Диалогическая речь в романе "Евгений Онегин"

      По  вопросу использования теории РА для анализа художественных текстов, литературной коммуникации имеются несколько принципиальных возражений, на которых необходимо остановиться. По-видимому, вопрос об отнесении прагматики текста к лингвистическим дисциплинам и первое возражение против теории РА как нелингвистической, а лишь теории общения можно считать сейчас уже решенным и более недискутируемым. Предостережения отдельных лингвистов по поводу отхода от лингвистики при прагмалингвистическом анализе, выведение прагмалингвистики за пределы лингвистики «неверно с позиций семантической теории языка, учитывающей единство трех аспектов знака, включая и прагматический» (57.с.151.). Стремление к «чистоте» науки, к исключению чуждых лингвистике методов и объектов лежало часто в основе распространенного в советской лингвистике в 60-70-е гг. мнения о том, что прагматика – не лингвистика. Принятие теории речевых актов лингвистами происходило под влиянием работ Дж.Остина и Дж.Серла, ныне признанных «классиков» теории РА. Дж.Остин, как известно, выделяет в каждом речевом акте три компонента: «Локутивный, иллокутивный и перлокутивный акты. Локутивный акт представляет собой произнесение (или написание) высказывания в соответствии с фонетическими, лексическими и грамматическими правилами языка; иллокутивный акт (иллокутивная сила, иллокуция) есть конкретное речевое действие, направленное на партнера, реализуемое предложением  в определенной ситуации общения; перлокутивный акт – это последствие речевого действия, обнаруживающее себя в дальнейшем ходе коммуникации и деятельности» (47.с.22-129.). Вслед за Дж.Остином в работах Дж.Серла вводятся понятия эксплицитной перформативной формулы, пропозиции, иллокутивных индикаторов, разрабатываются принципы классификации типов речевых актов, выводятся правила их экспликации, обязательные дистинктивные признаки иллокутивных актов. «Каждое перформативное высказывание выполняет определенную иллокутивную функцию понимаемую как выражение коммуникативного намерения говорящего или как тип речевого акта» (32.с.11.).

      В.З.Демьяненков  выделяет в теории РА два подхода: анализ, классификация и установление взаимосвязи между речевыми актами и единицами речи (лингвистический  анализ речи) и видит во втором подходе  область лингвистического  исследования. Нам представляется более плодотворным объединение этих двух подходов в рамках лингвистики текста, рассмотрение речевых актов как лингвистических и прагматических сущностей в соотношении синтаксических форм и реализуемых ими иллокуций; при этом на основе анализа синтаксических структур важно выйти за пределы одного отдельно взятого речевого акта, показать последовательность РА в тексте, закономерности их сочетаемости. Языковые средства реализации РА есть непосредственный объект лингвистического анализа, подтверждающий необходимость полного принятия теории РА в лоно лингвистики; к тому же многие ученые поддерживают сейчас постулат о том, что все, что имеет отношение к существованию и функционированию языка, входит в компетенцию лингвистики.

      Б.Ю.Городецкий и И.М.Кобозева оценивают теорию РА в широком смысле как теорию речевой деятельности и в узком смысле – как конкретную теорию речи, считают ее «одним из наиболее ясных направлений», «довольно однородным учением», предлагая для нее более лингвистические названия: «коммуникативно-целевая семантика», «иллокутивная семантика». Вместе с тем оба автора указывают на три недостатка этой теории. Во-первых, объект исследования теории РА узок и ограничен. «В качестве единицы, служащей объектом анализа, выступает лишь отдельное высказывание, берется оно, как правило, вне диалога, и содержание анализа зачастую не учитывает всего многообразия фактов реального общения» (25.с.5.). Правда, И.М.Кобозева видит в сужении объекта исследования не только отрицательное, но и положительное.

      Сужение объекта «позволило сфокусировать внимание на детальном описании внутренней структуры речевого акта – этого элементарного звена речевого общения» (25.с.6.). Второй недостаток теории РА состоит, по их мнению, в доминировании статистического подхода к РА, в игнорировании динамической природы общения. И, наконец, третий упрек – слабый учет социальных свойств субъекта. Говорящий выступает как абстрактный индивид, а не как обладатель определенного репертуара ролей, носитель определенных национально-культурных традиций.

      С названными недостатками теории РА в ее классическом виде вполне можно согласиться, но в ходе развития теории РА за последние тридцать лет многое изменилось. Если для основателей теории РА Дж.Остина и Дж.Серла характерно изучение РА как изолированных речевых поступков, эмпирическое вычленение их из разновидного дискурса, то сегодняшние исследователи речевого общения используют интеракциональный подход к изучению совокупности РА, микро- и макро диалога, целого текста как диалогического события. Все реже встречаются прагмалингвистические работы, ограничивающиеся анализом отдельных предложений – высказываний; внимание исследователей все чаще направляется на описание последовательности высказываний, в которых действия могут рассматриваться как конвенцианализированные: класс первых высказываний детерминирует  класс вторых.

      Теория  РА в ее современном виде, хотя и  принимает РА  за единицу коммуникативной  деятельности, не отрывает его от других РА, понимает речевое общение как  сложный коммуникативный акт, часть  всеобъемлющей социальной деятельности. Диалог рассматривается в качестве сложного коммуникативного события, состоящего из нескольких РА (последовательности РА, секвенций РА) образующих связующую ткань текста. Они есть акты текстовой связности и являются предметом теории образования текста. Д.Вундерлих вводит понятие конвенциональной связи РА, их последовательности, но не оперирует еще понятием текста. В настоящее время сделаны первые попытки распространить теорию РА на уровень текста; текст описывается как комплексное речевое действие (событие), состоящее из частных конкретных РА. Элементарные формы этих конкретных действий есть иллокутивные действия (иллокуции), соотносимые с предложением-высказыванием.

      Одни  исследователи различают РА и  речевое действие (РД), считая РА вербальной единицей, а РД – коммуникативной единицей, и в этом случае РА выступает как реализация РД. Другие приравнивают РА к РД и употребляют их как синонимы. Текст разлагается на РД (иллокутивные акты), которые репрезентируются иллокутивными предикатами, т.е. перформативными глаголами. Роман «Евгений Онегин» есть сложный текст с иерархизированной последовательностью РА, в которой есть РА и менее значимые РА, составляющие все вместе единство текста. Исследования вопросов связности диалогического текста на уровне РА намечены в работе Е.В. Падучевой, где она выделяет четыре вида связи реплик, одним из которых является «согласование реплик по иллокутивным функциям» (48.с.306.).

      Сторонники  распространения теории РА на уровень  текста считают возможным установить иллокуцию всего текста. Так Юрген Ландвер использует понятие глобального РА, т.е. РА, выделяемого на уровне макроструктуры текста, которому подчинены все РА на микроуровне, и предлагает эксплицировать иллокуцию всего текста (сверх иллокуцию Hyperillokution) перформативным глаголом (Hyperperformativ) в глубинном матричном предложении (Matrixsatz). Для текста такое эксплицирующее предложение будет представлять собою «редукционное» предложение; поиски такой редукции являются в принципе эвристическим приемом. Если такое предложение найдено адекватно тексту, то оно далее должно дифференцироваться в эксплицирующие предложения для всех конституентов текста сверху донизу, т.е. до пределов одного предложения. Репертуар индикаторов иллокуции целого текста, особенно художественного, велик, трудно подыскать перформативный глагол, точно указывающий на иллокуцию текста. Классификации иллокуций текстов как глобальных РА пока не существует, исследователь предлагает лишь приблизительный набор гиперформативных глаголов типа «изображать», «описывать», «рассказывать», «сообщать», с дальнейшим их модифицированием в соответствии со спецификой текста.

      Отмечая трудность определения иллокуции  текста, отдельные исследователи  предлагают разграничивать основной и  второстепенный прагматические планы  текста. Т.М.Дридзе выделяет два составляющих компонента этой категории: «дальнюю» перспективу (сверхзадачу) и ближнюю перспективу, рассчитанную на решение частного вопроса в рамках сверхзадачи. Ближняя перспектива – это непосредственная содержательная цель сообщения, которая является способом частичной реализации сверхзадачи» (29.с.58.). Основное коммуникативное намерение выступает в тексте как иерархическая система частичных намерений, один РА предстает как составляющая часть плана реализации глобальной стратегической линии всего текста.

      Итак, возникнув в результате осознания  деятельностной природы языка с  первоначальной целью разграничения  в речи перформативных и констативных высказываний, теория РА превратилась теперь в такую прагмалингвистическую  дисциплину, «предметом которой является серьезный и достаточно длинный текст в его динамике – дискурс, соотнесенный с главными субъектами, с «эго» всего текста, с творящим текст человеком» (61.с.332.).

      Следующее принципиальное возражение касается возможности  использования теории РА для диалога в художественных текстах, при чем возражение двойного плана. Прежде всего указывается специфика литературной коммуникации, принципиально отличающейся от реального речевого общения, на которое опирается теория РА. До сих пор теория РА разрабатывалась и проверялась на тривиальных образцах будничного диалога, а не на фиктивных диалогах в художественных текстах. Любой текст организуется на основе двух принципиально различных коммуникативных процессах: коммуникация между автором и читателем. Модель естественного диалога в отношении языкового оформления определяется прежде всего принципом двух одновременно совершающихся коммуникаций, вследствие чего разговорное поведение персонажей в важных параметрах не соответствует требованиям реального диалога. Сущность художественного диалога усматривается в «двуадресатной» коммуникации (67.с.200.), обуславливающей его специфику на всех уровнях языка. Наивное восприятие, будто производителем высказывания в художественном тексте является конкретное лицо (персонаж), обращающееся к другому лицу, есть иллюзия, в действительности же производитель сообщения – автор, а получателем является читатель. Построение романа «Евгений Онегин» определяется изображением развития проблемы, а не фиктивными интенциями персонажей. Формулирование и структурирование диалогов персонажей в романе не органический результат определенных условий коммуникации между персонажами, а выражение коммуникативных детерминаций в функции сообщения для читателя. Роман несет в себе прежде всего информацию, она есть целостный монологический художественный текст одного автора.

      Другим  выражением этого же плана выступает  утверждение, что речевые акты в  художественном диалоге иные, чем  в реальном диалоге, что их последовательность и смена в художественном диалоге не всегда управляются двумя основными принципами: принципом обязательства и принципом стратегичности. Первый состоит в том, что любой РА в коммуникации налагает определенные обязательства как на Г, так и на С, отсюда вытекает, что в парах РА, примыкающих друг к другу в диалоге, причинная связь интерпретируется как выполнение обязательств (вопрос накладывает на адресат обязательства ответить, приветствие – произнести соответствующую формулу ответного приветствия).  В силу принципа обязательства возможны три вида смены РА: линейная (приветствие – приветствие, вопрос – ответ); модальная, допускающая дистантную связь между РА, но при этом «промежуточные» речевые акты должны быть тематически связаны со стимулирующим актом (например, между вопросом и ответом могут располагаться различные последовательности уточняющих вопросов на тему, задаваемую начальным вопросительным высказыванием); альтернативная, когда в распоряжение отвечающего на стимулирующий РА имеется возможность двух и более действий (например, на утверждение можно ответить согласием, несогласием, уточнением, просьбой обоснования).

      Одни  стимулирующие факты более «агрессивны», требуют вполне определенного ответного  реагирующего акта (например, приказ, запрет и др.) другие оставляют относительную свободу партнеру для выбора реагирующего ответного акта, определяемого в этом случае характером Г., темой разговора, складывающимися между партнерами отношениями. Принцип стратегичности связан с интерпретацией смены РА в терминах целей и стратегий достижения их.

      По  нашему мнению, в основе реального  и художественного диалога лежит  единый опыт человеческого общения, накопленный в течение многих лет, имеющий определенные формы  и закономерности в каждый период развития общества. Какого-либо иного  особого опыта диалогического общения людей Пушкину не дано, поэтому в романе едва ли возможны такие РА и их последовательность, которые не существовали бы в реальном общении. Специфика художественного диалога Пушкина, по-видимому, может состоять не в «качестве» РА, не в особых типах их, а в их наборе, концентрации определенных типов РА, в их неординарной сочетаемости. Постулаты речевого общения универсальны, действительны и для художественного диалога. Как и в романе в реальном диалогическом общении могут происходить разрывы произнесенного слова и мысли, речевого и не речевого поступков.

      Итак, большинство исследователей считают, что с учетом критических замечаний  в адрес теории РА ее можно распространить на уровне текста и использовать для  анализа процесса художественной коммуникации. При этом понятие «литературности», «художественности» текста определяется не поиском особого «поэтического» языка, его единиц и структур, отличающихся от языка не художественных текстов, а выявлением специфики коммуникации в художественном тексте (22.с.13.). Роман «Евгений Онегин» как продукт речемыслительной деятельности А.С. Пушкина характеризуется единой коммуникативно-функциональной установкой автора, вытекающей из коммуникативно-функциональных установок высказываний персонажа, их интеграцией в целостную задачу текста. Как полагает И.И.Ковтунова, «семантику предложения следует описывать в контексте РА. Объект, с которым должна иметь дело семантика, - это не только семантическое представление предложения, но и семантико-прагматическое представление в составе РА» (31.с.292.). Хотя в исследованиях по лингвистике текста, синтаксической науке активизировалось изучение условий употребления предложений, правил вхождения их в более крупные текстовые фрагменты и сведения о месте предложений разных типов в структуре текста понемногу накапливаются, тем не менее прямо ставить вопрос об этом мало кто из лингвистов отваживается. Проблема аранжировки предложений в тексте затрагивается О.И.Москальской при рассмотрении сложносочиненных предложений с позиции пропозиционального содержания (45.). Мысль О.И.Москальской о том, что предложение не может занимать любое место в тексте, поддерживает М.Р.Майенова, полагая, «что некоторые проблемы дистрибуции предложений не являются пустыми. Существуют предложения, возможные только в начале высказывания и существуют предложения, возможные только в середине высказывания. Текст в письменной форме – это непроизвольный набор предложений, он имеет свою структуру, которую можно считать грамматически правильной» (42, с.428.).