Социальные институты и экономическая эффективность

Рационализация общества или рационализация его институтов могут идти разными путями. Один из наиболее известных - построение нового политического порядка путем изменения законов. Этот путь характерен для тоталитарных государств и получил название «модернизации сверху», в отличие от «модернизации снизу», когда вначале модернизируются социальные институты, а затем политические. Мобилизационная рационализация институтов государства, семьи и др. была произведена в России после революции 1917 года. Разрушение традиционных механизмов функционирования патриархального общества и насильственная модернизация семьи не может быть названа рационализацией, потому что отменила прежние статусно-ролевые разделения, характерные для традиционной семьи, но не увеличила число степеней свободы, напротив, резко воспрепятствовав гражданским правам и свободам, которые существовали до революции. Таким образом, государство перестало быть социальным институтом, превратившись в институт надсоциальный. Из этого еще нельзя делать вывод о том, что государство не заботится об обществе, что оно враждебно обществу и т.п. Но выход из под контроля большинства автоматически приводит к противопоставлению общества и государства и, прежде всего, к противопоставлению их интересов. Вот почему социальная рационализация - это всегда модернизация снизу. 

Аргументы сторонников рационализации как модернизации сверху хорошо известны: их можно разделить на две группы. Первая группа аргументов основана на идее того, что подлинно рациональной является плановое ведение хозяйства, а не экономика, не основанная на свободном рынке. Но для плановой экономики необходима ликвидация многосубъектности хозяйствования или подчинение всех субъектов такому сверхсубъекту, каким, например, являлось государство в Советском Союзе. Контраргументы здесь также хорошо известны: государство не может быть эффективным собственником, а стихия рынка является лучшим средством регуляции, ибо саморегуляция всегда лучше регуляции. В последнее время, когда крушение мировой социалистической системы и ликвидация СССР стали фундаментальными событиями новейшей истории, голоса противников рыночной экономики стали практически не слышны. Но стоило только разразиться масштабному экономическому кризису, охватившему вначале экономику США, а затем затронувшему все самые отдаленные уголки планеты, как лидеры мировой экономики стали активно вмешиваться в деятельность рынка, применять самые радикальные нерыночные меры. В странах, где монетаризм еще недавно считался господствующей идеологией, начались процессы активного расширения государственного присутствия в функционировании экономических институтов. 

Сколь долго не длилась бы полемика между представителями разного понимания экономической эффективности, вторая группа аргументов против отождествления социальной и экономической рациональности связана с тем, что социальная рациональность -это забота о человеке, удовлетворение его потребностей. Этой точки зрения придерживался, например, А.А. Зиновьев, считавший советский социализм неэффективным с точки зрения экономики, но обладавший социальной эффективностью. Для обоснования этого тезиса Зиновьев вводит понятие комунальности, утверждая, что в России из отношений комунальности возник общественно-экономический строй, точно также как в Европе возник из отношений рынка совсем другой общественно-экономический строй. Реальный коммунизм вырастает, по мнению Зиновьева, из законов комунальности, вытекающих из стремления людей улучшить естественные условия своего существования. Эти законы выражаются императивно как правила, которым следуют индивиды в повседневной жизни: «меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почета; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя. Легкость, с какой люди открывают их для себя и усваивают, поразительна. Это объясняется тем, что они естественны, отвечают исторически сложившейся социо-биологической природе человека и человеческих групп». [28, с.135]

В контексте нашего рассмотрения важно отметить, что данный процесс - процесс построения коммунизма в СССР можно представить как закономерный и неизбежный, а можно и как случайный набор фактов. Зиновьев отмечал, что законы комунальности естественны, а вот формирование на их основе целого социума - историческая случайность, имеющая для этого общества и его будущего весьма плачевные последствия. Если в обществе не получили достаточного распространения и не укрепились такие достижения цивилизации как мораль, право, религия, пресса, гласность, общественное мнение, идеи гуманизма, то «коммунальные законы могут приобрести огромную силу и будут определять всю физиономию общества, в том числе - определять характер организаций, по идее призванных ограждать людей от них». 

С Зиновьевым трудно не согласиться в том, что стихия реального коммунизма - это поиски социальной эффективности, причем предпринятые как реакция на предыдущие поиски экономической эффективности. Но при этом реформатские действия советской власти, несомненно, являлись рационализацией. Планы первой и второй пятилеток, будучи воплощенными в жизнь, действительно позволили решить проблему индустриализации, создав энергетику, тракторостроение и машиностроение. Насильственная коллективизация позволила, пусть и противоестественным путем, но создать потребителя результатов индустриализации. Появившаяся возможность выпускать танки и самолеты дала возможность защититься от внешних врагов, исторически более развитых и индустриализированных. Да и воплощение в жизнь идей социального, а не правового равенства может претендовать на роль социальной рационализации. Но при этом, степень и качество рационализации социальных институтов можно считать неудовлетворительными, что и сказалось впоследствии. Несмотря на решение задачи индустриализации, само общество не смогло эволюционировать только потому, что социальные институты не прошли той самой естественной рационализации и оказались неспособны удовлетворять общественные потребности постиндустриального общества. 

Но вернемся к институтам европейских обществ классического капитализма. Их развитие также можно представить как закономерное и связать со стремлением к свободе, а можно представить как набор детерминированных случайными обстоятельствами инициатив. Так, И. Валлерстайн отметил, что стремление к свободе и прорыв в области технологии стали обликом современности, но это две разные истории и каждая из них являет свой образ современности. И это рано или поздно должно проявиться, ибо кризис одной современности дискредитирует вторую. Историческая случайность привела к тому, что «на протяжении этого длительного периода и те, кто отстаивал современность технологии, и те, кто отстаивал современность освобождения, зачастую имели дело с одними и теми же могущественными политическими противниками. Две современности, казалось, выступали в тандеме, и немногим приходило в голову прибегнуть к формулировкам, в которых между ними делалось различие»9. В этих условиях необходимо понять логику истории как логику отдельных рациональных инициатив, детерминированных стремлением к личной свободе. [29, с.64]

Институт семьи в процессе построения европейской рационализации подвергся тяжелым испытаниям, которые сформировали целый ряд общественных движений, наиболее известным среди которых является движение феминизма. Оно оказывает влияние не только на сферу функционирования семьи, но и на институциональный строй в целом, но сферы политики и экономики, религии и культуры. «Феминистская версия критического анализа государства всеобщего благосостояния должна повлечь свое рефлексивное продолжение. Так, раскрепощение гражданского общества и его модернизация (в смысле замены традиционно поддерживаемых патриархальных норм коммуникативно достигнутыми нормами) - обе являются феминистскими проектами. То же следует сказать о развитии эгалитарных институтов, которые могут влиять на административные и экономические системы». 

Из этого можно заключить, что развитие институтов в процессе социальной рационализации не тождественно рационализации политических или экономических систем, которые предельно рациональны сами по себе, но подчиняются своим собственным моделям рациональности: политические - политической, а экономические - экономической. [31, с.692]

Решение политических задач, таких как, например, удержание власти любой ценой, позволяет приносить экономическую рациональность в жертву. При этом приходится нарушать права и активно прибегать к внеэкономическому принуждению, но политическая целесообразность при этом становится мерой рационального. Если же экономическая рациональность доминирует над всеми остальными, то наблюдается превращение денег в господство, что не менее пагубно для общества и его культуры, а значит и для человека. Политические, правовые, экономические институты никогда не должны получать более высокий статус по отношению к социальным, которые по своей природе первичны и фундаментальны. [30, с.127]

На основе существующей типологизации экономических моделей социальной защиты стран ЕС, получившей закрепление в документах Европейской Комиссии (континентальная, англосаксонская, скандинавская и южно-европейская) в данной курсовой работе определены особенности систем социальной защиты пяти стран Евросоюза: Германии, Франции, Великобритании, Швеции и Италии.

В системе социальной защиты ФРГ центральное место занимает социальное страхование. Организация системы социальной защиты в ФРГ строится по принципу самоуправления, согласно которому учреждения социального страхования наделены правовой, финансовой и организационной независимостью от институтов государственного управления. Тем не менее государство создает правовую основу, на которой строятся отношения между страхователем и страхуемым, оно осуществляет правовой надзор за деятельностью органов социальной защиты, имеет право осуществлять проверку финансовой и коммерческой деятельности страховых организаций.

В организационном отношении для системы социальной защиты ФРГ характерна разобщенность учреждений, осуществляющих социальное страхование: как независимые действуют организации по пенсионному обеспечению, медицинские страховые организации и др. Наряду с социальным страхованием в системе социальной защиты предусмотрены механизмы социальной помощи, предоставляемой в случае, если все виды страховых социальных пособий исчерпаны. Финансирование системы социальной защиты в Германии осуществляется из взносов застрахованных лиц наемного труда и работодателей, за счет государственного бюджета, а также за счет комбинации обеих разновидностей финансирования. Гарантом выполнения социальных обязательств выступает государство, перераспределяя часть средств на покрытие расходов в виде государственных дотаций. Причиной этого является признание государством особой роли, которую играют органы социальной защиты в условиях социальной рыночной экономики, состоящей в решении задач по поддержанию стабильности и социальной справедливости, необходимых для успешного функционирования и развития социально-экономической сферы страны.

Следующей по значимости проблемой является асимметричная структура социальных расходов.

В исследовании определены методологические подходы к классификации программ социальной защиты, раскрыты принципы и финансовый механизм основных программ социальной защиты (пенсионного обеспечения, медицинского страхования, страхования по безработице, страхования от несчастных случаев и социальной помощи) в ЕС.

Основной принцип классификации систем дополнительного пенсионного страхования - принцип обязательности или добровольности страхования. В отличие от добровольных, профессиональные пенсионные системы, как правило, оформляются либо коллективными соглашениями и действуют в рамках предприятия или отрасли (Франция, Италия), либо действуют в рамках национальных систем пенсионного обеспечения (Швеция, Дания, Великобритания), представляя второй уровень пенсионной системы, дополняющий базовый. Важным критерием классификации является также тот факт, что в странах с универсальными пенсионными системами, не обусловленными предыдущим доходом (Финляндия, Швеция, Норвегия, Великобритания) пенсионные программы дополнительного пенсионного страхования существуют в виде обязательных систем .

В работе показано, что реформирование пенсионных систем в странах ЕС на ближайшее будущее будет прежде всего обусловлено демографическими причинами. Демографические тенденции последних лет свидетельствуют, что в ближайшей перспективе их развитие будет все более ощутимо сказываться на финансировании пенсионных систем. Старение населения и сокращение общей численности занятых приводит к росту социальных расходов в структуре государственного бюджета, увеличивается нагрузка на трудоспособных членов общества (см. диаграмму 1).

Диаграмма 1. Возрастная структура населения в ЕС (в %), 2010-2040

[8, с.7]

По прогнозам, к 2050 г. демографическая нагрузка (определяемая как соотношение численности населения в пенсионном возрасте и старше к численности трудоспособного населения) должна удвоиться. Очевидно, что существующие сегодня финансовые проблемы, характерные для государственных пенсионных систем, еще более обострятся в будущем. Это связано с тем, что большинство европейских систем основаны на взносах из заработной платы работников.

Автором обосновывается, что страховая система оплаты медицинской помощи, по сравнению с бюджетной, обладает следующими преимуществами: 1) поскольку в страховой модели страховые фонды формируются на целевой основе и рассчитаны на определенный круг лиц, то и страховая медицина тоже становится адресной и целевой. Это проявляется в ее большей, чем в бюджетной модели, ориентации на пациента: врач выступает в качестве первичной инстанции в системе здравоохранения, принимая на себя ответственность за обеспечение всех необходимых медицинских услуг.

 Таблица 1. Основные характеристики систем обязательного медицинского страхования в странах ЕС