущимся. Тот,  кто признает,  что его плохие стихи — плохи,  менее ограничен в своем познании и,  следовательно,  в своем существе,  чем тот,  кто считает хорошими свои плохие стихи.

     Следовательно,  мысля о бесконечном,  ты мыслишь  и утверждаешь, бесконечность мыслительной способности; чувствуя бесконечное,  ты чувствуешь и утверждаешь бесконечность чувствующей способности. Объектом разума является объективированный разум,  объектом чувства — объективированное чувство. Если ты не понимаешь и не чувствуешь музыки,  то самая лучшая музыкальная пьеса произведет на тебя такое же впечатление,  как шум ветра,  дующего над твоим ухом,  или журчание ручья под ногами. Почему же звуки музыки действуют на тебя? Что ты в них слышишь? Разве не слышишь ты в них голоса твоего сердца? Чувство обращается непосредственно к чувству и понятно только чувству,  то есть самому себе,  — ведь объектом чувства является только чувство. Музыка — монолог чувства. Но и диалог философии есть, в сущности, не что иное,  как монолог разума; мысль говорит лишь к мысли. Разум служит объектом только разуму.