Институциональный анализ китайской модели

В то же время нельзя не признать правоту тех, кто считают, что многие события китайской действительности имеют всего-навсего квазирыночные формы, отличаясь от аналогичных явлений в рыночных экономиках. Так, расширение хозяйственных прав регионов обернулось созданием системы «административной децентрализации», когда модель управления с макроуровня была транслирована на уровень регионов. Показательно, что акционерная собственность в китайских условиях не тождественна частной (как полагают многие западные эксперты), поскольку сохраняется государственное участие в распределении получаемого дохода и государственные органы имеют право вмешиваться в процесс принятия управленческих решений. При достаточно жестком контроле со стороны административных учреждений предоставленные акционерных предприятиям права зачастую остаются только на бумаге. Прежде всего, это касается состава управленческого персонала, который формируется по указке свыше. Участвуя в капитале акционерных предприятий, государство получает возможность контролировать их деятельность даже в тех случаях, когда не владеет контрольным пакетом акций. Сами корпорации многими в Китае рассматриваются не только как субъекты рыночных отношений с определенным юридическим оформлением, но и как устойчивые общности людей, выполняющих определенные производственные и социальные функции в соответствии с общегосударственными интересами, иначе говоря, как разновидность совместной (общественной) собственности. Фактически право собственность продолжает оставаться раздробленным, и государственные дивиденды не получили своего собственного кругообращения. Созданные государственные холдинги сохраняли в значительной мере прежний характер административный организаций.

В этом отношении интересны оценки складывающейся структуры собственности в современном Китае. На наш взгляд, следует согласиться с Э. де Сото, что «собственность — это не активы сами по себе, а согласие между людьми по поводу того, как следует этими активами владеть, как их использовать и как обмениваться» (Де Сото, с. 159). Другими словами, речь идет об отношениях собственности, или об институтах. В конечном счете отношения собственности формируются не по желанию или воле людей или руководителей, но таким образом, что трансакционные издержки (издержки формирования новых отношений) приводят в конечном счете к экономии трансформационных издержек (издержек функционирования), т. е. позволяют более эффективно организовать производство и достигать общественной экономической выгоды. Какие же отношения характеризуют новые разнообразные формы собственности – коллективную, акционерную и др. – в китайской модели? Большинство зарубежных исследователей (в России и западных странах), отмечая неопределенность новых форм, склонны, как отмечалось, считать их формами частной собственности (см. например, Авдокушин, с. 80). Статистический анализ китайских источников не содержит точных указаний на природу отношений собственности. В то же время прямые контакты с китайскими специалистами, показали, что по сути такие формы собственности, как государственная, коллективная, акционерная с участием государственных структур и т. д. — соответствуют по принципам своего функционирования условной верховной собственности, и она доминирует в Китае. В 2004 г. она составляла 91.8% , по данным из доклада Гао Пейонга, заместителя генерального директора Института экономики финансов и торговли АОН КНР на VI Российско-китайском симпозиуме «Государство и рынок», Екатеринбург, 6–7 июня 2005 года. Роль верховного уровня управления, определяющего правила и условия функционирования всех этих видов собственности, выполняют либо центральные, либо региональные, либо местные (уездные, волостные и др.) органы.

Далеко продвинувшись по пути экономического прогресса, Китай, строго говоря, пока не полностью преодолел свою экономическую отсталость и значительно уступает государствам «первого эшелона модернизации» по показателю душевого производства ВВП (даже в пересчете по паритету покупательной способности). Создав мощную индустриальную базу, он пока не завершил целиком этапа индустриализации, а по многим структурным показателям (доля сферы услуг в ВВП, доля занятых в сельском хозяйстве) он не вышел за рамки аграрно-индустриальной страны. Страна продолжает испытывать мощное демографическое давление и сталкивается с большими различиями между городом и деревней. По степени урбанизации (около 30%) Китай значительно отстает от среднемирового уровня. При всех своих успехах в деле модернизации он во многих областях, в частности, в сфере образования, здравоохранения и науки, еще весьма далек от нормативных, показателей страны с современной экономикой. Захватив крупный сегмент мирового рынка потребительских товаров, Китай испытывает немалые трудности как в импорте, так и в экспорте продукции высокой технологии. На мировом рынке капиталов он остается в положении «реципиента», привлекающего инвесторов дешевизной своей рабочей силы.

4. Перспективы и прогнозы  развития китайской модели

Очевидно, что наши страны-соседи (Россия и Китай), пройдя в одном случае более короткий, а в другом более длинный путь к рынку, приняв аргументы Вашингтонского консенсуса или отказавшись от них, оказались на данный момент в такой точке бифуркации, когда вновь приходится делать «судьбоносный» выбор: надо ли продвигаться к рынку с прежней решимостью, разумно ли «задержаться и призадуматься», а может быть стоит немедленно приступить к корректировке прежней стратегии развития.

4.1. Направления развития  в планах китайских реформаторов

Ответ на вопрос: «По какому пути пойдет Китай?» остается дискуссионным. Многие западные аналитики обсуждали развертывание в Китае «нормальной» приватизации при постепенном преодолении «идеологической аллергии» в отношении самого этого понятия, полагая, что рыночная трансформация китайской экономики повлечет за собой изменения в политической сфере и завершится созданием демократических политических институтов западного толка и фактической капитализацией страны. Такие высказывания в полной мере согласуются с трактовкой окончания «холодной войны», ознаменовавшейся распадом Советского Союза, как полной победы западной мировой системы и одновременно либеральной экономической концепции, а также англо-американской модели демократии. Новая «постсоветская» международная ситуация до недавнего времени выглядела не только как уничтожение биполярности мира и разрушение альтернативности мировых систем, но и как победа: Запада над Востоком, рыночной системы над плановой, капитализма над социализмом, индивидуализма над коллективизмом, либерализма над этатизмом, вестернизаторской культуры, в том числе политической, над всеми другими.

Однако такого рода оценки разделяют далеко не все. О «пределах» развития Китая по западному пути писал в 2006 году профессор Университета Париж-7 Франсуа Жюльен. Он предложил свести воедино философский подход и изыскания китаеведов и обратиться к проблеме стратегических целей современного Китая, учитывая дуализм китайского менталитета (он говорит о «двойной клавиатуре»). По его мнению, китайцы при широком обращении к западному опыту оставляют за собой возможность вернуться к собственной системе, которая складывалась на протяжении тысячелетий (Жюльен). Другими словами, в Китае сохранится доминирующее положение исторически присущих ему институтов Х-матрицы

Накануне ХХ1 века многие китайские деятели также отдавали себе отчет в реальности вестернизации страны отнюдь не с положительным знаком. Высказывались мнения, что Китай слишком увлекся наращиванием размеров «экономического пирога» и созданием рыночных отношений, пожертвовав в погоне за экономическим ростом и «модернизацией» своей естественной средой, многими своими традициями, прежде всего традициями семьи и нравственности, допустив отставание темпов повышения жизненного уровня и развития социальной сферы, поляризацию общества. В конечном счете, китайская реформа, якобы, отклонилась от провозглашенной цели построения социалистической рыночной экономики, подверглась сильному влиянию неолиберализма, рыночная эффективность была поставлена выше распределительной справедливости.[8] Официальной линии на «смешанное» развитие Китая со значительными уступками рыночным отношениям во внутреннем и внешнем плане все больше решительно противостояли защитники китайского варианта социализма с ограниченным «допущением» капитализма исключительно в целях активизации всех факторов экономического роста.

Решения политических форумов последних лет свидетельствуют о том, что Китай подошел к очередному водоразделу своей истории и истории своей хозяйственной реформы. Многочисленные данные и материалы свидетельствуют о том, что Китай готов предпринять решительные действия по исправлению допущенных просчетов и восстановлению традиционных форм политической организации и конфуцианских моральных принципов. Позиция нового руководства была четко выражена на проведенном в октябре 2003 г. 3-ем пленуме ЦК КПК 16-го созыва, который в продолжение традиции особой значимости третьих партийных пленумов сформулировал основные принципы нового развития - сбалансированного (сецюй ), всестороннего (цюаньмянь ), устойчивого (кэчисюй ). Узкая направленность на количественные параметры роста начала постепенно вытесняться понятием «оптимального» и «качественного» экономического роста, что подразумевает широкое привлечение достижений науки и техники, совершенствование отраслевой и региональной структуры производства, снижение себестоимости, повышение эффективности производства и качества продукции.

Состоявшийся в октябре 2005 г. 5-й пленум ЦК КПК 16-го созыва дал уже более развернутое определение новой концепции развития - сбалансированного, устойчивого, гармоничного, которая была закреплена в решениях 6-го пленума 2006 г., определившего цель построения социализма – гармоничное общество. Углубление рыночных реформ теперь понимается как создание социально ориентированной рыночной экономики, если использовать западную терминологию, или как полное построение общества «сяокан » в духе известной идеологемы традиционного Китая, получающей сейчас новую трактовку. Воплощая в себе конфуцианский принцип «человечности» и одновременно новое понимание роли творческой личности в общественной жизни, «сяокан » (малое благосостояние) означает ликвидацию бедности, доступность для каждого благ цивилизации, наполнение жизни богатым духовным содержанием. Это требует другой расстановки акцентов в экономической политике, отказа от остаточного принципа при финансировании образования, здравоохранения и культуры, изменения структуры национального дохода в пользу потребления.

Поставленный уже в 2004 г. и закрепленный в решениях ХУП съезда КПК в 2007 г. лозунг «строительства социалистического гармоничного общества» можно рассматривать как заявку на новую модель развития, нацеленную на более решительные действия по интенсификации экономического роста в условиях обострения ситуации с природными ресурсами и международной конкуренции.

Из множества диспропорций, которые предполагается ликвидировать в первую очередь, выделяются пять главных («угэ тунчоу » - пять дихотомий): между экономическим и социальным развитием, между городом и деревней, между приморскими и внутренними регионами, между человеком и природой, между внутренним развитием и внешней открытостью. Учитывая огромное население страны, тяжелую экологическую обстановку, в новую экономическую модель, предстоит заложить мобилизацию всех резервов роста, охрану природной среды, отказ от идеалов потребительского общества, повышение престижа духовной и интеллектуальной сфер. Новая модель предполагает сохранение государственного контроля, сокращение региональных диспропорций и ослабление зависимости экономического роста от экспорта.

Из традиционной теории управления, построенной на тесной взаимосвязи объективных законов и субъективного фактора как умения воплощать эти законы в жизнь, в настоящее время китайские управленцы выделили для себя следующие адекватные поставленным задачам принципы. Они включают в себя постепенное движение к цели, предпочтение компромисса (принцип «золотой середины»), особо важную роль управляющего, служащего «общему процветанию», привлечение к решению текущих задач всех работников предприятия, что называется «мягким управлением». О главной сути реформирования системы управления известный китайский экономист Ху Аньган пишет так: «Крайне важно для Китая качество управленческих решений и всего административного аппарата. В первую очередь надо покончить с традиционным мнением, что правительство является единственным органом управления всей страной, надо подключать к управлению общественные организации, включая хозяйственные организации, различные ассоциации, самих граждан. Правительство должно налаживать связи с обществом, вместо прежних отношений контроля и подчинения создавать новые отношения партнерства и сотрудничества. Целью успешного управления является максимизация общественного благосостояния через наиболее рациональную аллокацию общественных ресурсов. Второй крайне важный момент - перекрыть истоки коррупции, сделать правительство народным правительством, чистым и бескорыстным, а правительственных чиновников - настоящими слугами народа. Третий момент - осуществление «революции прозрачности», вывести правительство из тени, чтобы простые люди знали, каковы доходы членов правительства и как они их расходуют».[9]

4.2. Китайская модель как  «социалистическая смешанная экономика»?

На примере китайской модели анализа «Свой путь», которому следует Китай, одновременно вбирает в себя идеи свободного рыночного хозяйства и социальной справедливости. Это приближает его к капитализму по методам рыночного регулирования, но сохраняет отличия от капитализма в виде иного характера субъектов товарных отношений и иной регулирующей роли государства. Это дает основание говорить о китайской «социалистической смешанной экономике» с присущей ей институциональной и организационной спецификой как особого переходном общественном строе, который можно рассматривать как разновидность «рыночного социализма». В понятиях же марксистской терминологии китайскую модель можно назвать китайским «изданием государственного капитализма» (Буров, с. 39). «Рыночный социализм» роднят с государственным капитализмом такие черты, как многоукладность, внушительное государственное вмешательство в экономику, сращивание государственной бюрократии и делового сообщества в рамках административной вертикали и централизованной структуры.

Присущие китайской переходной системе черты конвергентности делают ее уязвимой для перекрестной критики – и за «имитацию: социализма, и за глубинную капиталистическую сущность. Критики «справа» видят, прежде всего, половинчатость преобразований в рамках «рыночного социализма», их «несистемный характер» и утверждают недолговечность этой модели, которая тормозит переход к «цивилизованному» рынку. Неудивительно поэтому, что многие западные аналитики называют китайское общество «капитализмом с китайской спецификой. Критики «слева» убеждены в перспективе неуклонного «сползания» Китая на принципиально другую траекторию развития, а именно ту, что олицетворяет западная капиталистическая модель, что китайский псевдосоциализм будет все больше воспроизводить беды, свойственные капитализму, а именно: неравенство в доходах и благосостоянии; негативные эффекты, связанные с разрушением окружающей среды; коммерциализацию общества и стремление к беспрестанному наращиванию индивидуального потребления; макроэкономическую нестабильность, включая безработицу и инфляцию; недопроизводство общественных благ. С этой критикой «рыночного социализма» солидаризируются и российские ученые марксистской ориентации: «Говоря о рыночном социализме, на какой бы позиции мы не стояли, мы всегда должны учитывать, что рыночные отношения всегда порождают определенные (а именно – не- и анти-социалистические) социальные последствия. Мы можем говорить о том, что их надо ограничивать, регулировать и т.п., но важно подчеркнуть: мы признаем, что рынок порождает определенные социальные тенденции, и мы их считаем не социалистическими. Далее, в любом случае мы можем признать, что рынок порождает моральный, нравственный климат, который, вообще говоря, не является социалистическим» (Бузгалин).