Власть и оппозиция в России

ВЛАСТЬ  И ОППОЗИЦИЯ В  РОССИИ: ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В УСЛОВИЯХ ДЕМОКРАТИИ  

     1. 2005 год  - это не только год шестидесятилетия великой победы нашего народа над фашизмом, но и своеобразный политический юбилей - двадцатилетие с начала  российских реформ, объявленных М.С.Горбачевым. Период этот, исполненный великих надежд и тревог,  обещаний и разочарований, взлетов и падений, принес нам весьма противоречивые результаты. Мы потеряли большую страну – СССР и обрели суверенную, федеративную, демократическую Россию. Расстались с партией-гигантом и получили  многопартийность. Поменяли социалистический, государственно-патерналистский вектор развития экономики и социальной сферы, общество всеобщей занятости на неолиберальный вектор, рынок и частную собственность, получив высокую безработицу и даже «рабочую» бедность при формальной занятости и непомерной роскоши 40 миллиардеров. Обрели новую конституцию, включающие все положения Международной декларации прав человека и гражданина, покончили с политической цензурой в СМИ и получили экономическую цензуру и выборы с изощренными манипулятивными политтехнологиями и т.д. и т.п.

     Сначала повесткой дня перестроечного дискурса были слова «не тот социализм» построили, теперь «нужна ли нам такая демократия и есть ли у нее шанс?» Создается впечатление, что  мы потеряли путеводную нить и вновь необходим  научный и политический дискурс относительно своего будущего. Тема нашей конференции весьма объемна: «Российское общество: тенденции и перспективы развития». Я хочу представить свою точку зрения на демократию и роль оппозиции в демократическом процессе России.

     2. Прежде всего, надо ответить  себе на вопрос: о какой демократии  мы говорим? Несмотря на десятки  различных модификаций, существует  две основные модели демократии, наиболее убедительно представленные  Жан-Жаком Руссо и Йозефом Шумпетером.  В основе первой модели лежит право большинства, когда по итогам выборов отдельные воли граждан сливаются в единую волю ради воплощения общего блага при игнорировании мнения меньшинства т.е. оппозиции. В основе второй  лежит свободная конкуренция политических элит на выборах, где победителю  достается право формулировать политические цели, где оппозиция – одна из участниц этой конкуренции.

     В определенном смысле первая модель воплотилась  в Советском Союзе, где общее  благо реализовалось в принципе равных возможностей при отсутствии фактической конкуренции: одна партия, одна идеология, одна партийно-советская  печать, которые представляли всеобщий интерес.  Вторая модель рождалась на наших глазах и вылилась не в свободную конкуренцию элит, а в манипуляцию ресурсами на выборах – административными, финансовыми, информационными. И в том и в другом случае был нарушен принцип  как процедурной, так и социальной справедливости и в результате пострадало качество этой самой демократии. Но, пожалуй, новость заключается в другом: сегодня западный мир, относящий себя к развитой демократии задается вопросом: нужна ли нам демократия, если она не решает острых социальных проблем? Следующий международный конгресс политологов в Японии уже внес в повестку дня тему «Работает ли демократия?». А один из известных  американских политологов Гильермо О΄Доннел уже заявил, что XXI век будет веком авторитаризма. Не менее известный в России политолог Ю.А.Красин на одной из научных дискуссий констатировал утверждение «мягкого авторитаризма» в стране.

     Как известно любой спор о моделях  демократии весьма умозрителен, но есть основания, отказавшись  от которых можно потерять саму суть демократии. На мой взгляд, для России крайне важно сохранить два ее принципа. Один из них завоеван еще Февральской  революцией 1917 года и вновь утвержден перестройкой Горбачева – принцип альтернативности, закрепленный в праве выбора гражданином  информации, партии, идеологии, религии, формы собственности и подкреплен другим принципом - правом равных возможностей граждан, а не равных доходов. Именно в этом, на мой взгляд, может быть, и заключен российский идеал справедливости, назовите его социальной демократией или демократическим либерализмом. В СССР был проигнорирован принцип альтернативности, а в современной России пока не получается внедрить принцип равных возможностей.

     Не  могу также не согласиться с авторитетным исследователем современной демократии  Робертом Аланом Далем, который  полагает, что демократия измеряется двумя зависящими друг от друга величинами: наличием общественного соперничества и правом граждан участвовать в выборах и в управлении через общественные институты. Политическая оппозиция как раз и является таким институтом соперничества с властью, побуждая ее постоянно быть на стороже, доказывая свою эффективность и полезность для граждан. Именно она поддерживает существование принципа альтернативности, возможности выбора.

     3. Российская демократии и оппозиция  как завоевание горбачевского  правления вещи неразрывные. Будущее  демократии в России без нее  невозможно и чревато «жестким  авторитаризмом» и безальтернативностью, что мы уже проходили. Но каково качество нашей оппозиции, есть ли у нее поддержка и много ли у нее сил и свежих идей, возможностей для соперничества с властью и обеспечения контроля за ней, коммуникации, мирной смены элит?

     Оппозиционность в России началась с диссенсуса и проявили себя в 1989 году с оформления Межрегиональной депутатской группы, затем создания в 1990 г. Демплатформы в единственной тогда в стране партии – КПСС и оформления антикоммунистического движения «Демократическая Россия», которую возглавили выходцы из компартии. Через десять лет массовые опросы показали, что  право на оппозицию, критику властей в СМИ, закрепилось в сознании россиян как обязательный принцип демократии. С 1993 года после принятия новой Конституции РФ и выборов в Государственную Думу первого созыва прошло уже три избирательных цикла. До 2003 г. в федеральный парламент наряду с «партией власти» постоянно выбирались оппозиционные партии правой и левой ориентации, национал-патриоты. Но уже в 2003 г. некоторые представители левой оппозиции АПР (3,64%) и правой - социально-либеральной оппозиции «Яблоко» (4,3%);  радикально-либеральной оппозиции - СПС (3,97%) не попали в парламент, не преодолев 5 %, и не смогли сформировать в Думе своих фракций. Таким образом, общий процент оппозиционеров в представительном органе власти сократился. Означает ли это, что протестный потенциал общества, где по данным Всероссийских социологических опросов ВЦИОМа в 2003 г. примерно 20 % «едва сводят концы с концами, денег не хватает даже на продукты питания, а более 20% заявляют, что терпеть  наше бедственное положение уже невозможно», сходит на «нет»?

     Можно предположить, что, народ решил канализировать свой гнев через протестное голосование  «против всех». Действительно эксперты в области протестного поведения россиян социологи А.В.Кинсбурский и М.Н.Топалов подтверждают, что в России изначально не было развито протестное движение, ежегодно в нем участвовало не более 1-2 % взрослого населения, а потому народ сразу выбрал для себя протестное голосование: против коммунистического режима (сокрушительная победа ЛДПР на выборах 1993 г.),  против либеральных рыночных реформ (провал в 1995 г. «Демократического выбора» Е.Гайдара, в 2003 г. – СПС Б.Немцова, И.Хакамады, Е.Гайдара, А.Чубайса и неудача «Яблока» в рамках статистической погрешности).  «Относительно последнего можно заключить, что его основным содержанием должны были служить антилиберальные, антирыночные (просоциалистические, авторитарные), а также антиолигархические настроения. Именно они составляют социальный фон парламентских выборов в России последнего десятилетия».^[1] Действительно, в последние годы набирает обороты голосование «против  всех». По статистике «Господин «против всех» занимает в большинстве избирательных округов 3-4 места.  В определенном смысле  это сигнал о недоверии и власти и политическим партиям и политикам - одномандатникам, призванным  представлять их интересы. Это первое.

     Второе. По исследованиям Левада - Центра,  в 2005 г. по сравнению с 2003 г. увеличилось число симпатизантов «партии власти» и патриотов и ухудшилось положение коммунистов и демократов. Это может означать, что народ либо  устал от оппозиционной риторики и жаждет стабильности, порядка и реальных изменений к лучшему, либо голосует «рационально» за тех, кто точно «проходит» во власть.

     Третье.  Хотя левая и правая оппозиционность населения составляет сегодня по 30%, но это не значит, что люди готовы и голосовать за соответствующие партии. За левые партии готовы голосовать только 15% из их оппозиционного потенциала, т.е. только половина. Из правового электората только 13% отдают предпочтение демократам и из них лишь 15%  собираются голосовать за правые партии (СПС, «Яблоко», «Наш выбор», РПР и др.). Не так все просто и у «Единой России»: «твердых конформистов» в обществе примерно 45%. Из них только 25 % поддерживают «единороссов». Иными словами люди не видят в политических партиях выразителей и надежных защитников их интересов.

     Четвертое. Несмотря на большую численность  оппозиционных слоев в России их объединение представляется многим наблюдателям невозможным ввиду  того колоссального взаимного антагонизма  между правыми и левыми, значительно  превосходящего у тех и других неприязнь к правлению В.В.Путина.^[2]

     Пятое. Региональные выборы в Москве и Чечне, особо волнующие Кремль, показали, что левая и правая оппозиция  способны даже в условиях использования  против них административного ресурса  собирать голоса избирателей и проходить  в парламент. Более того, коммунисты в Москве впервые за 15 лет попали в МГД и увеличили свой результат  на несколько пунктов. Во второстепенных же для «партии власти» регионах оппозиционные партии весьма популярны  и если бы они объединились, то превзошли  бы по численности депутатов от «партии  власти». Например, в Костромской  областной думе 30 % получили депутаты от «ЕР», 17% - КПРФ, 11% - АПР,   9% - «Родина». В Новосибирской области в совете народных депутатов оказались представители «ЕР» - 33,12 %, КПРФ – 21,65 % и АПР – 13,47 %. А это значит, что, несмотря ни на что, институт оппозиции закрепился в России. Другое дело, что нет пока у нее новых социальных проектов для страны, которые  были бы понятны и приняты большинсвтом.

     4. Чтобы оппозиция  могла действовать,  не опасаясь репрессий  со стороны власти, она должна быть  институционализирована. В отличие от стран первой и второй волны демократизации, предоставивших оппозицииспециальные права, например, право на одинаковое эфирное время на государственном радио и телевидении, право на ответ и политическое возражение на политические заявления правительства, даже дополнительную оппозиционную надбавку к зарплате депутатов оппозиционных фракций в парламенте (как в Германии, Швеции и др. странах), в России у оппозиции нет специального статуса и специальных прав. Однако, учитывая неукорененность оппозиции в нашей стране, постоянное стремление власти избавиться от инакомыслия, критики  своих действий, как в центре, так и в регионах, представляется обоснованным принятие специального закона о правовом статусе оппозиции.

     С 1996 г. четыре года в Государственной  Думе обсуждался закон о правовых основах оппозиционной деятельности внесенным В.И.Зоркальцевым. Дума приняла его в третьем чтении, передала в Совет Федерации, но закона до сих пор нет. 7 июня  2005 на заседании «круглого стола», организованного  Комитетом по делам общественных объединений и религиозных организаций,  В.А.Купцов – зам. председателя Госдумы вновь поднял этот вопрос и получил невнятный ответ, типа ничего нового этот закон не привносит в законодательную практику.

     Не  приняты до сих пор и другие важные законы, делающие власть прозрачной и доступной для контроля со стороны  общественности: нет закона об обращениях граждан и закона «о праве знать», которые уже без малого десять лет обсуждаются в Думе.  А ведь это именно тот пакет законов, который создает возможность работать принципу альтернативизма, открывает дорогу для живого участия масс в управлении государством, и, в конечном счете, дает основание судить о том, есть у России демократическое будущее или его нет. 

     5. Следующий принципиальный вопрос для демократии – это то, как общаются между собой власть и оппозиция. Не рассматривая сейчас немирные, радикальные и неконвенциональные способы выяснения отношений, такие как восстания, революции, перевороты, которые дестабилизируют ситуацию в обществе, нередко отбрасывая его назад, обратимся к мирным формам и среди них главному - политическому дискурсу между властью и оппозицией.  Термином «дискурс» в политологии называют не межперсональный, имеющий только личностное значение, диалог как «речевое событие», а социальный диалог, происходящий посредством и через общественные институты между социальными и политическими акторами, а также между социальными и политическими институтами. Словари современного английского языка дают и такую его трактовку: speak at length  on a subject, т.е. буквально: беседа о предмете на расстоянии^[3].  Естественно, что повестка дня дискурса имеет широкое общественное значение. Политический дискурс – это обмен  обоснованными позициями, взглядами в соответствии с определенными правилами, в результате чего предпринимаются действия для решения социально-значимых проблем. В  условиях демократии политический  дискурс – это метод принятия решений. При этом эффективное участие легальной оппозиции в политическом дискурсе с властью возможно только тогда, когда они разделяют общие  базовые ценности.  Такие ценности должны закрепляться законодательно. Например, в США они зафиксированы в Декларации независимости и в Конституции. Главные из этих ценностей – равенство всех перед законом, свобода, правосудие.

     Демократия  не есть только дискурс согласований народа с “правящим классом” или правящей элитой,  согласного со всем, что она ему предлагает, но и конфликтный дискурс. Почему? Во-первых, потому, что в условиях плюрализма интересов, существующего в рамках демократии, этого добиться невозможно. Во-вторых,  демократия – это процесс управления постоянно воспроизводящимися конфликтами этих групп интересов в обществе. В третьих, ни революционная, ни правящая (“принимающая решения”) элита не в состоянии сегодня односторонне определять конечные цели общества, как об этом в начале ХХ века говорили итальянские ученые Г.Моска, В.Парето, Р.Михельс. Стремление элиты  взять под контроль силы перемен  в постиндустриальном обществе тормозит социальное развитие. Власть и общество должны научиться общаться,  вырабатывать социальные цели совместно.  Напрашивается единственный вывод: лучший способ сегодня обойтись с разгневанным меньшинством – больше открыть систему, вводя их в нее как полноценных партнеров, позволяя им участвовать в определении социальных целей, а не пытаться  подвергать их остракизму или изолировать. Вообще в политике определять цели без тех, на ком это скажется, гибельно для общества. Прав Э.Тоффлер, предлагающий регулярное проведение всенародных  социальных ассамблей будущего, по выявлению у народа образа этого будущего.