Психолого-педагогическое наследие В. Н. Сороки-Росинского

     Поэтому, организуя первые колонии, государство  использовало формулу «сытость в обмен на свободу». Неподалеку от мест скопления «пацанов» создавалась бесплатная столовая. Поначалу те приходили за «шамовкой» (пищей) изредка. Потом привыкали и забредали пообедать ежедневно, а то и целыми днями вертелись у кухни. К этому моменту у столовой уже строилось подобие бесплатной ночлежки.  «Пацанам предлагали переночевать, а чтобы они могли занять свободное от приема пищи время, устраивали при ночлежке школьные классы и мастерские. От нечего делать беспризорники пробовали учиться и работать, а там и втягивались в эти занятия. Колония для трудновоспитуемых была практически готова. Прирученных беспризорников летом вывозили за город, где уже был выделен участок земли под хозяйство. Те, кто проводил летние месяцы в деревне, с качественным и разнообразным питанием, уже не стремились возвращаться на улицу.⁹

     Школа имени Достоевского – типичный пример превращения ночлежки в колонию.

     «Шамовки  было много, несмотря на то, что в  городе, за стенами школы, сидели еще  на карточках с «осьмушками». Происходило это оттого, что в детдоме было пятнадцать человек, а пайков получали на сорок. Это позволяло первым обитателям Шкиды вести сытую и даже роскошную жизнь.

     Уроков  в первые дни не было, поэтому  вставали лениво, часам к двенадцати, потом сразу одевались и уходили из школы на улицу.

     Часть ребят под руководством Гоги шла  крохоборствовать, собирать окурки, другая часть просто гуляла по окрестным  улицам, попутно заглядывая на рынок, где, между прочим, прихватывали с  лотков зазевавшихся торговцев незначительные вещицы, вроде ножей, ложек, книг, пирожков, яблок и т. п.

     К обеду Шкида в полном составе  собиралась в спальне и ждала, когда принесут котлы с супом и кашей. Столовой еще не было, обедали там же, где и спали, удобно устраиваясь на койках.

     Сытость располагала к покою. Как молодые свинки, перекатывались питомцы по койкам и вели ленивые разговоры.¹⁰

     Но  эта вольготная жизнь продолжалась в школе недолго.

     Установился четкий распорядок дня и расписание школьных занятий. Как свидетельствуют  воспоминания Г. Белых и Л. Пантелеева, ежедневно в школе было по десять уроков: с десяти часов утра до обеда – четыре, после обеда отдых, потом опять четыре урока до ужина и после ужина два урока. Изучали русский язык, русскую литературу, зарубежную литературу, историю древних цивилизаций, отечественную историю, немецкий язык, математику, географию и о ряд других дисциплин. Как видно из этого перечня, предпочтение отдавалось предметам гуманитарного цикла. Наиболее полно ребятам посчастливилось усвоить русский язык и литературу – их преподавал сам директор. Так Сорока-Росинский реализовывал в своем маленьком мирке – республике ШКИД – годами лелеемую идею национальной школы.

     Огромную  проблему представлял собой подбор педагогических кадров. В голодном, полуразрушенном и опустевшем Петрограде трудно было найти квалифицированных педагогов. Если таковые и имелись, то мало кого из них прельщала перспектива работы в интернате для трудновоспитуемых подростков. На работу зачастую устраивались простые люди, даже без педагогического образования, и шли они туда явно не из любви к детям, а ради бесплатного пайка. Многие воспитатели оказывались невинными младенцами, очутившись лицом к лицу с этими прожженными, видавшими виды ребятами. Острым, наметанным глазом шкидцы сразу же находили у педагога слабые стороны и в конце концов выживали его или подчиняли своей воле. Так было, к примеру, с человеком в котелке, имени которого не сохранила история, или с племянником Айвазовского. На ребят не действовали ни грозные окрики, ни наказания. Еще рискованнее были попытки заигрывать с ними. Сам того не замечая, педагог, подлаживавшийся к ребятам, становился всеобщим посмешищем или невольным сообщником и должен был терпеливо сносить не только издевательства, но о побои.

     И все же Сорока-Росинский прилагал все мыслимые е немыслимые усилия, чтобы воспитанники не только прочно усвоили необходимые знания по общеобразовательным предметам, но и вынесли в себе из стен школы систему истинных ценностей. Классы создавались не столько по возрастному признаку, сколько по способностям и по уровню знаний, с которым ребята приходили в школу. Одни в свои тринадцать-четырнадцать лет едва умели читать и писать, другие, подобно Цыгану, обладали блестящими познаниями в области математики, или свободно изъяснялись по-немецки, как Японец. В таком разношерстном детском коллективе индивидуальный подход был просто неизбежен – и он реализовывался, по мере сил и возможностей.

     По  каждому предмету ребята получали «домашние  задания», на их выполнение было отведено специальное время после вечернего чая, и воспитатели следили за этим процессом. А для более тщательной и детальной проверки знаний существовал учет.  «Учетом» В Шкиде называлась устраиваемая несколько раз в году проверка знаний, полученных в классе. Обычно к учету готовились заблаговременно. Преподаватели каждого предмета давали ученикам задания, по этим заданиям составлялись диаграммы, схемы и конспекты, устраивались подготовительные учеты, репетиции. Но спешное зазубривание курса не практиковалось. И вообще подготовка к учету не носила характера разучиваемого спектакля. Просто как следует готовились к торжеству». Вот лишь некоторые из заданий к учету, характер которых лишний раз свидетельствует о «культе» гуманитарных наук, царившем в школе. «Японец, Цыган и Кобчик… переписывали готическим шрифтом на цветных картонах переведенный ими коллективно отрывок из гетевского «Фауста». Пантелеев писал конспект на тему «Законы Дракона» по древней истории, Кальмот и Дзе – о Фермопильской битве, о Фемистокле и Аристиде. Саша Пыльников разрабатывал диаграмму творчества М. Ю. Лермонтова в период с 1837 по 1840 год и писал о байроновском направлении в его творчестве. Тихиков и Старолинский рисовали географические, экономические и политические карты РСФСР». ¹¹ Успешное выполнение всех этих заданий требует не только глубоких знаний, но и умения размышлять и рассуждать, и творческого подхода к проблемам.

     Помимо  общеобразовательных предметов, в  учебный план входила физподготовка (гимнастика, как они ее называли), рисование, пение и даже танцы. Так В. Н. Сорока-Росинский, благодаря своей гениальной педагогической интуиции и неиссякаемому запасу энергии приблизился в тяжелейших условиях послереволюционной России к реализации идеи трудовой школы, где учащиеся познают мир в процессе творчества, где каждый из них имеет шанс открыть в себе, развить и проявить новые способности.

     На  первых порах существования Школы  имени Достоевского досуг воспитанников  никак не был организован. Со временем, поначалу исключительно по инициативе директора, стали проводиться внеклассные мероприятия, которые постепенно приобретали все более систематический характер и постепенно перерастали в традиции. В школе существовала своя стенгазета, и принять участия в ее выпуске мог каждый, чем с удовольствием и занимались. Праздники встречали вместе.

       «Новый год, по неокрепшей традиции, встречали торжественно всей  школой. В большой спальне днем  были убраны койки, поставлены  столы и скамейки. Вечером в  одиннадцать с половиной часов  все отделения под руководством  классных надзирателей поднялись наверх в спальню. На столах, покрытых белыми скатертями, уже стояли яства: яблочная шарлотка, бутерброды с колбасой и клюквенный морс, которым изобретательный Викниксор заменил новогоднее шампанское… Викниксор в своей речи отметил успехи за год и пожелал, чтобы в следующем году школа смогла выпустить первый кадр исправившихся воспитанников».¹²

     Сорока-Росинский  поистине «заражал» воспитанников  своими увлечениями. Он любил петь –  и вскоре вся школа полюбила музыку. Он любил читать – и ребята тоже пристрастились к чтению. Читали в любую свободную минуту, даже во время нелюбимых уроков.

     «Книги  читали самые разнообразные.

     Янкель  мысленно перенесся в Нью-Йорк и  там на Бруклинском мосту вместе с «гениальным сыщиком Нат  Пинкертоном» сбрасывал в воду Гудзонова пролива двенадцатого по счету преступника.

     Японец  переходил от аграрной революции  к перманентной и, не соглашаясь с  Каутским, по привычке даже в уме  пошмыгивал носом…

     Пантелеев сочувственно вздыхал, ощущая острую жалость  к коварно обманутой любовником бедной Лизе, а Джапаридзе дрался в горячей схватке на стороне отважных мушкетеров, целиком погрузившись в пухлый том романа Дюма…»¹³

     Когда читаешь «Республику ШКИД», создается  впечатление, что воспитанники этого  учебного заведения выгодным образом  отличаются от современных подростков. Последние всячески пытаются «закрыться от сверстников, показаться глупее, грубее и примитивнее, не подпустить никого к своему внутреннему миру из боязни насмешек. Сколько раз приходилось от четырнадцати-пятнадцатилетних мальчишек и девчонок: «Я пишу стихи, но никому их не показываю – боюсь, что будут смеяться». А в школе имени Достоевского добрая половина учащихся писала стихи, и с гордостью показывали их друг другу, и помещали в стенгазету, в которой порой не хватало места для всех желающих. И все это – благодаря уважению к личности каждого ребенка, исходившему от директора; благодаря грамотно выстроенной работе с мотивационной сферой учащихся.

     В школе существовала своя система  поощрений и наказаний. Главные  наказания, введенные с самого первого дня – остаться без обеда и без прогулки. Со временем появилась Летопись школы, куда записывали как провинившихся, так и отличившихся. И, наконец, было введено деление учащихся на пять разрядов. Первый и второй разряды – привилегированные – те, кто не получил замечаний и чем-нибудь отличился в хорошем смысле этого слова. Третий разряд – «середняки», совершившие незначительные проступки;  их особо не ущемляли в правах, но и не поощряли. И, наконец, четвертый и пятый разряды – штрафники. Они лишались и отпусков, и прогулок. «Перекочевать» из разряда в разряд было очень легко, перераспределение производилось каждую неделю.

     Школа имени Достоевского называлась республикой  далеко не случайно. В ней существовала своя система самоуправления:

     «Вот  схема нашей системы самоуправления. Сегодня же мы изберем старост по классам, по спальням, по кухне и по гардеробу. На обязанностях их будет лежать назначение дежурных. Дежурные будут назначаться на один день. Сегодня один, завтра другой, послезавтра третий и так далее. Таким образом, все вы будете постепенно вовлечены в общественную жизнь школы».¹⁴

     Кроме того, существовал совет старост, который совместно с педагогическим советом обсуждал все важнейшие  школьные мероприятия и дальнейшие пути ее развития. Поначалу ребята сопротивлялись такой системе, называли свою «республику» «монархией», но очень скоро убедились, что с доброжелательным руководством школы действительно можно сообща решить любые вопросы.

     Наконец, у республики была своя символика  – гимн и герб. Гербом, по замыслу директора, был подсолнух. Как он сам объяснял свою идею,

     «Школа  наша состоит из вас, воспитанников, как подсолнух состоит из тысячи семян. Вы тянетесь к  свету, потому что вы учитесь, а ученье – свет. Подсолнух тоже тянется к свету  – этим вы похожи на него».¹⁵

     Как мы видим, В. Н. Сорока-Росинский даже в 20-е годы прошлого века в Советском Союзе сумел реализовать принцип аполитичности воспитания, который он отстаивал в своих теоретических работах. Мало того, что школа не знала советской символики – разговоры е прекрасном и вечном велись в ее стенах в сотни раз чаще, чем о строительстве «светлого коммунистического будущего. Как директору это удалось – остается загадкой. 
 

     ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     Итак, мы рассмотрели основные этапы научной  и педагогической деятельности замечательного русского педагога первой трети 20 века В. Н. Сороки-Росинского. По своим научным взглядам он принадлежал к антрополого-гуманистическому направлению – одному из ведущих направлений русской дореволюционной педагогики. Его основными научными идеями были следующие: идея национальной школы, приоритет гуманитарных дисциплин в образовании, опора на русские национальные традиции, аполитичность воспитательного процесса. Главной ценностной установкой для Сороки-Росинского служил патриотизм, главной составляющей практической деятельности педагога – уважение к личности каждого ребенка.

     Все эти идеи В. Н. Сорока-Росинский воплощал на учительском поприще, на котором  прошла большая часть его жизни. Он выбрал для себя нелегкий путь –  работу с трудновоспитуемыми подростками. При создании школы имени Достоевского педагог опирался на лучшие традиции дореволюционной педагогики, на опыт своих современников по созданию школ-коммун и на свои собственные оригинальные идеи. Ему и его воспитанникам пришлось жить в крайне нелегкие времена, когда голод и разруха сменились массовыми «чистками», направленными на самых талантливых людей. Но школа имени Достоевского, какой она описана в воспоминаниях Г. Белых и Л. Пантелеева, напоминает островок в бушующем океане. Это был свой особый мир, где ребята ежедневно получали уроки любви, добра и красоты. И в то же время – готовились к суровым реалиям жизни.

     Главным результатом работы школы стало  то, что почти все воспитанники вышли из ее стен достойными людьми. Среди них были писатели, учителя, директор издательства, агроном, офицеры Советской армии, военный инженер, инженеры гражданские и т. д.