Социальные институты и экономическая эффективность

Функции социальных институтов могут быть как явными, так и латентными (скрытыми). Например, если взять такой социальный институт как армия, то явная его функция – это защита граждан страны и государства от внешних врагов. Но существуют и различные латентные функции – оказание помощи народному хозяйству, помощь пенитенциарной системе, подавление массовых беспорядков и пр.

Социальные институты несут на себе следующие функции или задачи:

• предоставляют возможность индивидам, социальным общностям и группам удовлетворить свои различные потребности;
• управляют социальными отношениями индивидов, стимулируя желательное и наказывая нежелательное поведение;
• формируют и поддерживают социальный порядок в обществе;
• обеспечивают внутреннюю сплоченность общества.

Социологи разных направлений и школ делали попытки классификации функций социальных институтов. Наиболее полную и интересную классификацию представила «институциональная школа». С. Липсет и Д. Ландберг – представители институциональной школы - выделили четыре основных, на их взгляд, функции социальных институтов:

Функция воспроизводства членов общества. Семья, как социальный институт, является главным социальным институтом, выполняющим эту функцию, но к ней причастны и другие социальные институты, например, такие, как государство.

Функция социализации личности — процесс обучения, в результате которого человек учится исполнять социальные роли, следовать предписанным нормам. Эту функцию выполняют многие институты: семья, образование, религия и т.д.

Функция производства и распределения. Обеспечиваются экономическо-социальными институтами управления и контроля — органы власти.

Функции управления и контроля осуществляются через систему социальных норм, предписаний и ценностей, диктующих соответствующие типы поведения индивидам: моральные и правовые нормы, обычаи, административные решения и т. д. Социальные институты управляют поведением индивида через систему наказаний.

В течение длительного времени стандартная экономическая теория отвлекалась от реальных процессов, влияющих на действия и выбор экономических агентов. Однако в последнее время обнаружился постоянно растущий интерес экономической науки к изучению институциональной структуры общества. Обычно изучением институтов общества занимаются ученые-социологи и антропологи. Зачем же экономистам понадобилось изучать институты, которые регулируют обмен в обществе?

Экономика — это наука, которая изучает, каким образом общество с ограниченными ресурсами решает, что, как и для кого производить. Ресурсы, необходимые для производства материальных благ, рассредоточены весьма широко, а спрос на материальные блага чрезвычайно разнообразен. Поэтому появляется необходимость скоординировать использование ресурсов с тем, чтобы оно соответствовало спросу на материальные блага. В обществе действуют определенный механизм, координирующий деятельность людей и побуждающий их к сотрудничеству. На вопрос о том, что представляет собой этот механизм, экономист-теоретик ответит, что это механизм рыночной координации с присущими ему институтами, Однако стандартная экономическая наука предполагает заданными и не изучает. С подобными предложениями, например, выступил О. Ланге, когда в 1920—1930-х годах возникла дискуссия о том, каким образом должна быть организована социалистическая экономика. О. Ланге, поляк по происхождению, заведовал кафедрой в Чикагском Университете. Он был социалистом по своим убеждениям и экономистом-неоклассиком по образованию и теоретическим взглядам. О. Ланге предложил осуществлять координацию социалистической экономики с помощью ценового механизма. Цены, которые свидетельствуют об относительной редкости благ, как он предполагал, могут быть рассчитаны вне рыночной системы без актов непосредственного обмена при помощи специального планирующего органа, который должен был взять на себя роль рынка.

Могут ли рынки решить все проблемы координации деятельности людей? Даже в странах с развитой рыночной экономикой рыночные отношения — это лишь некоторая составляющая часть общественных отношений. Даже в странах с развитой рыночной экономикой существуют чужеродные нерыночные элементы, функционирование которых основано на других принципах, например, семья и домашнее хозяйство, профсоюзы, фирма, государство. Их объединяет то, что распределение ресурсов и координация деятельности внутри них осуществляется не рыночными способами. И, наконец, функционирование самого рынка зависит от наличия большого числа разнообразных конвенций и институтов: прав собственности, механизмов защиты контрактов, денег, единой системы мер и весов и т.д. Люди реагируют не только на цены и количество товаров. Их поведение в значительной степени определяется институциональной средой, в которой они действуют и принимают решения.

Каков же должен быть механизм, который поможет скоординировать действия водителей? Экономист-теоретик, конечно же, предложит рыночный механизм координации. Необходимо, скажет он, создать рынок, который будет на платной основе распределять права пользования перекрестком. Пусть права будут распределяться с помощью аукциона. Представим себе аукциониста, который стоит в центре перекрестка и мгновенно принимает заявки с ценами от обоих водителей. Водитель С торопится сильнее и готов заплатить до 7 долл. за право проехать первым. Если он приедет вовремя, то его выигрыш составит 7 долл. Водитель D торопится в меньшей степени и готов заплатить за право проехать первым до 5 долл. Аукционист продаст первоочередное право проезда водителю, предложившему максимальную цену, и водитель С получит это право. Но очевидно, что этот механизм распределения прав проезда не бесплатный, напротив, он весьма дорогостоящий и громоздкий.

Однако можно предложить другой путь для решения проблемы координации действий водителей. Мы разрабатываем правила дорожного движения, заставляем водителей выучить их, прежде чем выдать им разрешение на вождение транспорта. Вводится некоторое произвольное решение, например, водитель, желающий повернуть на перекрестке, должен ждать, пока проедут встречные автомобили. Координация движения в данном случае осуществляется бесплатно (если не принимать во внимание издержки, связанные с разработкой системы правил).

Это пример показывает, что во многих случаях ценовой механизм является не бесплатным, а, напротив, неудобным и дорогостоящим механизмом координации деятельности людей. Институты во многих ситуациях — более эффективный механизм координации деятельности людей. Институты, координирующие деятельность людей, и являются предметом изучения институциональной экономики. Институциональная экономика пытается дать экономическое объяснение возникновения институтов и выяснить, как институты влияют на богатство общества. [1, с.13-14]

Глава 2. Экономическая эффективность социальных институтов

2.1 Особенности систем социальной защиты в странах ЕС. Экономическая эффективность государства в области социальной защиты населения в России.

Особенности систем социальной защиты в странах ЕС

Социальные институты в процессе рационализации общества.

Среди институтов современного общества обычно выделяют семью, церковь, образование и государство. Рационализация этих институтов затронула достаточно сильно, хотя и привела к довольно разным результатам. Параллельно с рационализацией институтов осуществлялась рационализация таких важнейших аспектов человеческой жизни как картина мира и система действия. Эти два процесса: рационализация институтов и рационализация систем мышления и действия оказывали друг на друга достаточно сильное влияние и многие черты современного общества уходят своими истоками в историю их взаимодействия. 

Хорошо известно, что базовым социальным институтом средневекового общества выступала церковь, которая не только регулировала функционирование всех остальных институтов, но и определяла содержание их деятельности. Но церковь же выступала и основным источником социальной рационализации. Как отмечал М. Вебер, «современная теоретическая и практическая, интеллектуальная и прагматическая рационализация картины мира и жизненного поведения привела к одному общему результату. Он заключается в следующем: чем больше прогрессирует этот особый вид рационализации, тем больше религия оттесняется в область иррационального - с точки зрения такого интеллектуального формирования картины мира». [26, с.5]

Действительно, рационализация картины мира повлияла на системы мышления и действия людей самым радикальным образом. Если прежде, в эпоху античной и средневековой науки картина мира была построена таким образом, чтобы упорядочивать мир и давать возможность приводить видимое в соответствие с мыслимым, она также была рациональной. Даже миф создавал условия для того, чтобы представить всю совокупность наблюдаемых явлений, которая, на первый взгляд, может показаться хаотическим нагромождением, как некую рационально объяснимую последовательность событий. Но для рационализации видимого мира человеку в доисторическую эпоху приходилось вводить множество фантастических невидимых персонажей, наполнять мир всевозможными духами, демонами и иными сверхъестественными существами. Затем, фантастические персонажи мифа сменились умозрительными конструкциями метафизического толка. Картина мира образованного античного грека или римлянина была уже существенно более рациональной, да и социальные институты античного полиса также претерпели существенную рационализацию. Демократические выборы в органы власти, состязательное правосудие, публичная дискуссия, основанная на применении логики и риторики, радикально изменили, образ мысли, и систему действия свободных граждан Афин или Спарты. 

Следует, однако, отметить, что картина мира, созданная средствами античной философии, никогда не была рациональной в том смысле, в котором мы говорим о рациональности сегодня. Не случайно система ценностей античного социума была столь существенно замкнута на созерцание как на высшую добродетель. Умозрение как единственно доступное средство рационализации не позволяло объединить рациональное и практическое иначе как на уровне сугубо утилитарных ценностей. Самореализация была оторвана от практики, от деятельности и, в известной степени, противопоставлена ей. Здесь уже содержится прообраз христианского противопоставления земного мира людей с их желаниями и потребностями и Града Божьего, где спасение души - единственная цель и мотив действия. Миросозерцание средневекового европейца включает в себя удвоение мира, противопоставляя буквальному пространству и повседневно переживаемому времени сакральное пространство и мистически осмысленное время. Поиски господнего знамения - основа средневековой рациональности. Но при этом социальные институты оказываются во власти традиций, критика которых не входит в компетенцию мистиков. Духовная жизнь противопоставляется социальной, хотя общество и препятствует ее отрицанию. Земные блага остаются в поле зрения скорее как соблазн, а знаменитое библейское изречение о том, что удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие 2, надолго закрывает картину мира для экономической рациональности.  
Общее для всех мировых религий понимание богатства и отношение к богатству формирует характерную для традиционного общества этику с ее абсолютизацией духовности. В современных тоталитарных обществах безрелигиозная культура выполняет те же функции, препятствуя рациональности. Когда в Восточной Европе после бархатных революций начинается процесс рационализации институтов, во второй раз происходят те же самые процессы изменения целей и ценностей. Как пишет Н. Генов, «при переходе к демократии идет двусторонний процесс рационализации целей и средств. Преодолевается политически мотивированная сверхидеологизация культуры. Действительно, разочарование в официальных целях социального развития наступило уже давно, поскольку пропаганда вступала в явное противоречие с окружающей действительностью. Но разочарования подобного типа имеют и побочный эффект — они вызывают ревизию всей ценностной системы» 3. Рационализация приводит к иррациональному.  
Основанием для рационализации европейских обществ послужили два процесса. Во-первых, это секуляризация общественной жизни, которая происходила под знаком уменьшения роли церкви в хозяйственной, политической и культурной сферах. Во-вторых, это изменение самой религиозной практики в ряде государств Центральной и  
Северной Европы, получивших название реформации. Все усиливающийся светский характер общественной жизни и протестантская этика придали различные импульсы для рационализации институтов, тем более, что их действие первоначально сказывалось на развитии разных областей.  
В современной философской науке продолжаются попытки противопоставить Итальянское Возрождение и немецкую реформацию. Но если раньше в советской обществоведческой традиции вслед за Марксом утверждалось первостепенное значение секуляризации, то сегодня все говорят и пишут только о протестантской этике, что свидетельствует о доминировании веберианской мысли, победившем марксизм и в Европе, и в современной России. Так, например, К. Улих специально подчеркивает, что «работы М. Вебера и А. Мюллера-Армака показали, что рациональное экономическое действие возникло вовсе не вследствие секуляризации. Его основы были заложены в религии, а отношение к труду как к добродетели проявилось еще в средневековье. Реформация привела к тому, что трудовая этика стала важной составной частью жизненной установки протестанта, обозначенной Вебером как «мирская аскеза». 

Эта позиция также является однобокой, ибо четко фиксирует приоритет ценностей над институтами: вначале новая этика, а затем уж новой социальный порядок. Но аргументы, приведенные Вебером, Мюллером-Армаком и другими сторонниками исключительной роли этики против утверждения о том, что новая этика рождается в контексте социального заказа, формирование которого как раз и было обусловлено секуляризацией, сводятся к тому, что протестанты оказались значительно успешнее на ниве частного предпринимательства. Между тем, развитие капитализма в Европе и рационализация социальных институтов - процесс сложный и неравномерный, а приводимые примеры слишком контекстуальны, чтобы утверждать о том, что первично, а что вторично. И институты, и ценности могут развиваться автономно друг от друга лишь короткий промежуток времени, затем возникшая автономия с неизбежностью порождает разрыв и рассогласование этих важнейших элементов любой социальной системы.  
Институты представляют собой статусно-ролевые структуры, регулирующие взаимодействие людей, а ценности оформляют системы целей и их несоответствие всегда порождает системный конфликт, выходом из которых является нахождение искомого соответствия. Поэтому выстраиваемая большинством веберианцев схема, согласно которой новые идеи о мироустройстве, рожденные в религиозном опыте и в религиозном же протесте, приводят к формированию новой этики, а она, в свою очередь, перестраивает и рационализирует институты, выглядит упрощенной и не соответствующей действительности. 

В пользу представленной точки зрения свидетельствует реконструкция рационализации европейского государства путем создания и модернизации гражданского общества, произведенная Р. Козелликом: «Еще до того, как абсолютистскому государству удалось - во имя обретения единого субъекта государства - дезорганизовать и уравнять между собой своих корпоративных соперников, началось и встречное движение по реорганизации «общества» как противовеса государству». 

Рационализация государства как социального института оказывается невозможной без соответствующей неинституциональной эволюции общества к разряду которых, вне всякого сомнения, относится упоминаемая в цитируемом тексте встречная реорганизация общества в противовес государству. Эту мысль подтверждает приводимая далее Л.Д. Коэном и Э. Арато расшифровка понятия социальной реорганизации. Реформирование общества, которое вполне можно было бы назвать параллельной рационализацией, на самом деле «вылилось в организацию ассоциаций и форм общественной жизни, способных черпать свои силы из независимых сословий, из религиозного раскола, а также из экономического предпринимательства; но каковым бы ни были их источники, все они являлись воплощением новых эгалитарных и светских организационных принципов». [27, с.55-56]