Автор работы: Пользователь скрыл имя, 13 Октября 2009 в 16:34, Не определен
Я не могу примириться с мыслью, что человечеству приходит конец. Легко сказать, что человек бессмертен лишь потому, что он все преодолеет; что даже если бы пробил и замер последний удар на часах судьбы из-за ничтожной крупицы элемента, который облаком расплывется и недвижимо застынет в багровом отблеске последнего умирающего заката, то и тогда будет еще слышен один звук — звук слабого бого неиссякающего человеческого слова. Я отказываюсь допустить это. Я верю, что человек не только все превозможет. Он победит. Он что среди живых существ только ему дано неиссякающее слово, а потому, что ему дарована душа, бессмертен не потому, способная жертвовать, сострадать, терпеть.
Содержание
В ноябре 1950 года американскому писателю Уильяму Фолкнеру была присуждена Нобелевская премия. В связи с этим он произнес речь, в которой ярко обрисовал высокие задачи, стоящие перед молодыми писателями. Его речь имеет прямое отношение и к начинающим ораторам.
Я не могу примириться с мыслью, что человечеству приходит конец. Легко сказать, что человек бессмертен лишь потому, что он все преодолеет; что даже если бы пробил и замер последний удар на часах судьбы из-за ничтожной крупицы элемента, который облаком расплывется и недвижимо застынет в багровом отблеске последнего умирающего заката, то и тогда будет еще слышен один звук — звук слабого бого неиссякающего человеческого слова. Я отказываюсь допустить это. Я верю, что человек не только все превозможет. Он победит. Он что среди живых существ только ему дано неиссякающее слово, а потому, что ему дарована душа, бессмертен не потому, способная жертвовать, сострадать, терпеть.
Речь есть нечто большее — это должен понять изучающий ее, — чем механически производимый ряд звуков, который выражает мимолетные наблюдения и настроения, занимающие в данную минуту того, кто говорит. Речь — это человек целом. Каждое высказывание и фактически и в сознании воспринимающего ее представляет собой мгновенное раскрытие всего опыта характера, намерений и чувств человека.
Впрочем, несмотря на важное значение, придаваемое Фолкнером духу и мысли, кроющимся за «неиссякающим словом», речь — основной рычаг человеческого мышления. Без способности организовать мысль посредством слова человек не мог бы рассуждать и развиваться в организованное социальное существо. Речь — неотъемлемая часть характера и самым широким образом определяет личность. Она в наши дни более, чем когда-либо прежде, представляет собой главное средство, с помощью которого люди живут вместе и сотрудничают в местных, национальных и даже международных масштабах. Для мира перед нависшей опасностью слово будет тем средством, которым люди добьются победы, если оно восторжествует.
Следовательно, существует полная взаимозависимость психики и речи. Не только побуждения, которые вызывают и направляют речь, но и ее влияние на слушателя и самого оратора столь же глубоки, как человеческий характер и мысль. Этот факт должен создать у учащегося незыблемую уверенность в своих силах, как ни мал его опыт, ибо аппарат речи действует главным образом в зависимости от силы и качества идей, приводящих его в движение. Если они неясны, робки или безразличны, аппарат речи будет сдавать по всем линиям: дыхание будет прерывистым и поверхностным, голос — монотонным, язык станет заплетаться. Живые, яркие мысли и властная потребность поделиться ими приведут весь механизм речи в боевую готовность. Первый вопрос для большинства начинающих ораторов заключается не в их способности к публичному выступлению. По общему правилу, потенциально такая способность имеется у всех. Их первый, всецело оправдывающий себя долг — иметь что сказать и иметь глубокую потребность выразить это.
Учащегося не должно смущать изречение Эмерсона: «То, что ты представляешь собой, настолько подавляет меня, что я не слышу, что ты говоришь». Студенческая молодежь недооценивает возможностей своего личного влияния на аудиторию, и это весьма характерно. Молодые люди часто ссылаются на робость и застенчивость как на причины своего нежелания выступать или своих бездушных выступлений. Выступления могут и должны развивать характер. Биографии великих ораторов и артистов раскрывают поразительную перемену, происходящую в них к зрелым годам: перемену от робости к уверенности в себе, от поверхностного к глубокому. Джон Уэзли — замкнутый в себе студент-книголюб в годы пребывания в Оксфордском университете — ничем не обещал развернуться в того Джона Уэзли, чья страстность проповедника оказалась в его эпоху фактором громадного влияния. Не многие, кто видел Сарру Сиддонс в дебюте на лондонской сцене, могли бы сказать, что после ряда лет напряженной работы на провинциальной сцене она покорит Лондон и весь мир как одна из величайших трагедийных актрис всех времен. Больше того, часто случается, что люди, стеснительные в простой беседе, при публичном выступлении обнаруживают такую уверенность в себе, которую ни они сами и никто другой даже не подозревали. Ваше обучение искусству речи должно идти рука об руку с серьезными усилиями стать тем, кем вы можете и должны быть.
«Поделиться мыслью — значит умножить ее силу». Всякое высказывание — следствие одной из двух причин или их сочетания: потребности выразить свои чувства и желания поделиться мыслью. Различие этих причин приводит часто к большой путанице. Мы вздыхаем, стонем, плачем и смеемся не для того, чтобы поделиться с окружающими, а чтобы получить облегчение или удовлетворение от выражения своих чувств, подобно тому, как собаке приятно лаять и вилять хвостом. По той же причине мы произносим многие слова, вроде «ах боже» или «много ты знаешь», которые представляют только чувственные реакции, но никоим образом не речь. В широком смысле слова к ним можно отнести замечания о погоде и малозначащий разговор только для соблюдения приличий. Это лишь способ наладить удобные отношения с окружающими. В действительности речь должна быть выражением личности в том смысле, что она раскрывает ее во всей полноте переживании. Простое выявление своих ощущений следует отличить от главной функции речи — делиться мыслями. Разумное устное общение коренным образом отличается от письменного. Оно во многих отношениях более жизненно. В нем есть лицо говорящее и есть слушатели, занятые обсуждением особого вопроса по тому или иному поводу. Речь не обращена в пустоту. Если ее произносить как бы в пространство, она неизменно теряет характер подлинного общения.
Развивать в себе ощущение речи как взаимного общения, в котором мысли, слова, манеры постоянно приспособляются к слушателям, — первое насущное требование к оратору. Пока он не почувствует присутствие живых людей с их нуждами, запросами и тревогами, он не познает мощь настоящего, живого слова. Если он стремится к этому, результатом будут — при еще незначительной практике — целесообразная организация идей, надлежащие слова, голос и манеры. Люди с ярким проявлением чувств умеют поддерживать подлинное общение в частной беседе. Им нужно только применить эту способность при выступлении перед аудиторией.
Для публичного выступления требуются те же данные, что и в обычном разговоре. И все же многие обнаруживают робость, когда их просят выступить... «Да чтоб я смог сказать речь?» Абсурд! Ведь они ежедневно произносили целые речи, начиная со второго года жизни. Большинство неопытных ораторов, когда приходится обращаться к аудитории, считает необходимым вести себя так, словно успех зависит от того, насколько далеки будут их язык, жесты, голос от обычных, приобретенных за годы разговорной практики. Но ничто так не вредит успеху. Для подобного представления о публичном выступлении характерны, например, неестественная поза, отсутствующий взгляд, банальности и заминки вроде:
Мне выпала... э... выдающаяся честь обратиться... э... к вам по данному поводу. Проблема, стоящая перед вами... э... э... — это тема, близкая нашим сердцам... то есть... разуму и сердцу...
На публичную речь больше уже не смотрят как на изящную словесность; подобно всякому устному общению, она — средство достижения цели, а не самоцель. Следовательно, ни у кого, даже у профессионального оратора, нет оснований считать, что он как бы выставлен напоказ. Внимание направлено всегда на то, что должно быть сказано, а не на самого оратора.
Публичная речь должна обладать качествами хорошего собеседования с некоторыми поправками в отношении голоса, манер и темы для полного соответствия обстановке выступления. Каковы отличительные черты непринужденной беседы? Понаблюдайте внимательно двух-трех интеллигентных людей, занятых обсуждением интересной темы. Здесь нет и следа застенчивости; здесь полная серьезность и прямолинейность; один смотрит другому прямо в глаза, фигуры склоняются друг к другу; вспыхивающий взор, мимика, движения головы, плеч, рук, кистей подчеркивают их замечания. Чувство общения, связывая собеседников, подобно электрическому току, поддерживает их взаимное внимание.
Закройте глаза, прислушайтесь к звукам. На вас произведет впечатление широкий диапазон их высоты, звучности, темпов и несомненный ритмический характер. Наиболее значительные слова произносятся громче, уступая место сдержанному звучанию. Здесь много коротких фраз, включая вопросы, восклицания, но слышны и длинные предложения с соразмерными паузами. Это есть разговор по душам... Молодые люди студенческого возраста могут смело начать с него. Где бы ни возникали подобные беседы, они — наилучшее в нашем жизненном опыте. Мы дорожим ими, годы спустя ясно вспоминаем, что было сказано, и снова находимся под впечатлением идей, которыми когда-то обменялись.
Но что нередко происходит с силой живого общения, когда приходится выступить перед аудиторией? Здесь те же элементы: захватывающая тема, слушатели в ожидании, перед ними оратор, все у него наготове. Но нет какой-то искорки, что-то
расхолаживает, нет подъема. По общему правилу, трудность положения нельзя объяснить только одним обстоятельством. Отчасти это результат монотонного голоса или невыразительного взгляда, устремленного не на слушателей, но в окно, на потолок или на пол. Может возникнуть ощущение, что выступающий говорит не свое, а что-то подхваченное на лету и даже не особенно занимающее его. Через минуту-две слушатели устало откидываются на спинки стульев или начинают возню, и тогда только что-нибудь ошеломляющее может спасти положение. Но это случается редко.
Располагает ли оратор, выступающий перед аудиторией, теми возможностями, какими обладает интересный собеседник? В некотором смысле, пожалуй, нет. Аудитория обычно шире, чем группа, поглощенная беседой, и оратор должен заинтересовать большее число людей. Обстановка почти всегда более официальная, и оратор менее знаком со слушателями. Поэтому свои замечания он делает с осмотрительностью. Здесь он должен остерегаться многих личных и неожиданно возникающих высказываний, которые помогают ему чувствовать себя непринужденно в частной беседе. Необходимость все время придерживаться предмета обсуждения — главная трудность, не встречающаяся в беседе. Присоединяются и чисто физическая проблема, как донести свой голос до всей обширной аудитории, и вполне понятная застенчивость у начинающих ораторов.
Впрочем, многие из кажущихся трудностей могут обратиться в преимущества. Ряды обращенных на вас лиц с выражением ожидания, которые вначале нагоняют страх, впоследствии станут вызывать воодушевление и ощущение силы. Самая необходимость говорить громче освободит оратора от чувства связанности и поднимет эмоциональный строй речи. В большой и сплоченной аудитории заразительность идей и чувств может стать значительным преимуществом для оратора, если он даст ей возможность проявиться. Человек в массе будет смеяться или плакать над тем, что не произвело бы на него никакого впечатления, если бы он был один.
Непрерывность изложения в публичной речи придаст ей исчерпывающий характер и все нарастающую мощь, которые невозможны в беседе. Кроме того, разговорный обмен мнениями только внешне отсутствует во время публичного выступления. Если оратор действительно будет обращаться к публике и говорить со слушателями, а не при них, он почувствует, как возникает взаимное общение. Каждый, кого вдохновило неодолимое желание выступить, — а только немногие не испытали этого, — вспомнит радостное чувство совместного творчества, хотя бы говорил только оратор. В итоге, если есть что сказать и потребность поделиться со слушателями, то почему нельзя выступить в официальной обстановке так же хорошо, как и в обычной?
Следовательно, понадобится лишь несколько довольно простых приемов, чтобы придать речи характер публичного выступления. По своему усмотрению вы будете считаться с ними в зависимости от каждого отдельного случая, как это делается в частной беседе. Всегда старайтесь избегать нарочитых манер заправского говоруна. Если обстановка более или менее неофициальная, держитесь попроще. Например, на деловом совещании или на заседании комиссии нет надобности говорить стоя. Если вы хорошо знакомы с вашими слушателями, язык будет проще; вы сможете обращаться к отдельным лицам, называя их по имени; в своих высказываниях вы станете прибегать к соображениям, возникающим на ходу, чаще, чем, например, в личной беседе с администратором, к которому вы обращаетесь за работой.
Эти указания не имеют специфического характера: не бывает ни тождественных положений, ни совершенно одинаковых ораторов. Индивидуальные особенности так же важны при общественных выступлениях, как и в частной жизни. Поэтому будьте самим собой. Стремитесь свободно выразить все наиболее действенное в вашей личности. Никогда не пытайтесь подражать манерам других ораторов. Притягательная сила большинства крупных ораторов в том, что они неповторимы.
Искренность и стремление к общению, как ни важна их роль, не могут заменить умения. Как сказал Джозеф Джефферсон — знаменитый американский актер прошлого столетия, — «про изнести яркую речь — одно дело, а произнести ее ярко — другое». Многие деловые люди и специалисты жалуются, что они не могут выразить при случае именно то, что имели в виду. Сколько у вас знакомых, умеющих свободно поддерживать беседу в нужном направлении? Сколько знакомых, обладающих способностью говорить с подъемом? А как часто вы чувствовали, что у вас рвется наружу мысль и только для того, чтобы показаться на свет в искаженном виде? Правда, люди без предварительной подготовки к публичным выступлениям, если они прониклись сильным убеждением, могли говорить красноречиво и увлекательно. Но такие случаи редки.