Фольклорная и историческая основа «Повести о Петре и Февронии»

             МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ  РОССИЙСКОЙ

ФЕДЕРАЦИИ

______________________________________________________________________

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ПЕЧАТИ

ИМЕНИ ИВАНА ФЕДОРОВА

Факультет издательского дела и журналистики

Кафедра истории литературы

 

 

КУРСОВАЯ РАБОТА

НА ТЕМУ:

 

Фольклорная и историческая основа «Повести о Петре и Февронии»

 

 

 

 

 

 

 

 

Студентка:

ВКЖ5-1

Хотьковская А.А.

 

 

Руководитель___________________

 

Оглавление

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

У русского народа нет другого столь же поэтичного и поучительного рассказа о супружеской любви и верности, как «Повесть о Петре и Февронии». Именно муромское предание о любви князя и княгини, живших в древности, стало самым любимым чтением русских людей. «Повесть о Петре и Февронии», отразившая идеал христианского брака, названа «жемчужиной древнерусской литературы» и вошла в сокровищницу мировой культуры.

Семья в средневековом обществе играла роль, может быть, более важную, чем сейчас. Дела семейные – по сути, рутина повседневности, мелочные заботы – меркнут перед военными подвигами, политическими интригами, коварством врагов. В домашней жизни сложно показать удаль и отвагу, государственный ум и презрение к опасности – то, что относилось к несомненной доблести настоящего мужчины. Потому летописцы обходили семейную жизнь стороной, пристально следя за великими деяниями полководцев, внезапными катаклизмами, чудесами и знамениями. В таком мировосприятии есть место подвигу, но нет местечка обыденности.

Тем более неожиданным оказывается древнерусская «Повесть о Петре и Февронии». Пусть это не летопись, но с полным основанием его можно назвать «хроникой семейной жизни». Этому не мешает даже насыщенность повести волшебными событиями. Ведь для читателя, которому она была адресована, волшебство было настолько реальным, насколько для нашего современника реально виртуальное пространство.

Повесть была создана в XVIв. во времена Ивана Грозного известным церковным писателем и публицистом Ермолаем-Еразмом. Однако Петр и Феврония, практически три столетия были местночтимыми святыми муромской земли, о чем свидетельствует составленная им служба, дошедшая в двух списках конца XV-начала XVI веков. Почитание скорее всего возросло при открытии мощей княжеской четы, лежащей в одном гробу. Лишь в 1547 году они были официально включены в список святых.

В своей работе я хотела бы исследовать фольклорную и историческую основу создания такого ценного кладезя русской литературы, как «Повесть о Петре и Февронии».

Объектом исследования является «Повесть о Петре и Февронии», в нескольких редакциях – старейшей, опубликованной в «Хрестоматии по древней русской литературе» (сост. Н.К.Гудзием), и переведенной на современный русский язык Б.А. Лариным («Русские повести XV-XVI вв.»).

Предметом исследования стали исторические данные о прототипах героев Повести и о времени создания произведения, а также фольклорная основа «Повести о Петре и Февронии».

Целью исследования является изучение историко-фолклорных аспектов Повести.

В качестве теоретической основы мной были использованы труды И.О. Скрипиля («Повесть о Петре и Февронии муромских в ее отношении к русской сказе»), Н. С. Гордиенко «Крещение Руси»: факты против легенд и мифов» и исследование Р.П.Дмитриевой «Повесть о Петре и Февронии» и ее наставника Д.С. Лихачева. Также мне очень пригодились данные, полученные мной на сайте Краеведческого музея г.Мурома. В том числе, для исследования мифологической основы произведения, я ознакомилась с народными русскими сказками, собранными А. Н. Афанасьевым и с электронным вариантом книги И.П.Сахарова «Сказания русского народа».

Глава 1. Историческая основа «Повести о Петре и Февронии»

Христианство постепенно приходило на русскую землю и  испытывало, особенно на ранних этапах, влияние мифопоэтического мировоззрения народа. С XI—XII веков христианство на Руси заметно оязычивалось. Как пишет в своей книге Н.С. Гордиенко: «Следы языческого влияния отчетливо просматриваются в православном культе святых, который сам является не чем иным, как рецидивом язычества в христианстве, помогшим последнему как монотеистической религии распространить свое влияние на приверженцев политеизма». На это обстоятельство указывал Ф. Энгельс, отметивший, что христианство «могло вытеснить у народных масс культ старых богов только посредством культа святых» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 490)

Действительно, принесенные на Русь христианские святые совместились в сознании наших предков с древнеславянскими божествами-покровителями и стали восприниматься не в православном контексте, а в чисто языческом. Такая же участь постигла и собственных святых русской православной церкви, которые стали появляться с XI века: князья Борис и Глеб, княгиня Ольга и др.

Например, в образе библейского пророка Илии, как он воспринимался обыденным сознанием приверженцев русского православия, отчетливо просматриваются черты древнеславянского Перуна. Поэтому и закрепилось за ним название — Илья Громовник. А так как день памяти этого святого приходился на конец июля (по старому стилю), то его почитали еще и как покровителя жатвы. Севастийский христианский епископ Власий, никогда не занимавшийся скотоводством, ассоциировался (видимо, по созвучию) с языческим Волосом (Белесом), переняв от него функции «скотьего бога». Епископ города Миры Ликийские Николай, реальность которого не доказана, что не мешает церкви чтить его как Николая Чудотворца или Николая Угодника, превратился в Николу — покровителя земледелия и урожая, а также властелина водной стихии — спасителя рыбаков и моряков (Никола Морской). Популярностью своей он соперничал на Руси со Спасом и богородицей. Полководца римского императора Диоклетиана Георгия Победоносца (III в.) народная фантазия, вскормленная язычеством, «переквалифицировала» в Егория — покровителя скотоводства, земледелия и охоты, конкурировавшего с Власием и другими «скотьими святыми». Византийских каменотесов братьев-мучеников Флора и Лавра (II в.) наделили чертами языческих «кои-ских богов» — покровителей и целителей лошадей.

Вследствие этого формировалось «народное христианство», которое стало органической частью русской православной культуры, сохраняя традицию и воплощая систему народного мировоззрения. На Руси исконно славянские верования и обряды оказались вплетены в христианство, оказавшимся во многом отличным от официальной религии. Более того, образовавшееся «двоеверие» представляло собой мировоззренческий синтез, в котором ведущая роль принадлежала славянскому язычеству.

Батыево нашествие непосредственно и грозно коснулось Древней Руси зимой 1237/38 года, когда были сожжены Рязань, Коломна, Москва, Владимир, Суздаль, Ростов, Ярославль, Кострома, Дмитров, Торжок. Гибли памятники искусства и архитектуры, разорялись ремесленные центры, угонялись в полон мастера... И здесь потребность в сплочении перед грозным врагом становилась мощным христианизирующим фактором: объединению людей помогала проповедь всеобщего братства во Христе. На Руси с началом Батыева нашествия она охватила низы городского посада. На листах летописей одно за другим появляются известия, свидетельствующие о том, что христианские символы стали реальной ценностью для городского люда. Так, под 1255 год, в связи с приходом Батыевых «численников» «целоваша святую Богородицю меншии, како стати всем — либо живот, либо смерть за правды новгородьскую, за свою отчину»; под 1259 год — «умрем честно за святую Софью»; под 1293 год ремесленники Твери принуждают бояр целовать крест в том, что они не изменят перед лицом монголо-татарских войск Дюденя... Движение посада к церкви давало низам города новые нравственные силы, возможность ощутить весь город (включая «град» или «кром») как «свой», как единое целое (Власов В. Почему князь Петр женился на Февронии?).

Таким образом, началом фактического принятия христианства городским посадом, по-видимому, является вторая половина XIII века – время, в которое, по некоторым источникам жили прототипы образов Петра и Февронии. И церковь вынуждена была принять выдвижение живых носителей христианской идеи, такой, как она понималась городскими низами,— прорицателей, обличителей, мучеников (прямых продолжателей традиции языческих волхвов),— они именовались юродивыми, блаженными и позже были причислены к лику святых. 

Князя Петра отождествляют с муромским князем Давидом, умершем в схиме (1204-1227/1228). «Степенная книга» вводит Петра в число муромских князей: «Юрьевич Петр, во иноцех Давид чюдотворец». Некоторые церковные историки, отождествляя его с Давидом Муромским, считали, что имя Петр было принято им после пострижения. Скептики пишут, что «скорее всего Степенная книга и здесь, по обыкновению, приспосабливает известия старых летописей к новым потребностям».

М.О. Скрипиль видел в Петре соименного ему другого муромского князя: «Время жизни Петра и Февронии, по народному преданию, отразившемуся в легенде о Василии, епископе рязанском, может быть отнесено к концу XIII в. или началу XIV в. <…> Легенда имеет в виду отождествление Петра и Февронии повести с Петром и Ефросиньей, жившими в начале XIV в.  Можно предполагать, что и фабула повести связана с жизнью этих совсем нам неизвестных муромских князя и княгиню». Однако, Н. П. Травчетов доказал несостоятельность этой версии. Повесть заключает в себе описание волостной системы, характерной для Руси XI-начала XIII вв., при которой и могло иметь место изгнание и призвание князя.

В своем исследовании Р.П. Дмитриева пишет: «Содержание Повести было определено существованием предания о женитьбе князя на крестьянке. Это, видимо, послужило той реальной основой, на которой строился рассказ о Петре и Февронии» (стр.8).

На сайте Краеведческого музея г. Мурома содержится следующая информация: «Нам не раз приходилось давать разъяснения людям, наивно озадаченным вопросом – были ли у Петра и Февронии дети, ведь в житии об этом не сказано. Некоторые даже поговаривают, что брак святых и вовсе был целомудренным, и до пострижения князь и княгиня жили как брат с сестрой. Это не соответствует обычаям Древней Руси. Между тем, у муромского князя Давида (ум. 1227/1228), которого по церковной традиции считают прототипом Петра, были дети, известные по летописям. Вопрос в том, что полную идентичность исторической личности и героя жития вряд ли можно подтвердить безоговорочно. Представления о бездетности Петра и Февронии, возможно, связаны с рукописным отрывком «О родословии муромских князей»: «В лета 6731 (1223) г. Пришел в Муром из Киева князь Константин Святославич… от того рода пошли в муроме сынове их князя Петр без детеи и княгиня Феврония…» Этот текст нельзя считать полностью достоверным» (http://old.museum-murom.ru/).

1.2. История создания «Повести о Петре и Февронии»

Повесть была создана в 1547г.  церковным писателем и публицистом Ермолаем-Еразмом. Эпоха написания и личность автора во многом определяют ее своеобразие. Долгое время считалось, что Повесть была написана неизвестным автором в XV в., однако Р. П. Дмитриева доказала авторство Ермолая-Еразма. Вероятно, первоначально Повесть была задумана как уставное чтение для праздничного бдения в день памяти святых.

О самом авторе повести, Ермолае-Еразме, известно немного. Он жил в Пскове, где сан священника совмещал с занятиями литературой. Его труды были замечены книжниками из окружения царя, и уже в 1555 г. Ермолай стал протопопом московской кремлевской церкви Спаса на Бору. Вскоре он подал царю проект государственных преобразований – «Слово о рассуждении любви и правды». Будучи сторонником самодержавия, Еразм, тем не менее, высказал дерзкие предложения об устройстве общества. По его мнению, все богатство происходит от «насилия» и «ухищрения». Крестьяне же, главные труженики, страдают. Публицист предложил программу по облегчению их участи, утверждая, что христианская любовь всех сделает равными. Его мысли не были услышаны – слишком опередили они свое время. Автор попал в опалу и, вернувшись в Псков, принял монашество.

Кроме «Слова» и «Повести о Петре и Февронии», Ермолай-Еразм написал еще несколько произведений. В последние годы высказано мнение, что он является автором и известной «Повести о водворении христианства в Муроме».

Вероятнее всего, что «Повесть о Петре и Февронии» писатель начал по указанию митрополита Макария. Работа была связана с подготовкой канонизации святых на церковном соборе в 1547 г.

По-видимому, до XVI в. предания о князе Петре не были зафиксированы письменно. Сочинение Еразма должно было стать каноническим житием супружеской пары. Однако этого не произошло. Вместо задуманного получилась, как пишет исследователь, «впечатляющая сюжетно-образным узором нравоучительная сказочная повесть», не имеющая точек соприкосновения с традиционным житийным каноном. Как и в случае с представленным царю «Словом», жизнеописание Петра и Февронии официальными властями одобрено не было.

Ермолай создал произведение, непохожее на памятники житийной литературы. Повесть не имеет ничего общего с их стилем. Д. С. Лихачев (считая тогда, что она создана в XV в.) отнес ее к особому стилю в изображении человека, к стилю психологической или эмоциональной умиротворенности времени «Русского Предвозрождения»: «Творчеству Андрея Рублева и художников его круга в русской литературе XV в. может быть подыскано только одно соответствие - ”Повесть о Петре и Февронии”». Огромное количество сохранившихся списков Повести свидетельствует, что на многие века она оставалась излюбленным чтением русских людей. В своем исследовании Р. П. Дмитриева осуществила научное издание Повести и опубликовала тексты четырех редакций.

С сайта Краеведческого музея: «Повесть подверглась переработкам еще в XVI в. Помимо различных редакций, существует и так называемая Проложная статья о Петре и Февронии. Она имеет мало общего с оригинальным произведением ученого книжника. В рукописном Прологе (июнь-август) XVI в. автор статьи ничего не оставил от неординарного текста Повести. Исключив событийный ряд, связанный со сказочными явлениями, прижизненные и посмертные чудеса святых, он ограничился общими фразами о благочестии княжеской четы. Такой пересказ жития, лишенный подробностей и приведенный в соответствие с канонами, более всего устраивал и устраивает до сих пор многих церковных служителей и верующих. Проложную статью о святых Петре и Февронии можно прочесть в изданиях житий от Димитрия Ростовского до пересказов современными батюшками. Некоторые люди, усвоившие только выхолощенный вариант сказания, порой недоумевают, а то и возмущаются, когда слышат что-то о муромских святых помимо того, что они знают. Ведь ныне занимательное житие Петра и Февронии Ермолая-Еразма все же малоизвестно».

Святые Петр и Феврония традиционно считались покровителями царствующего дома. Полагают, что их культ уже с XV в. из местного становится московским. Некоторые авторы приводят сведения о том, что Иван III, помнивший о своем спасении в Муроме от Шемяки в 1446 г., несколько раз бывал здесь. Называют и точную дату - 1468 г., когда будто бы великий князь прибыл «на поклонение святым мощам своих сородичей князя Петра и княгини Февронии». Впрочем, в летописях лишь сообщается, что Иван III в Муром прислал «заставу» против казанцев, а также об участие муромской дружины в набегах на казанские владения. Местный «хроникер» А. А. Титов (1783-1848) в «Историческом обозрении города Мурома» пишет: «Добродушный Василий (великий князь Василий III - О. С., Ю. С.), уважая память родителя своего, довольно благоволившего г. Мурому, пожаловал Муромскому соборному храму (1523 г.) участок пахотной земли из городского выгона… в честь св. чудотворцев Петра и Февронии».