Зарождение грузинской темы в творчестве русских поэтесс ХХ века

 А. А. Жданов в своем докладе так  оценил  творчество поэтессы: "Тематика Ахматовой насквозь индивидуалистическая. До убожества ограничен диапазон ее поэзии, - поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и молельной" и делал вывод о том, что ее поэзия "совершенно далека от народа"(24).   4 сентября  того же А. А Ахматову  и М.М. Зощенко исключили из Союза писателей СССР. Только 20 сентября 1988 года Политбюро ЦК КПСС отменило Постановление от 14.08.1946 года как ошибочное. Восстановили Ахматову  в СП СССР в 1951 году.  

 С 1940 по 1962 годы, на протяжении многих лет  создавалась «Поэма без героя». Произведение посвящено друзьям и согражданам  поэтессы, погибших в Ленинграде во время блокады. В это же время  пишется и «Реквием», в котором  поэтесса пытается синтезировать большие  исторические пласты эпохи. А. Ахматовой  пришлось многое пережить. Страшные годы, изменившие всю страну, не могли  не отразиться и на ее судьбе. Поэма "Реквием" явилась свидетельством всего того, с чем пришлось столкнуться  поэтессе. Вспоминая события этих лет, А. Ахматова заново осознает те явления, которые провели черту в жизни  многих людей, отделяя нормальную, счастливую жизнь и страшную, бесчеловечную  действительность. Годы ежовщины по своей  сути были геноцидом против собственного народа. Бесконечные тюремные очереди, в которых стояли родственники и  близкие люди заключенных, стали  своеобразным символом этого времени. Тюрьма вошла в жизнь самых  достойнейших людей, сделала невозможным  даже саму надежду на счастье. Вся  жизнь людей теперь зависела от приговора, который будет вынесен близкому человеку. Муж Ахматовой,  Николай  Степанович Гумилев,  огульно обвиненный в антисоветском заговоре, был  расстрелян, а сын в начале 1930 – х годов репрессирован (его  трижды арестовывали, и он провел в  лагерях в общей сложности 14 лет, позднее был реабилитирован).  Все эти годы она терпеливо  и неустанно, но бесплодно хлопотала  об его освобождении. Трагедия случилась  с самыми близкими и родными людьми. Вся жизнь стала похожа на бесконечно кошмарный сон. Расставание с  сыном, боль и тревога за него иссушают материнское сердце.

 А. Ахматова прошла огромный и трудный путь –  от «Вечера» до «Поэмы без героя». Она  внутренне очень изменилась, обрела гражданскую страсть, высокий трагизм  и человеческую мудрость. И все же она не забыла своего прошлого, не отбросила своей поэтической молодости – Ахматова сохранила преданность своему поколению.

 В послевоенном творчестве Ахматовой заметное место  занимают стихи в защиту мира («Песня мира» (1950г.), «Говорят дети» (1950г.)). Ахматова - большой мастер стихотворной формы-классически  прозрачной, отточенной, законченной. Под редакцией Ахматовой вышел  сборник «Корейская  классическая поэзия» (1956г., 1958г.). Ей принадлежат  переводы из восточных, западноевропейских, латышских поэтов. Она перевела также  стихи грузинских поэтов: Иосифа Гришашвили, Паоло Яшвили, Михаила Квливидзе.

 Поэтесса  не бывала в Грузии, и, казалось бы, ничем  с ней не связана, но тема Грузии жила в поэзии Ахматовой. Она возникла через приобщение к грузинской художественной культуре посредством литературной традиции и благодаря личному  знакомству с выдающимися грузинскими  поэтами – Тицианом Табидзе и  Паоло Яшвили. О том, какое впечатление  произвела на Ахматову встреча с  грузинскими поэтами, свидетельствуют  воспоминания самой поэтессы:  «С Тицианом Табидзе и Паоло Яшвили я познакомилась в начале 30 –  х годов у Бориса Леонидовича  Пастернака. Тициан и Паоло  эти  два имени представляли в то время  для нас, русских поэтов, Грузию […]. Тициан Табидзе всегда читал свои стихи по – грузински. Иногда он читал их мне, и я старалась  глубоко вникнуть в них, лучше  постичь их звучание на языке поэта […]. Всей своей жизнью, творчеством, неутолимой деятельностью Тициан Табидзе  и Паоло Яшвили крепили дружбу между нашими литературами, между  поэтами Грузии  и России» (25).

 Эти строки воспоминаний А. Ахматовой для  нас чрезвычайно важны, ибо они  подтверждают мысль о том, что  литературный процесс любого народа не развивается изолированно, он глубоко  связан личностными, творческими и  духовными аспектами. В творчестве А. Ахматовой грузинская тема возникает, во – первых, в переводах стихотворений  П. Яшвили, И. Гришашвили и ряда других грузинских поэтов, а, во – вторых, непосредственно  в лирике. Мы имеем в виду стихотворение  «Надпись на книге» («Из – под  каких развалин говорю»), эпиграф, который  взят из великой поэмы Ш. Руставели  «Витязь в тигровой шкуре». Это  стихотворение написано в 1959 году и  формально к теме нашего исследования не относится, однако именно формально, а по существу этот феномен представляет огромный интерес, ибо та заинтересованность грузинской духовной культурой, которая  возникла у Ахматовой в 20- х –  начале  30 – х годов, не исчезла бесследно, а осталась в сознании и вновь возникла в одном из поздних стихов, очень важных для понимания мироощущения поэта.

 Обратимся к анализу самого стихотворения  и близкой ему тематике и попытаемся показать,  как конкретно отразилась тема Грузии в поэтическом мире А. Ахматовой.

   Творчество А. Ахматовой пронизывают  темы прошлого, памяти и неразрывно связанная с ними тема творчества, назначения художника на земле. Глубокое осознание своего предназначения и одновременно трагизм непонимания, разлад между поэтом и «толпой» постоянно присутствуют в ее лирике, эволюционируя в соответствии с изменением мировоззренческих и творческих установок.

 В более  широком аспекте проблема художника, переплетаясь с темой памяти, звучит в символическом стихотворении 1940 года «Подвал памяти», в котором  тема нетождественности поэта самому себе граничит с потерей рассудка. Стихотворение 1959 года «Надпись на книге» (Из – под каких развалин говорю …) представляет особый интерес для  анализа, ибо в нем объединяются основные проблемы лирики Ахматовой (тема памяти, трагического разлада с собой, назначения художника), однако разрешение эти проблемы обретают смысл на новом  мировоззренческом и философском  уровне. В данной связи возникает  тот аспект, который, с нашей точки  зрения, в какой – то мере приоткрывает творческую лабораторию писателя. Речь идет о несомненной связи стихотворения  с мироощущением грузинской поэзии. Формально эта связь выявлена в эпиграфе к стихотворению, взятого  из поэмы великого грузинского поэта  Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». «Что отдал – то твое». Однако в данном случае эпиграф – не просто случайность, а закономерный и продуманный выбор автора, явившийся  следствием многолетнего постижения грузинской поэтической культуры. Попытаемся обосновать свою мысль. Обратимся к тексту стихотворения. Оно существует в разных редакциях, каждая из которых по – своему характерна и интересна. Первая строфа в одной  из редакций звучит так:

 Из  – под каких развалин, говорю,

 Из  – под какого я кричу обвала!

 Я снова  все на свете раздарю,

 И этого  еще мне будет мало (26).

 В другой редакции первая строфа несколько видоизменена:

 Из  – под каких развалин, говорю,

 Из  – под какого я кричу обвала,

 Как в негашеной извести горю

 Под сводами зловонного подвала(27).

 Как видно из сопоставления двух редакций, они, с одной стороны, продолжают основные мотивы лирики Ахматовой (разлад с собой, трагедия непонимания и  так далее). Есть даже словесные совпадения с образами стихотворения «Подвал  памяти»:

 Когда спускаюсь с фонарем в подвал,

 Мне кажется – опять глухой обвал

 Уже по узкой лестнице грохочет (28).

 Однако, с другой стороны, в одной из редакций есть две строки, которые говорят  о новом подходе к проблеме, о попытке ее иного решения:

 Я снова  все на свете раздарю,

 И этого  еще мне будет мало(29).

 Здесь явно чувствуется перекличка с эпиграфом  и в более широком смысле обнаруживается связь с грузинской философией («что отдал – то твое), ибо не только творчеству Руставели, но и вообще всей грузинской культуре, начиная с фольклора, присущ гармонический взгляд на мир, стремление к единению, а не к  разъединению, будь то отношение человека к природе, к духовным традициям  или друг к другу. Эти свойства грузинского мироощущения потому и  притягивали русских поэтов, что  в Грузии, как в  структуре,  они видели органическую связь народа с интеллигенцией, истории с современностью, благодаря которой эта страна не испытывала, по словам Б. Пастернака, перерыва в своем развитии, несмотря на драматическую судьбу. Если в  творчестве О.Мандельштама, Б.Пастернака, Н.Заболоцкого, Н.Тихонова, П.Антокольского  и других поэтов воздействие грузинского  мироощущения проявляется очень  ярко, то лирика Ахматовой с этой точки зрения обычно не рассматривалась, так как связи А. Ахматовой  с Грузией считались не столь  глубокими. Действительно, циклов и  стихов о Грузии у Ахматовой нет, но интерес к этой стране и ее поэтической культуре у Анны Андреевны  существовал, как мы уже об этом говорили, выше.

 Таким образом, появление эпиграфа к стихотворению  «Надпись на книге» далеко не случайно: грузинская культура была знакома Ахматовой  и привлекала ее. (Может тяга поэтессы к грузинской культуре объясняется  тем, что  муж поэтессы – Н.Гумилев, был  сыном корабельного  врача  и после назначения отца - с 1900 по 1903 годы, жил в Грузии. Первое стихотворение  Н. Гумилева печатается на страницах "Тифлисского  листа" (1902г.)).

 Возвращаясь к анализу стихотворения «Надпись на книге» после сделанного экскурса в генезис «грузинских» поэтических  и творческих истоков лирики Ахматовой, можно уже с некоторой долей  уверенности сказать, что Грузия находилась в поле поэтического зрения поэта, и, вероятно, эпическая мудрость второй строфы в какой-то мере связана  с грузинской поэтической традицией. Конечно, нельзя ограничивать творческие поиски автора одной тематикой, безусловно, были и другие импульсы к написанию  стихотворения (психологические, социальные, политические), однако разрешение всех волнующих поэта проблем в  данном стихотворении происходит в  оптимистическом ключе, и в этом одно из проявлений воздействия грузинской жизнеутверждающей поэтической  стихии:

 Пусть назовут безмолвною зимой

 И вечные навек захлопнут двери,

 Но  все-таки услышат голос мой,

 И все-таки ему опять поверят(30).

   Голос поэта вновь звучит «из-под развалин» памяти и судьбы, и ему вновь верят. Ахматова преодолевает разлад между миром и  собой, вновь подтверждая мудрость руставелевского афоризма: "Что отдал-то твое». Анализ стихотворения «Надпись на книге» в данном аспекте, ни в коей  мере не претендуя на неоспоримость, но  на наш взгляд, приоткрывает еще одну грань во взаимоотношениях русской литературы с традициями грузинской поэтической культуры. 

 Поэтесса  восприняла Кавказ и Грузию как традиционные темы русской поэзии, что не могло  не повлиять на ее поэтическое видение.   Летом 1927 года Ахматова лечилась в Кисловодске  в санатории на Крестовой горе.  Находясь под впечатлением образа Кавказа, Ахматова пишет стихотворение «Здесь Пушкина изгнанье началось…» (1927г.), а уже в 1961 – ом   «Конец Демона». Ясность и «вещность» образов, эмоциональный  лаконизм, прозрачная классическая форма, присущие ее поэзии, нашли свое отражение  в первом  стихотворении. В произведении Кавказ выступает как место, связанное  с жизненными судьбами Пушкина и  Лермонтова. Поэтесса описывает неукротимый  жгучий взор лермонтовского Демона («Сияние  неутоленных глаз бессмертного любовника  Тамары»).  Автор как бы  вместе с Лермонтовым вновь переживает трагедию Тамары и Демона: 

 Здесь Пушкина изгнанье началось,

 И Лермонтова кончилось изгнанье.

 Здесь горных трав легко благоуханье,

 И только раз мне видеть удалось

 У озера, в густой тени чинары,

 В тот  предвечерний и жестокий час –

 Сияние  неутоленных глаз

 Бессмертного  любовника Тамары (31).

 В 1914 году известный русский поэт, представитель  акмеизма О.Мандельштам написал  стихотворение «Соломинка», где  создал образ грузинской красавицы  Саломеи Андроникашвили, жившей в  Петербурге.  Современники Саломеи  Андроникашвили называли  ее "музой  двадцатого века"(32). Она славилась  своим умом, обаянием и остроумием.  Если в этом стихотворении О. Мандельштам  сравнивает Саломею Андроникашвили с героинями Эдгара По – Лигейей  и Ленор, с бальзаковской Серафитой, то в другом стихотворении ("Мадригал"), написанном в том же году и посвященном  нашей соотечественнице, поэт использует фамильное предание о происхождении  рода Андроникашвили.  Позднее,  в 1940 году этой грузинской красавице  посвятила стихотворение и Анна Ахматова, в котором обессмертила имя своей  подруги. Стихотворение  называется  «Тень» и начинается словами: