Медицина средневековья

и благословенными  специальными формулами культовыми предметами. В целом,

подчеркну еще раз, влияние светских медицинских школ, в частности

Салернской, в монастырях на территории севернее Альп ощущалось  слабо, и

различий между  религиозной заботой о душе (cura anima) и медицинской

заботой о теле (cura corporis) не делалось.

Даже в эпоху своего расцвета в X-XII веках монастырский госпиталь как

социальный институт продолжал оставаться богоугодным  заведением по

призрению разных категорий нуждающихся в помощи и высокий медицинский

уровень отдельных  госпиталей в определенный (часто  довольно короткий)

период являлся  скорее не правилом, а исключением, которому они обязаны

заслугами того или  иного врачующего монаха. Так, «образцовый» сен-

галленский госпиталь  просуществовавший несколько столетий, оставил в

истории только одно имя – монаха Ноткера, за вздорный нрав прозванного

«Перцем», а за свое врачебное искусство получившего  почетную приставку к

своему к имени  – medicus (Notkerus Medicus). Хильдегарда Бингенская – автор

едва ли не самых  известных средневековых медицинских  трактов «Phisica» и

«Causa et cura», была аббатисткой  бенедектинского монастыря Руппертсберг,

куда стекались  к ней за помощью сотни страждущих. Слава о ее медицинских

познаниях пережила Хильдегарду: после ее смерти в монастырь  продолжали

стремиться больные  и убогие, хотя его госпиталь не мог предложить уже

ничего такого, чтобы отличало его от других рядовых  госпиталей. Однако

паломники надеялись  отнюдь не медицинскую помощь, а  на чудесное исцеление у

гроба знаменитой аббатиссы-врачевательницы. Поскольку  наплыв паломников был

огромен, а долгом гостеприимства и милосердия нельзя было пренебрегать,

дело дошло до курьеза. Монахини пожаловались майнцскому архиепископу, что

шум и суета, привносимые  в обитель множеством паломников, мешают их

собственным молитвам, и тот вынужден был прибыть к гробу Хильдегарды и

официально «запретить»  ей впредь творить чудеса, дабы у  ее могилы вновь

воцарился покой.

      Если говорить о значении монастырей  для развития медицины как  науки

вообще, то в первую очередь следует напомнить, что  в течении многих

столетий после  распада Римской империи они  оставались едва ли не

единственными очагами  культуры и образованности и именно в них было

сохранено и реципировано античное медицинское наследие. В  основанном

Кассиодором (около 540 г.) монастыре «Виварий» на горе Монте-Кассино

переводились и  переписывались античные медицинские  рукописи Гиппократа,

Галена, Цельса, Диоскурида, Орибазия, Александра Тралльского. В  Испании к

тщательному изучению воззрений античных врачей первым обратился  архиепископ

Исидор Севильский (около 570-636 г.). В крупных монастырях (Люксей, Фульда,

Райхенау, Боббио, Сен-Галлен), в школах при госпиталях епископских кафедр

(в Париже, Шартре, Лилле, Туре) составлялись рецептарии, руководства по

кровопусканию, компедиумы из аничных сочинений.

      Обращение монахов к практической медицине было тем более важным, что в

деле помощи больным  и инвалидам роль белого духовенства  как «врачевателей»

была довольно символической: в раннее средневековье  долгом священника было

не лечить –  это запрещалось, а молитвой и увещеванием поддержать тех, кто

слаб и сам  не способен противостоять скверне  – болезни, подготовить

умирающего, помочь ему осмыслить грядущую смерть, облегчив расставание с

земной жизнью. Однако из многих сотен монастырей и кафедральных соборов по

всей Западной Европе, при которых были госпитали, наберется, может быть не

больше десятка  таких где действительно были продолжены традиции античной

медицинской науки.

      Кроме того, церковные власти  очень быстро распознали в  монастырской

медицине опасность обмирщения для монашества, и расцвет ее был недолог.

      Отправляясь учиться у светских  врачей или оказывать помощь  богатым

больным, монахи-медики часто покидали надолго свои монастыри, что

противоречило уставу: живя в миру, они невольно приучались к роскоши,

общались с женщинами, порой забывали свой долг – служить  бедным и обуянные

грехом гордыни  и корыстолюбия брали плату за лечение или, хуже того, в

поисках гонораров  стремились заполучить себе богатых  пациентов, отказывая в

помощи остальным  нуждающимся. Частые отступления от орденских правил среди

монастырских врачей к XI веку стали уже обычном делом. Приоры закрывали на

это глаза, поскольку  врачебная практика в миру приносила  монастырям немалый

доход: несмотря на то что помощь врача-монаха должна была быть бесплатной,

больные обычно щедро  одаривали монастырь. Известно, например, что

знаменитый проповедник  Бернар Клервонский принял в свою общину одного

медика, бежавшего  из своей обители потому, что приор  того монастыря

вынуждал его  к частым отлучкам ради прибыли. На фоне общего кризиса старого

бенедиктинского монашества внутри самой монастырской системы зрел протест,

и в начале XII века Реймский церковный собор запрещает  членам духовных

орденов «практиковать  врачебное искусство из жажды  обогащения», предписывая

всем «вновь обратиться к Богу». В 1139 г. Латеранский собор  грозит

серьезными наказанием монахам-медикам за практику в миру, собор в 1162 г.

Монпелье запрещает  принимать мирян на лечение в  монастырские госпитали,

годом позже собор  в Туре запрещает более чем двухмесячные отлучки из

монастыря, что  сделало невозможным для монахов  ученье в миру. На церковных

соборах 1212 и 1215 годах  вновь и вновь повторяется  угроза отлучения для

всех, кто нарушает эти правила. Попутно запрещаются  занятия хирургией и

акушерством белому духовенству в госпиталях при  епископских кафедрах. И,

наконец, в 1243 г. Папа требует внести в уставы монашеских орденов пункты о

запрете монахам  учиться медицине вообще. Таким образом, к середине XIII

века серьезная  медицина окончательно изгоняется из монастырских госпиталей.

      Впрочем, к этому времени по  причинам, от медицины весьма  далеким,

монастырские госпитали  уже окончательно утрачивают свою роль основных

центров каритативной деятельности в отношении бедных и больных, на смену им

приходят госпитали  городские, которые условно могут  быть разделены на две

категории. Одни основывались епископами или канониками городских  соборов и

продолжали оставаться полностью церковными учреждениями, другие –

различными духовно-светскими  орденами и братствами, а также городскими

коммунами или, реже, отдельно богатыми благочестивыми горожанами.

      Городские госпитали, строго говоря, явление для Европы не новое.  Один

из самых ранних госпиталей в Западной Европе —  госпиталь в Арле (500 г.),

основанный знаменитым арльским епископом Цезарием. Еще синод 836 г. в

Аахене предписывал  каждому городу иметь свой госпиталь, но до XII века

данное предписание  оставалось скорее только благим пожеланием. Однако по

мере роста числа  городов и соответственно горожан, росло и количество

городских госпиталей.

      Что представлял собой городской  госпиталь? Как и монастырский, он

сочетал в себе функции больницы и приюта для  всех нуждающихся. Больные,

инвалиды, немощные старики, вдовы и сироты, бедняки  и странники получали в

нем необходимый, но в целом простейший уход. Даже настоящий врач был там

далеко не всегда.

Нельзя забывать, что городской госпиталь тоже был в первую очередь духовным

институтом. Напомню, что во взгляде на болезнь и  больных христианское

мировоззрение отличалось от античной "научной" медицины отнюдь не тем, что

в христианстве отношение  к ним было "религиозным", а  у античных врачей

"светским". Античная  медицина также никогда не  была чисто светской и носила

отпечаток религиозного мышления даже у Гиппократа, так что нельзя

рассматривать ее только с позиций рационализма. Различие это состояло

прежде всего  во взглядах на причину болезни и  на важнейшее условие

избавления от нее.

      Теология болезни учит, что все  телесные недуги, равно как и  любые

другие несчастья, происходят по воле Божественного Провидения и являются

следствием греховности  человеческой натуры. Грех при этом связывается не

столько со специфическим, формально неправильным поведением, противоречащим

христианским нормам и ценностям, сколько с определенным состоянием души,

ибо греховность  — "скверна" — соединяется  с душой и становится неотъемлемой

ее частью; поэтому  главное условие исцеления —  очищение болящего от скверны

греха5. Христа почитали как избавителя и врачевателя  и души, и тела —

"Christus soter et medicus".

      Именно забота о духовном здоровье  пациентов стояла в средневековых

госпиталях на первом месте, что нашло отражение  даже в их архитектуре. В

конце залы, где  помещались пациенты, обязательно находился  алтарь, при

котором велись регулярные богослужения; иногда к госпитальному зданию

пристраивалась  капелла или небольшая церковь, так что все обитатели

госпиталя, даже прикованные  к постели больные, всегда имели  возможность

принимать участие  в литургии. И первыми процедурами, которым подвергались

поступающие в  госпиталь, были очищающая душу исповедь и таинство

причащения.

      Новоприбывших пациентов мыли, переодевали  в чистое (спать, впрочем,

полагалось голыми, только в ночном колпаке), оказывали  простейшую

медицинскую помощь и размешали в общей зале, где рядами стояли кровати,

рассчитанные обычно на несколько человек каждая. Отдельных  помещений для

мужчин и женщин не предусматривалось, их кровати просто отделялись

проходом. Кормили  в целом хорошо, не менее 2 раз  в неделю полагались мясо и

вино. Забота об искуплении грехов и спасении души, а также  питание, уход и

крыша над головой  составляли основу "лечения" в  таком госпитале. Но было бы

ошибочным недооценивать  его значение: вдали от знаменитых медицинских