Влияние декабристов на развитие Забайкальского края

     Но особенной талантливостью  почти во всех областях технической  и умственной деятельности отличался  Николай Бестужев, который был  одинаково искусным механиком,  портным, сапожником, литейщиком, художником и писателем. Он изобрёл печь нового устройства, много работал по усовершенствованию хронометров (особый вид часов, отличающихся необыкновенной точностью), для проверки которых по звёздам он устроил обсерваторию с телескопом собственной работы, вёл образцовое огородничество, изучал местный край, изучал, между прочим, Гусиное озеро и проводил наблюдения над землетрясениями, которые так часто происходят в Прибайкалье.

     Поселенные в Селенгинске декабристы  занимались, кроме того, обучением  детей селенгинских обывателей, благодаря чему тамошняя, а также и кяхтинская молодёжь выросшая под влиянием декабристов, в течение многих лет носила на себе отпечаток этого благотворного влияния.

     Вообще Бестужевы и Торсон  много способствовали поднятию  Селенгинска, маленького захолустного городка, в умственном и экономическом отношениях.

     Поселенный в Петровском заводе  И.И.Горбачевский был для Петровского  завода тем, чем были для  Селенгинска Бестужевы и Торсон. Высокие личные качества Горбачевского,  его доброта и светлый ум сделали его центром немногочисленного местного общества и снискали ему любовь и уважение всего местного населения. В образовавшемся около Горбачевского кружке читались русские журналы и книги, а также заграничные издания. Горбачевский получал между прочим "Колокол" и "Полярную Звезду" – журналы, издававшиеся в Лондоне Герценом. Особенно много в образовательном отношении получила от Горбачевского жаждавшая просвещения местная молодёжь. Горбачевский был источником света и знания и для самого юного поколения Петровского завода: он занимался с детьми своих знакомых и других обывателей, заводских служителей и канцеляристов. Гуманность Горбачевского выражалась и в его участливом отношении к ссыльнопоселенцам, которым он оказывал как моральную, так и материальную поддержку. Благодаря своему авторитету, Горбачевскому удалось остановить исполнение, совсем уже было состоявшегося приговора волостного общества о выселении из завода евреев.

     На заводе Горбачевский жил   собственном домике. У него была  небольшая мельница, приносившая чуть ли не убыток, так как в хозяйственные операции постоянно вмешивалась доброта и доверчивость Горбачевского. Купив зерно, он размалывал его и муку раздавал в долг жителям завода и окрестным крестьянам, при чем долги поступали туго, а то и вовсе пропадали. Поэтому в своём хозяйстве Горбачевский кое-как сводил концы с концами. Будучи человеком небогатым, скорее даже бедным, Горбачевский не мог отказать в помощи бедняку, который у него просил. Случалось, у него у самого не было ни гроша, тогда он занимал у кого-либо из знакомых рубль, два, три, пять… и давал просившему. Когда в апреле 1961 года была объявлена воля заводским рабочим, для Горбачевского открылось новое обширное поле деятельности. Он много и горячо хлопочет об устройстве нового быта вышедших на свободу рабочих. Развившееся вдруг среди рабочих, предоставленных самим себе, пьянство сердит его. Влияя на знакомых рабочих, он направляет решения волостного схода, посредничает между рабочими и заводским начальством.

     Горбачевский является также одним из ранних кооператоров Прибайкалья, потратив много усилий на открытие в Петровском заводе потребительской лавки, первой в Прибайкалье. Его же стараниями на заводе было открыто училище. В 1864 году Горбачевский был выбран в мировые посредники; это было официальный оформлением того положения, которое фактически он уже давно занимал в местной жизни.

     Горбачевский и на поселении  остался верным мятежному настроению  своей юности и сохранил непримиримость и резкость ко всему, что было связано со старым порядком. Он никогда не считал дело декабристов ошибочным и всегда сожалел о его неуспехе.

     Высоко гуманным характером отличалась  также деятельность декабриста  М.К.Кюхельбекера, поселенного в  Баргузине. Он устроил в своём  доме больницу и с успехом лечил всех обращавшихся к нему местных жителей. Эта бескорыстная и самоотверженная работа снискала ему огромную популярность, любовь и уважение со стороны населения баргузинского района, тем более что в ту эпоху официально организованной медицинской помощи сибирскому населению совершенно не было.

     Неудачно сложилась жизнь на  поселении декабриста М.Н.Глебова.  Водворенный в Кабанске, вдали  от товарищей декабристов Глебов, находившийся при том в тяжелых  материальных условиях существования, скучал и жаждал освобождения. Дни его тянулись безотрадной чёрной полосой. Он умер в Кабанске в 1851 году насильственной смертью, будучи отравлен с целью ограбления.

     Пребывание на поселении в  Прибайкалье прочих декабристов  (братья Борисовы, Оболенский, Вильгельм Кюхельбекер, Шимков, Муравьёв), которые были потом переведены частью в Иркутский район, частью в Западную Сибирь, было слишком кратковременным, чтобы оставить заметные следы в местной жизни.

     Д.И.Завалишин, поселившийся в  Чите, известен как сельский хозяин-землепашец, пытавшийся привить более культурные формы земледелия, и как публицист, писавший обличительные статьи, направленные против политики гр. Муравьёва-Амурского. По его инициативе в 1852 году было основано селение Атамановка. Среди местного общества, Завалишин, человек научно-образованный, пользовался весом и уважением, оказывая обуздывающее влияние на местных администраторов. Обличительная деятельность Завалишина не прошла ему даром: он был выслан из Читы в Казань, а оттуда переехал в Москву, где и умер.

     Павел Васильевич Аврамов, бывший  на поселении в Акше, там и  скончавшийся в 1836-ом году, не  оставил по себе таких следов, как другие декабристы. В его  краткой биографии П.М.Головачёв  так характеризует го личность: "Аврамов был добрый, общительный, весёлый человек. Он помогал другим, заступался за невинных и пользовался общей любовью".

     Кроме М.С.Лунина, скончавшегося  в 1845-ом году в Акатуе и  Абрамова в 1836-ом году в Акше, в Забайкалье умерли следующие  декабристы: А.Н.Андреев (в 1831 году в Верхнеудинске, сгорел при пожаре), А.С.Пестов (в 1833 году в Петровско-заводском каемате), К.П.Торсон (в 1851 году в Селенгинске), М.Н.Глебов (в 1851 году в Кабанске), Н.А.Бестужев (в 1855 году в Селенгинске), М.К.Кюхельбекер (в 1857 году в Баргузине) и И.И.Горбачевский (в 1869 году в Петровском заводе).

     В Петровском же заводе скончалась: жена декабриста Н.М.Муравьёва  – Александра Григорьевна, Анна  Анненкова и младенец Фонвизин. В Селенгинске скончались: сын  М.А.Бестужева – Николай и Мария Николаевна Бестужева. В Чите – жена декабриста Д.И.Завалишина Апполинария Семёновна и младенец Софья Волконская. Вот в кратких словах главное, что мы должны здесь сказать о пребывании и деятельности декабристов в Забайкалье.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Княгиня некогда – раба теперь она,

И с мужем чёрный хлеб делить осуждена,

И стужу зимнюю, и тяжкие лишенья,

И чашу горькую труда и унижения.

Альфред де Виньи.

§7. Жёны декабристов.

"Строки истории – строки любви".

     Как известно, в Читинском остроге с февраля 1827 года по август 1830 года жили восемь жён "государственных преступников" – декабристов: А.Г.Муравьёва, Е.П.Нарышкина, А.В.Ентальцева, М.Н.Волконская, Е.И.Трубецкая, П.Е.Анненкова, А.И.Давыдова и Н.Д.Фонвизина.

     В печатных источниках вопрос о сроках пребывания этих добровольных узниц или обходится вообще, или сообщаются довольно противоречивые данные.

     Некоторые дополниельные данные  можно получить, знакомясь с материалами  государственного архива Забайкальского  края. Прежде всего, это документы, уточняющие некоторые даты прибытия и отъезда жён декабристов.

     По настоянию царя Комитет  принял постановление, по которому  "невинная жена, следуя за мужем-преступником в Сибирь, должна оставаться там до его смерти". А после смерти правительство не может "дозволить всем их вдовам возврат в Россию".

     Любящих женщин это не остановило. Первой отчаянно ринулась в неизвестность княгиня Трубецкая. Едва фельдъегерская тройка повезла на восток её мужа, как отправилась туда и Екатерина Ивановна. Отец ей дал в провожатые своего секретаря, карету и крепостную. Выездной экипаж не выдержал дальней дороги и буквально рассыпался в Красноярске. Екатерина Ивановна вместе с провожатым пересела в тарантас и двинулась дальше. Приехав в Иркутск, она отправила гражданскому губернатору Цейдлеру письмо-заклинание. Слова о чувстве любви к другу и желание соединиться с ним привели губернатора в замешательство. Высокая жертвенность не умилила его, а напугала. Он тут же "забил тревогу". Мол, декабристы, отправленные под Иркутск, могут через жён общаться с миром. Жены могут отправлять письма не через губернатора, как указано, а другими путями. И вообще "делать тому подобные самовольные поступки, которые и за строжайшим надзором предупредить не предстоит возможности". В общем, губернатор был прав – так потом всё и случится.

     Когда декабристов в срочном  порядке отправляли из-под Иркутска  в Благодатку, попытались сделать  это втайне от Трубецкой. Но  она об этом узнала (губернатор потом тщетно выискивал человека, который её предупредил) и примчалась в казачьи казармы, куда их свезли. После проводов стала настойчиво добиваться, чтобы ей разрешили поехать следом. Но Цейдлер уже имел повеление ни в коем случае не пускать жён декабристов за Байкал, "и встал непреодолимой стеной".

     Сначала он запугивал, что в  краю, где находятся тысячи каторжан, Трубецкой придётся жить с  ними в общих казармах. Она  соглашалась. "Без прислуги, без  малейших удобств!" – "Хорошо", – покорно отвечала она. 

     Тогда он заявил, что княгиня при этом должна письменно отказаться от всех видов собственного имущества. Даже того, которое ей может достаться по наследству – то есть она должна сделаться нищей. А если появятся дети, они поступят в казенные заводские крестьяне. Екатерина Ивановна с готовностью подписала такую бумагу.

      − Я готова ехать, – сказала  она.

     Не зная, что еще придумать,  губернатор перестал ее принимать.  Но она не отступилась, изо  дня в день являясь в губернское управление. Что было дальше, пусть лучше скажет её современник декабрист Розен: "Наконец, он решился употребить последнее средство: уговаривал, упрашивал, и, увидев все доводы и убеждения отринутыми, объявил, что не может иначе отправить ее к мужу как пешком с партией ссыльных по канату и этапам. Она спокойно согласилась на это; тогда губернатор заплакал и сказал: "Вы поедете!". К такому решению помог прийти губернатору и комендант Лепарский, который только что приехал из Петербурга. 

     И вот почти полгода – столько  времени ушло у Трубецкой на  уговоры – она со своей крепостной Авдотьей Пугачёвой и прислугой из наемного человека двинулась на восток. А навстречу ехало письмо от мужа, которое Бурнашев арестовал и отправил в Петербург, в III Отделение. В нём Сергей Петрович писал ей из Благодатского рудника, что там "находят нужным содержать нас ещё строже, чем мы содержались в крепости"… "Три человека солдат не спускают с меня глаз, и когда я должен выходить из неё, то часовой с примкнутым штыком за мною следует".

     Трубецкой пытался предупредить  жену, что "ты еще не видывала таких тесных, низких и бедных изб, каковы здесь. Кроме того, истинно должна будешь быть в нищете, ибо многих из самых простых даже потребностей в жизни не достанешь здесь ни за какие деньги. А если что можно достать, то за такую цену, что скорее можно согласиться без них обойтись". Однако если бы Екатерина Ивановна это письмо получила, оно бы не остановило её. Её беззаветная любовь к мужу была выше любых преград. В графском доме её отца был известный высшему свету салон, в нём она ходила по мраморным плитам, которые когда-то принадлежали римскому императору Нерону. А тут она готова была спать на холодном, щелястом полу, лишь бы быть ближе к другу. Она была связана с мужем не только узами брака, но и дружбы, единомыслия. Розен говорил  ней: "Екатерина Ивановна Трубецкая была не красива лицом, не стройна, среднего роста, но когда заговорит,– так что твоя краса и глаза, просто обворожит спокойным, приятным голосом и плавною, умною и доброю речью, так всё слушал бы её. Голос и речь были отпечатком доброго сердца и очень образованного ума от разборчивого чтения, от путешествий и пребывания в чужих краях, от сближения со знаменитостями дипломатии".

     Судьба Трубецкой причудливо  переплелась с судьбой Волконской  и Муравьёвой. Эти женщины выехали в Сибирь несколько недель после Трубецкой. Поэт Вяземский так отметил это в своём письме из Москвы: "На днях мы видели здесь проезжающих далее Муравьёву-Чернышеву и Волконскую-Раевскую. Что за трогательное и возвышенное отречение! Спасибо женщинам: они дадут несколько прекрасных строк нашей истории".

     Они дали прекрасные строки  не только для истории, но  и для литературы. Волконской  и Трубецкой Некрасов посвятил  поэму "Русские женщины". Написана  она была через 13 лет после  их отъезда в Сибирь. Любимой книгой поэта были записки декабриста Розена.

     Посвятил Некрасов поэму и  Трубецкому, называется она "Дедушка". Поэт написал её, когда Сергей  Петрович был ещё жив. А продолжение  "Русских женщин" хотел посвятить  Муравьёвой. В нём он предполагал  описать многострадальную жизнь в Чите и в Петровском заводе. Но не успел: остались лишь черновые наброски.