О роли крупного бизнеса в современной Российской экономике

^НР: 008

^ЗГ: О РОЛИ КРУПНОГО  БИЗНЕСА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ  ЭКОНОМИКЕ. 

^ТТ:  
 

О РОЛИ КРУПНОГО БИЗНЕСА  В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКЕ.  

(комментарий к  докладу Всемирного банка) 

Меморандум Всемирного банка (ВБ) об экономическом положении  Российской Федерации "От экономики  переходного периода к экономике  развития" сразу после презентации  его основных выводов на ряде пресс-конференций  в апреле текущего года вызвал большой  интерес у экспертов, политиков  и журналистов. Этот интерес был, безусловно, оправданным: меморандум предлагал  новые подходы к исследованию, содержал много интересных данных и  в целом способствовал лучшему  пониманию тенденций развития российской экономики. 

К сожалению, в фокусе весенней дискуссии по поводу Меморандума  Всемирного банка оказался вопрос "Кому принадлежит Россия?" , традиционно  волнующий российское общество. Такое  развитие событий было отчасти спровоцировано отдельными тезисами, содержащимися  в исходном тексте доклада и прежде всего в его пятой главе, посвященной  анализу концентрации собственности  и контроля в российской экономике (ее уточненная версия публикуется  в данном номере журнала "Вопросы  экономики"). 

При чтении этой версии становится ясно, что коллеги из Всемирного банка в целом конструктивно  отреагировали на критику, прозвучавшую весной в выступлениях российских экспертов. И мы надеемся, что в дальнейшем обсуждение подобных серьезных документов представительства Всемирного банка  в России в экспертной и академической  среде будет предшествовать их публичным  презентациям для СМИ. 

В целом следует  признать, что доклад ВБ дает хороший  повод для рассмотрения важного  вопроса о реальном месте крупного бизнеса в нашей экономике  и его роли в экономическом  развитии. Из публикуемой в журнале  главы этого доклада для ответа на него могут быть использованы, во-первых, оценки общей концентрации экономической  власти и, во-вторых, результаты анализа  последствий концентрации собственности  и контроля(1). 

Каковы масштабы концентрации? 

Анализируя 32 отраслевых рынка, объем продаж на которых составляет около % всех продаж российской промышленности, и сопоставляя структуру этих рынков в 1991 ив 2001 гг., эксперты Всемирного банка подчеркивают заметно возросшую  степень их концентрации (пп. 230-231 в  российской версии доклада на сайте  ВБ). При этом в докладе отмечается характерный еще для советских  времен и сохранившийся до сих  пор феномен "большие заводы - маленькие компании" (п. 220). Также  признается, что масштабы концентрации производства на российских фирмах вопреки  ожиданиям существенно уступают соответствующим показателям в  развитых странах (п. 224). 

Данные выводы в  целом не новы. Они отмечались еще  в начале 1990-х годов в ряде российских публикаций(2), а позднее были подтверждены на широком массиве данных по промышленности СССР в известной работе Браун, Икеса  и Ритерман(3). При этом авторы доклада  ВБ подчеркивают, что в последние  годы горизонтальная интеграция и слияния  были основной движущей силой реструктуризации предприятий в России (п. 224). 

Однако главное  внимание в докладе уделяется  анализу концентрации собственности  и контроля, или концентрации экономической  власти в руках крупнейших финансово-промышленных ("олигархических") групп. В частности, по оценкам экспертов Банка, 22 крупнейшие российские бизнес-группы - каждая с  объемом продаж свыше 700 млн. долл. в  год или с численностью работников свыше 20 тыс. человек - сосредоточили  в своих руках почти 39% реализации промышленной продукции и около 20% занятых в промышленности. 

Именно эти "персональные" оценки вызвали в свое время наибольшие претензии российских экспертов. Следует  отметить, что в уточненной версии они подверглись существенному  пересмотру, не отразившемуся, правда, на самом перечне выделенных крупнейших групп(4). По нашему мнению, сейчас оценки намного ближе к действительности. Тем не менее по ряду компаний (например, "Интеррос"/"Норильский никель") приводимые данные по-прежнему представляются заниженными(5). Снять такие вопросы  полностью, по-видимому, нельзя, поскольку  определение объемов продаж и  численности занятых в каждой бизнес-группе было производным от выстраивания ее имущественных взаимосвязей, осуществлявшегося сугубо экспертным путем. В этих условиях качество полученных данных обычно зависит от состава  экспертов, привлеченных к работе, и  расширение их круга после апрельских дискуссий пошло на пользу исследованию Всемирного банка. 

В целом на основе данных доклада вклад крупнейших бизнес-групп в ВВП России можно  оценить в диапазоне от 10 до 19% ВВП(6). Мы же полагаем, что на частные  бизнес-группы, принимая во внимание все  экспортные доходы как в промышленном звене экономики, так и на транспорте и в торговле, приходится до 20-22% ВВП, а с учетом госмонополий ("Газпрома" , "Транснефти" , РАО ЕЭС) - до 27-28% ВВП. К тому же банковский капитал (около 15 крупнейших банков без Сбербанка и ВТБ), сросшийся с промышленными холдингами, оценивается в 20% активов банковского сектора страны, что составляет около 8% ВВП. Правда, эти банковские активы нельзя суммировать с оборотами компаний, однако они показывают, что у финансово-промышленных конгломератов есть иное измерение, поэтому их вес в экономике выше, чем следует из данных об объемах оборотов их промышленного "ядра". 

На предприятия  крупнейших бизнес-групп приходится 25-30% кредитов и займов, полученных реальным сектором российской экономики (а с  учетом госмонополий - около 40-50%), что  свидетельствует о большей доступности  для них заемных средств. Поэтому  раздробление бизнес-групп привело  бы к нарушению процесса капиталообразования  и ухудшению доступности заемного капитала для предприятий. Развитие конкуренции в банковском секторе  и снижение доли так называемых "кэптивных" , относительно нерыночных кредитов (которая  может быть оценена в 20-30%) - эволюционный процесс, и хирургическое вмешательство  здесь неуместно. 

Таким образом, общая  экономическая роль бизнес-групп  оказывается значительно выше, чем  вытекает из приведенных в докладе  ВБ приблизительных показателей  их выручки и занятости. В целом  в нем масштабы концентрации капитала в российской экономике скорее недооцениваются, нежели преувеличиваются. В этой связи, безусловно, важны поставленные в  докладе вопросы о сравнительной  эффективности крупнейших бизнес-групп  и о результатах политики, проводимой ими на рынке. 

Каковы последствия  концентрации? 

По названному вопросу  в докладе ВБ содержится ряд важных утверждений. 

Во-первых, опираясь на результаты регрессионного анализа  данных по 1700 (в первоначальной версии было 1297) компаниям, контролируемым разными  типами собственников, эксперты ВБ утверждают, что крупнейшие ФПГ, как правило, не превосходят по своим экономическим  показателям более мелких отечественных  частных собственников. Если сделать  соответствующие корректировки (например, поправки на отрасль и размер компании), то окажется, что в 2001 г. они работали менее производительно и лишь в 2002 г. догнали по уровню эффективности  компании, принадлежащие прочим российским частным собственникам (с. 21 данного  номера журнала "Вопросы экономики"). 

Во-вторых, возросшая  степень концентрации рынков в сочетании  с одновременно происходящей концентрацией  собственности и контроля чревата, по мнению авторов доклада, появлением "монополистического контроля" (п. 232 в российской версии доклада на сайте ВБ). Правда, в докладе делается оговорка, что "этого пока не случилось - по крайней мере, в большинстве  секторов, да и в экономике в целом". И тем не менее эксперты Банка в качестве одной из ключевых политических мер считают необходимым ужесточение антимонопольного законодательства (с. 33), что является традиционной политической рекомендацией Всемирного банка. 

В-третьих, согласно материалам доклада, хотя федеральные  бизнес-группы получают льготы от региональных властей реже, чем региональные компании или иностранные инвесторы, эффект этих льгот "оказывает разрушительное воздействие на экономику региона" (с. 32). В итоге "российские ФПГ  действуют наподобие аналогичных  групп в других странах, используя  власть в своих интересах и  проявляя недюжинные способности к  тому, что А. Смит назвал "сговором против общественного блага"" (с. 33). 

Комментируя данные выводы, следует в первую очередь  подчеркнуть, что сравнение эффективности  работы предприятий, входящих в финансово-промышленные группы, и независимых средних  компаний в методическом плане представляет собой крайне сложную задачу. Авторы доклада правы в том, что стремились учесть в своем анализе факторы  отраслевой специфики и эффекта  масштабов производства: без таких  поправок крупнейшие бизнес-группы, сконцентрированные в сырьевых отраслях, однозначно будут  демонстрировать весьма высокую  эффективность, которая непосредственно  не связана с их собственной деятельностью. Однако дальнейший анализ полученных данных, "очищенных" от отраслевого  и иного влияния, может давать весьма различные результаты в зависимости  от выбора базовых показателей для  исследования эффективности. 

Судя по опубликованному  тексту (в котором дано лишь весьма общее описание использованной методики), мы можем предположить, что в итоге  основное внимание уделялось фактору  рентабельности (нормы прибыли). В  этом случае полученные результаты вполне ожидаемы: в нормальной рыночной экономике  рентабельность среднего и малого бизнеса, успешно выживающего в конкурентной борьбе, должна быть выше, чем крупных  компаний. Кроме того, следует учитывать  такую характерную для крупных  компаний особенность, как трансфертное ценообразование с занижением доходности "производственных" единиц и переводом  прибыли в существенно более  мелкие торговые и финансовые структуры. Причем это не является исключительной чертой именно российского крупного бизнеса. Однако все перечисленные  и достаточно естественные для рыночной экономики факты ничего не говорят  о реальной эффективности производства и сравнительном потенциале крупного, среднего и малого бизнеса, а также  о возможностях интегрированных  бизнес-групп по переливу капитала и диверсификации производства. 

Именно здесь - в  инвестиционных возможностях и маневрировании капиталом - содержатся потенциальные  преимущества бизнес-групп, которые  пока остались за рамками доклада  экспертов ВБ и лишь в какой-то мере анализируются в последних  российских исследованиях. Так, в работах  коллектива под руководством А. Дынкина(7) была показана тенденция к увеличению доли обрабатывающих производств в  деятельности групп, сконцентрированных на экспорте и переработке сырья. Например, у "Базового элемента" , опирающегося на алюминиевый и лесобумажный бизнесы, растет доля машиностроения - до 22% в выручке группы и до 54% в занятости (2002 г.). У группы "Интеррос" за счет развития энергомашиностроительного холдинга "Силовые машины" доля машиностроительных производств в выручке повысилась с 5% (1998 г.) до 8% (2002 г.). 

Однако угроза "чеболизации" , о которой пишут многие отечественные  и зарубежные критики российского  капитализма, пока преувеличивается. Перелив  капитала внутри групп носит спорадический  немасштабный характер и в большей  степени напоминает диверсификацию активов собственников бизнес-групп (включая и вывод активов), чем  системный подход к диверсификации развития самих финансово-промышленных конгломератов. Скорее пока можно наблюдать  лишь усиление тенденции к консолидации бизнес-групп, а также избавление от непрофильных, неперспективных активов, что является естественным способом повышения эффективности группы в целом(8). 

Рассуждая об угрозах  монополизации российских рынков национальными  ФПГ, эксперты Всемирного банка как-то забывают о том, что в отличие  от ситуации 1991 г. в России в 2001 г. сложилась  открытая экономика. И степень этой открытости вряд ли сильно повысится  даже после вступления страны в ВТО. Это, в свою очередь, означает, что  крупнейшие отечественные компании, даже контролируя 70-80% продаж в России, как правило, ничего не смогут навязать своим потребителям, поскольку, по меркам глобального рынка, они являются весьма средними фирмами. 

Приняв на вооружение стандартные рекомендации Всемирного банка, мы можем так и не дать шанса  нашим компаниям повзрослеть  и превратиться в серьезных конкурентов  на мировом рынке. Конечно, из этого  не следует, что надо любой ценой  выращивать так называемых "национальных чемпионов" и прежде всего за счет сохранения отсталости большей части  бизнеса. Необходимо не столько усиление антимонопольной составляющей экономической  политики (не говоря уже о радикальных  рецептах разделения крупных компаний), сколько стимулирование созидательной  конкуренции, а также слияний  и кооперации фирм, тем более что  уровень концентрации производства, по признанию самих специалистов Всемирного банка, у нас невысок. 

Если использовать спортивные аналогии, конкурентоспособная  национальная экономика опирается  как на ряд "национальных чемпионов" в определенных рыночных нишах, так  и на высокий средний уровень  предприятий, из числа которых могут  рекрутироваться новые "чемпионы". Государство в этом "чемпионате" не только выступает как рефери, устанавливающий правила и следящий за их соблюдением, но и играет роль тренера, индивидуально работающего  с перспективными спортсменами, коль скоро рынок частных тренеров не развит. Во всяком случае, нельзя поддерживать спортивную форму только за счет заниженного  валютного курса, тем самым искусственно удерживая страну в "легкой весовой  категории" , или экспериментов  по реформированию государственной  административной системы (правил судейства  и состава самих судей).